«Почтительно и с любовью»

О том, как Государственный Эрмитаж намерен отметить юбилей Петра, в чем уникальность первого российского императора, а также о своем отношении к нему «Историку» рассказал директор Эрмитажа, академик РАН Михаил Пиотровский.

В известном смысле они коллеги. Ведь помимо того, что Петр был императором, военачальником, кораблестроителем, плотником, токарем и прочая, прочая, прочая, он имел самое непосредственное отношение к музейной деятельности. Именно он основал первый в России музей — знаменитую Кунсткамеру, куда свез со всего мира самые невероятные диковины — от сложнейших механизмов до заспиртованных уродцев.

Первый музейщик

— Вы согласны с тем, что Петр I, помимо всего прочего, еще и первый российский музейщик?

— Конечно. И дело даже не только в том, что он основал Кунсткамеру — первый в России публичный музей. Петр много занимался вопросами, как бы мы сейчас сказали, музейного маркетинга. Отсюда — всем известная легенда, что он для того, чтобы привлечь посетителей в созданную им Кунсткамеру, приказал всем входящим туда выдавать по стопке водки. Давали в действительности водку или нет — этого никто, по-моему, точно не знает. Но сама по себе эта история говорит о том, что Петр понимал: сначала нужно завлечь в музей, а уж потом брать за это деньги с посетителей.

Некоторое время назад мы открыли очень интересную петровскую выставку — это китайские вещи, которые царь и покупал, и получал в подарок. И кстати, часто приказывал их зарисовывать, что также выдает в нем прирожденного музейщика. Кроме того, он заказывал вещи для своей коллекции. То есть занимался музейным строительством. Петр I заложил традицию: он основал Кунсткамеру, самую лучшую в тогдашней Европе; вслед за ним Екатерина Великая создала частную коллекцию произведений искусства, самую лучшую на тот момент; потом Николай I превратил эту коллекцию в общественный музей, Эрмитаж тоже самый лучший. И так далее. Но у истоков стоял Петр, безусловно…

— До Петра же никаких музеев у нас не было?

— Не было. Музей — чисто европейское изобретение. Оно родилось в Александрии, где возник Музеум, затем — в возрожденческой Италии, а в дальнейшем по всей Европе стали появляться кунсткамеры. Разного рода царские сокровищницы — это другое дело, это не в счет. Мы, музейные работники, ведем отсчет с Петра.

— Когда начала формироваться эрмитажная коллекция петровских предметов?

— Сразу после его смерти. Все началось с так называемой восковой персоны, которая была создана в те дни, — и сама идея ее создания свидетельствует о намерении современников сохранить память об этом великом человеке. Все понимали значение первого императора для страны, понимали, что надо запечатлеть, запомнить его образ, сберечь память. И дальше коллекция продолжала расширяться за счет подлинных вещей Петра. Огромную роль в этом сыграл Николай I: сохранение памяти об основателе империи было частью его общей идеологии формирования национальной исторической памяти.

Место памяти

— Экспонаты, связанные с жизнью Петра Великого, всегда были представлены в Государственном Эрмитаже. Это одна из важнейших традиций и задач музея — сохранение памяти о нем…

— Да, так было всегда. Хотя сама Петровская галерея немножко путешествовала по залам Эрмитажа (например, сейчас на ее первоначальном месте находится Галерея портретов Романовых), она никогда не переставала быть важной частью нашего музейного пространства. В какой-то момент решено было делать новую экспозицию — после того как мы обрели Зимний дворец Петра I. Его ведь не было очень долгое время. Вернее, он существовал, погребенный под зданием Эрмитажного театра. И одним из великих результатов реставрации театра стали раскопки, в ходе которых был открыт петровский Зимний дворец — последний его дворец, в котором он и скончался. Эта находка сразу все поменяла, потому что туда переехала часть экспозиции Галереи Петра Великого — переехали его станки, восковая персона… Я вообще считаю, что Зимний дворец Петра сам по себе является отдельным экспонатом. Его обнаружение стало важным шагом к сохранению памяти о нем.

Кстати, сейчас мы обсуждаем вопрос о том, как все-таки обозначить место смерти первого императора.

Восковая персона Петра I

— В каком смысле?

— В самом прямом. Он ведь умер в своем Зимнем дворце, но та часть здания, где он умирал, была срезана архитектором Джакомо Кваренги, построившим в 1780-х годах на месте петровского дворца Эрмитажный театр. Поэтому сегодня на том месте, где умирал Петр, — небольшой закуток с внешней стороны Государственного Эрмитажа, рядом с Зимней канавкой, где часто паркуют автомобили. Мы давно думаем, как увековечить память об этом месте. Сделать это внутри здания или снаружи? Наверное, все-таки мы установим какой-то памятный знак на улице, еще подумаем, как это лучше сделать…

Плотник, токарь, император

— Что стало основой той петровской экспозиции, которую открыли в начале этого года?

— Это та же самая Галерея Петра Великого, но теперь она сформирована по-новому. В том числе потому, что часть вещей переехала в Зимний дворец Петра. Сейчас уже открыты четыре зала. Планируется, что дальше эта экспозиция естественным образом будет переходить в залы, посвященные Елизавете Петровне. К концу года мы их тоже откроем. Это будет роскошное перетекание из Петровской эпохи и петровских реалий в елизаветинское время…

Ну и, конечно, поменялась концепция экспонирования. Прежде всего появились новые возможности витринные, и у нас сейчас в третьем зале главная вещь просто засверкала. Это паникадило, люстра, вырезанная из разных вариантов кости — слоновой, моржовой, панциря черепахи и т. д. Ее резал сам Петр с помощниками. В известном смысле это памятник ему самому — его трудолюбию, его любознательности, его стремлению все потрогать, все сделать своими руками. Мы реставрировали петровское паникадило, так что это еще и блестящий памятник реставрации. Нам удалось сделать витрину с хорошим светом, и люстра вся заиграла…

Люстра (паникадило) на 27 свечей, изготовленная при участии Петра I. 1723–1726 годы

— Вы рассказали про паникадило, а ведь рядом лежат и навигационные инструменты, и зубоврачебные… Это уникальный случай для того времени, чтобы монарх имел столь разные интересы?

— Я считаю, уникальный. С одной стороны, он был великий человек, который обладал потрясающей способностью все схватывать на лету, сочетавшейся с удивительной тягой все узнать, все увидеть, все запомнить. Ему все было интересно, и при этом он все понимал и быстро осваивал. С другой стороны, безусловно, все это соотносилось с самой эпохой. Это было начало эпохи Просвещения, когда в Европе всем все было интересно, когда узнавать новое было очень модно, когда люди из высших кругов интересовались наукой и видели в ней какие-то новые возможности для саморазвития. В этом смысле Петр был не один такой. Но при этом он, конечно, был уникальный человек — настоящий самородок, который все это, включая модные веяния своей эпохи, впитывал.

Кстати, мы постарались показать два образа Петра. Это и любимый еще с советских времен образ царя-работника, много чего умевшего делать своими руками. В том числе царя-плотника: здесь у нас и его плотницкая одежда, и инструменты. А справа другой образ — это император, царь, который ориентировался на роскошь Людовика XIV и построил свой Версаль, который заказывал себе костюмы в Париже по лекалам — сами лекала ему привозили из столицы Франции. На самом деле его поездка в Париж — это не путешествие в Амстердам, где он учился одновременно и зубы рвать, и строить, и всяким наукам, а поездка за разными вещами, за роскошью. Костюмы, которые он там себе приобретал, во всех смыслах дорогого стоят. Он был, в общем-то, щеголь, его французский камзол по новейшей моде сделан. Впрочем, у этого камзола такой отложной воротник, который был удобен только ему. То есть Петр, несомненно, следовал моде, но даже и тут делал так, как хотел сам.

Во втором зале у нас прекрасные батальные картины его эпохи, впервые, кстати, отреставрированные к 350-летию со дня рождения императора. Это ведь начало нашей батальной живописи. Здесь же замечательный портрет Феофана Прокоповича в архиерейском облачении — такой большой, хороший портрет, глядя на который начинаешь задумываться о том, что это был за человек такой — Феофан Прокопович…

В Галерее Петра Великого представлены портреты его сподвижников и мемориальные предметы, связанные с императором

— Он страшный на этом портрете!

— Очень страшный! Настоящий Торквемада, вы правы. Но этот портрет передает колорит эпохи, появляются новые акценты: время-то было непростое…

Первый зал делает акцент на имперскости. Седло Карла XII. «Полтавская баталия» кисти Луи Каравака. И коль скоро мы заговорили о Северной войне, обращу ваше внимание на то, как интересно порою меняются ситуации и оценки. Лет двадцать пять назад мы придумали и провели блестящую выставку и у нас, и в Швеции — «Петр Первый и Карл XII». Идея состояла в том, что уже прошло время и можно обо всех этих историях говорить спокойно: это уже эпические герои, которые когда-то были врагами. Нам это особенно легко было, потому что все равно победили-то мы. Но и в Швеции эта идея была очень хорошо воспринята. Тогда был такой период в шведской историографии, когда они благословляли Бога за то, что русские их разбили при Полтаве. Ведь в итоге Швеция утратила всякие имперские амбиции и стала обыкновенной или, как принято говорить в таких случаях, нормальной процветающей страной. Тогда шведы даже сделали некий интерактив для детей: им была предоставлена возможность сыграть в Полтавскую битву и понять, был ли шанс у Карла выиграть. Получалось, что никакой возможности победить у него не было: как ни играй, все равно не удастся одолеть русских. Сейчас такой совместный проект со Швецией не прошел бы. Шведская историография уже много лет занимает националистическую и антироссийскую позицию, как будто Полтавская битва только-только завершилась…

— Петр превратил Россию в великую державу, в империю, возложив на нее достаточно серьезно и фактически навсегда «имперское бремя». Как вы к этому относитесь?

— Как к исторической судьбе. Потому что Россия не Швеция, у нашей страны нет никаких естественных границ, и поэтому она обречена быть чем-то вроде империи — больше, меньше, в какой-то степени, но империи. Петр это осознал. Без этого она бы распалась. Впрочем, при всем величии его фигуры я все-таки, будучи воспитан по-марксистски как историк, думаю, что он действовал, подчиняясь некой логике исторического процесса.

Многополярность по-петровски

— Что еще в планах на этот год?

— Вообще у нас юбилейная программа большая, но, пожалуй, главным событием в конце года станет грандиозная выставка костюмов Петра. У нас в Старой Деревне есть новое хранилище костюмов, где созданы уникальные условия для показа царских нарядов. В Эрмитаже ведь огромная коллекция, причем мы очень много чего отреставрировали к юбилейному году. В том числе костюмы, которые считались руинированными, потерянными навсегда. Мы думали, что никогда их показывать не будем — это неприлично, невозможно — и ничего с ними сделать нельзя. Но оказалось, что можно при теперешних технологиях. И поэтому на выставке будет много костюмов, которые мы просто никогда не продемонстрировали бы в том виде, в каком они были. Так что это совершенно замечательная выставка, на которой будет представлено уже упомянутое нами сочетание простоты и шика, столь свойственное Петру. Там будут и очень странные костюмы — костюмы членов его Всепьянейшего собора, например.

— В основе выставки — костюмы самого Петра?

— Да, самого Петра. Сохранился громадный его гардероб. Кстати, костюмы царя-реформатора есть не только в Эрмитаже. Обычно все говорят про Елизавету Петровну: мол, у нее сотни платьев. Но от этих сотен платьев мало что осталось. А костюмов Петра очень много. Оцените сам момент: он умер, он уже почти святой, но поскольку в реальности церковные обычаи уже были немножко притуплены, то все это отразилось на посмертной судьбе вещей первого императора — началось собирание реликвий, связанных с ним.

Ну и недавно, как я уже сказал, мы открыли в Арапском зале выставку, посвященную Китаю. Она называется «Диковинный и дорогой Китай». Арапский зал — он тоже не просто так был выбран. Вспомните арапа Петра Великого, потомком которого был Александр Пушкин… На самом деле история с Абрамом Ганнибалом приобретает сейчас новые аспекты восприятия. На фоне того, что все в Европе и Америке каются в том, как они угнетали негров, петровская история предстает в совершенно ином свете. Такого почти не было в Европе. Примерно два года назад Исторический музей Амстердама делал выставку, как раз посвященную негритянским сюжетам, угнетению и всему прочему, и там все начиналось с портрета Ганнибала в роскошной одежде — не раба на плантациях или галерах, а ближайшего соратника русского царя. Поэтому Арапский зал.

Парадный костюм Петра I с лентой ордена Андрея Первозванного. 1724 год

Там будет серия небольших выставок — каждая по три месяца. Разные сюжеты. Та, что действует сейчас, — Китай. Потом будут «Дипломатические дары Петра» — это вся его дипломатия. Потом скульптура из его коллекции — это же потрясающе, ведь он очень активно скупал итальянскую скульптуру! И наконец, выставка книг, напечатанных в петровское время.

«Китайская» выставка замечательная, потому что, ну, во-первых, это очень актуально, а во-вторых, мы постоянно говорим, что Петр — это европейский выбор России, твердый и насильственно навязанный и оказавшийся правильным. Но при этом уже тогда был некий противовес и баланс с Востоком, и наша выставка показывает, какое количество изумительных китайских вещей присылали в подарок императору, она напоминает, сколько было посольств и сколько было заключено договоров, которые и сегодня важны и актуальны, сколько Петр сам покупал китайских вещей. Причем молодой Петр. У нас есть гравюра: зал во дворце Франца Лефорта, который весь увешан китайскими тканями. И кстати, первые русские знамена — из китайского шелка…

— Эдакая многополярность XVIII века?

— В известном смысле — как говорится, с поправкой на время и место. Мне кажется, Петр это всегда понимал. Со стороны он мог казаться низкопоклонствующим перед Западом, а на самом деле он все-таки что хотел, то и делал. Есть, к слову, потрясающая история с Венерой Таврической. Даже две истории, и обе — как раз про это качество Петра. Известно, что Венеру Таврическую купили для него в Риме, но папа запретил ее вывозить, потому что это древность, раритет. И есть байка о том, как Петр ее в итоге получил. Якобы через своих представителей папа предложил обменять Венеру на мощи святой Бригитты — католической святой, которая родом из Швеции. На эти мощи папский престол будто бы готов был обменять изваяние языческой богини. И хотя достать эти мощи Бригитты было невозможно, поскольку они находились на шведской территории, Венера все-таки каким-то образом оказалась в России. То есть русским как-то удалось обхитрить католиков.

Но есть и другая история, считающаяся более достоверной, согласно которой на самом деле велись переговоры о том, чтобы царь разрешил проповедникам-иезуитам проехать по своей земле в Китай. Петр согласился, и за это Венеру Таврическую ему и подарили. Очень похоже, что так и было. Но иезуиты в итоге в Китай не попали, потому что якобы китайский император закрыл им въезд в страну. При этом Венеру мы уже получили — Петр своего добился.

Петр I — победитель шведов. Декоративная скульптура. Первая четверть XVIII века

«Он останется ориентиром»

— Споры о Петре идут 300 лет. Для кого-то он построил город на костях, для кого-то — возвел великий город. Для кого-то он гений, для кого-то — тиран. Что лично вам импонирует в нем и что, наоборот, отталкивает?

— Петр построил наш город, и, вы абсолютно правы, это великий город. На мой взгляд, это было самым главным его творением, потому что строительство Санкт-Петербурга сыграло громадную роль в истории России. Поэтому уже только за одно создание города на Неве я к Петру отношусь очень хорошо — почтительно и с любовью. Что касается кровавого, жестокого правления… Но в России всегда так было. Не знаю, может быть, Екатерина II до Пугачева была более мирной, чем другие, но потом стала точно такой же. А насчет города на костях, то костей этих было положено не больше, чем при строительстве любого крупного города той эпохи.

Хотя, конечно, не скрою: я лично с ним общаться не хотел бы — ни в качестве директора музея, ни в любом другом качестве. Думаю, он был сложным в общении человеком. Но вообще-то и не так много исторических фигур, с которыми хотелось бы пообщаться. При этом Петр надолго остался ориентиром. На него все время ориентировались, ориентируются и будут ориентироваться. И Екатерина Великая, и Николай I, и даже в Советском Союзе он был единственным царем, которого почитали, а не обливали грязью. На него ориентируется и постсоветская Россия.

— Собственно, постсоветская Россия и начинается с переименования Ленинграда в Санкт-Петербург.

— Да, причем это было сделано тоже волевым усилием, по-петровски, потому что на самом деле никакого однозначного результата у референдума по переименованию города не было. Мнения разделились почти поровну, да и вообще референдум был не про это. Но решение приняли по-петровски: несмотря ни на что, Петербургу быть! И сейчас, когда мы строим новую Россию, мы опять смотрим на Петра, пытаясь понять, что с нами происходит.

— Есть ли у вас любимый памятник Петру? Это Медный всадник или все-таки нет?

— Нет, не Медный всадник. Я как раз недавно снова проходил мимо него: он, конечно, замечательный, таких памятников больше нет. Но мне больше нравится наша восковая персона. А еще я очень люблю растреллиевский памятник около Михайловского замка. Мне он очень нравится — торжественный, имперский, передающий характер самого Петра.

Витрины Галереи Петра Великого с принадлежавшими императору инструментами рассказывают о его разносторонних интересах и увлечениях

Памятник Петру I. Скульптор Бартоломео Карло Растрелли

Первый Зимний

С момента основания Санкт-Петербурга Петр I сменил там четыре адреса. Сначала он жил в бревенчатом домике возле Петропавловской крепости, потом — в чуть большем, но тоже деревянном доме на месте нынешнего Эрмитажного театра, а после свадьбы с Екатериной поселился в построенных здесь же каменных Свадебных палатах. Это скромное здание не могло конкурировать с растущими вокруг роскошными дворцами вельмож, и в 1716 году немец-архитектор Георг Маттарнови по приказу Петра начал строить рядом, возле Зимней канавки, новый царский дворец. Украшением двухэтажного здания, выходящего фасадом на Неву, стал герб, увенчанный короной. Залы и покои отделали красным мрамором и дубовыми панелями. Хотя в разгар строительства архитектор умер, дворец был завершен в 1720 году и назван Зимним — в отличие от Летнего дворца в Летнем саду. Правда, еще до переселения в него стало ясно, что он будет расширяться, и в 1723-м была построена новая дворцовая часть, где Петр и скончался. После этого дворец продолжал достраиваться, но с переездом двора в Москву был заброшен. При Елизавете Петровне там находились казармы Лейб-кампании, а в конце XVIII века на этом месте выстроили Эрмитажный театр.

Фото: РИА «НОВОСТИ», БЛОГЕР ИЗ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА АНДРЕЙ СЕЛЕЗОВ, ©ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭРМИТАЖ, ПЕТР КОВАЛЕВ/ТАСС