Око государства

«Уничтожить или ослабить зло, проистекающее из беспорядков в делах, неправосудия, взяточничества и беззакония» – именно такую задачу поставил 300 лет назад Пётр Великий, создавая прокуратуру.

В указе Петра I Правительствующему сенату 12 января 1722 года говорилось: «Надлежит быть при Сенате генерал-прокурору и обер-прокурору, а также во всякой коллегии по прокурору, которые должны будут рапортовать генерал-прокурору». В России, как и в других странах, прокуратура решала двоякую задачу: надзирать за соблюдением госслужащими норм закона и защищать население от произвола этих самых служащих.

В Московской Руси эту функцию осуществляло челобитье — возможность каждого подданного (конечно, если повезёт) подавать жалобы и прошения на имя царя. По мере увеличения госаппарата и усложнения его функций контролировать его при помощи старых методов стало невозможно. Пётр I, начиная свои реформы, возложил обязанности надзора на Ближнюю канцелярию во главе со своим доверенным соратником Никитой Зотовым. Но этого оказалось мало: постоянно растущая армия чиновников обирала народ так, как и не снилось московским подьячим. Брауншвейгский резидент Фридрих Вебер писал: «В России неподкупный комиссар встречается так же редко, как трилистник о четырёх листьях». В этом смысле задача «ослабить зло, проистекающее из беспорядков в делах, неправосудия, взяточничества и беззакония» была вполне актуальной.

В Европу за примером

Стараясь обуздать чиновничий произвол, Пётр и его советники обратились к опыту европейских держав. Во Франции ещё в XIII веке появились прокуроры (это слово на латыни означает «попечитель»), следящие за соблюдением в судах королевских законов. Ордонанс Людовика XIV в 1670 году создал единую систему прокуратуры: в суд каждой провинции назначался генерал-прокурор, а в суды более низшего ранга — королевские прокуроры. Все они были независимы от суда и даже от короля. Когда Франциск I захотел сместить одного из прокуроров, юрист Анри де Мем возразил: «Государь, он слуга своих обязанностей, а не ваших страстей». Прокуроры как посредники между судами и королевской властью разъясняли первым новые законы и следили за их исполнением. Побывав во Франции в 1717 году, Пётр посетил парижский парламент и был весьма впечатлён ролью в нём генерал-прокурора. Понравилось ему и второе французское название прокуроров — les gens du roi («люди короля»).

Царь изучил и опыт другой европейской страны — Великобритании. Там в XV веке была введена должность генерального атторнея, который представлял власть на судебных процессах, а также консультировал короля и парламент по правовым вопросам. Он утверждал и контролировал имеющихся в каждом суде прокуроров (prosecutor), которые поддерживали обвинение на судебном процессе. Атторнеи долгое время исполняли обязанности как генерального прокурора, так и министра юстиции — эта должность отсутствовала в Британии до 2007 года. Побывав в Англии, Пётр мог сравнить генерального атторнея с французским генерал-прокурором. Оба не нравились ему тем, что не подчинялись монарху. У себя он такого терпеть не собирался.

Кроме того, царь хотел осуществлять надзор не только за судами, но и за всем госаппаратом. Для этого он пытался использовать также заимствованный из Европы институт фискалов (на латыни fiscalis — «казённый») — представителей государства, которым поручался контроль за судом и следствием. К тому времени они обрели важную роль в Пруссии и Швеции, и приглашённый в 1715 году из Голштинии учёный-юрист Генрих Фик познакомил Петра с опытом этих стран. Собираясь в Прутский поход, царь создал Правительствующий сенат, который мог бы в его отсутствие заниматься делами управления. Тогда же, 5 марта 1711 года, Пётр издал указ о введении должности обер-фискала. В его обязанности входило тайно следить за всеми государственными учреждениями, выискивая нарушения законов «в сборе казны и прочего». О найденных непорядках он докладывал в Сенат, а штраф с виновных делился поровну между ним и казной. Вскоре в России появилась целая армия фискалов, которые не зависели ни от кого, кроме обер-фискала, и не карались за ложные доносы. Последнее позволяло им ради наживы обвинять чиновников во всяческих преступлениях. Жалобы на их злоупотребления побудили Сенат в 1714 году ввести новое правило: если донос оказывался несправедливым, фискал нёс то же наказание, какое грозило обвинённому им лицу.

Колесование. Гравюра Г. Штумпфа. XVI век

Между тем в самом Сенате завелись злоупотребления, которые подчинённые ему фискалы расследовать не могли. Чтобы преодолеть это противоречие, Пётр в ноябре 1715 года учредил должность генерал-ревизора. Ему поручалось контролировать исполнение Сенатом царских указов. Это назначение получил Василий Зотов (сын упомянутого выше Никиты), однако по молодости и неопытности с делом не справился. В 1720-м его пост был упразднён, а обязанности возложены на обер-секретаря Сената Анисима Щукина, который пользовался доверием Петра. Но вскоре тот умер, и надзирать за Сенатом были уполномочены сменявшие друг друга штаб-офицеры гвардии. Прежде чем доносить государю о злоупотреблениях кого-то из сенаторов, они должны были трижды напомнить мздоимцу о служебном долге. Понятно, что знатные коррупционеры не обращали на эти увещевания никакого внимания.

Никита Зотов. Худ. Г. Афонасьев. 1820-е годы

Именной указ Петра I «О должности генерал-прокурора» от 27 апреля 1722 года

Преступник или жертва?

Куда опаснее для чиновников были фискалы. Особенно выходец из низов Алексей Нестеров: проявляя недюжинное рвение, он в 1714 году уличил в хищениях при строительстве Петербурга двух сенаторов — Василия Апухтина и Григория Волконского. По приказу разгневанного царя обоих пытали на дыбе, пока они не сознались, а потом «за лживую их присягу» выжгли им языки и конфисковали всё имущество. Ободрённый успехом, Нестеров обвинил в коррупции своего начальника обер-фискала Михаила Желябужского и занял его место. Теперь под его прицелом оказался сибирский губернатор князь Матвей Гагарин: отправленные в его владения фискалы обнаружили, что Гагарин обложил данью всех купцов огромного края, а посланные к нему ревизоры за взятки закрывают на это глаза. Пётр не сразу смирился с виновностью князя, которому доверял, но доказательства были неопровержимы. Его даже обвиняли, по всей видимости, ложно, в намерении поднять бунт и объявить себя «сибирским царём». В 1718 году его вызвали в столицу, арестовали и после долгого следствия повесили перед зданием Юстиц-коллегии.

Разоблачив Гагарина, обер-фискал не остановился. Под его ударом оказались многие вельможи начиная с самого светлейшего князя Александра Меншикова, который из-за этого пребывал «в великой конфузии и все в самом печалном образе». Дерзкого Нестерова подвергли бойкоту, Сенат отказывался рассматривать заведённые им дела, для чего каждый раз требовалось вмешательство Петра. В провинцию, куда руки государя не дотягивались, стали посылать чрезвычайные следственные комиссии из гвардейских офицеров — так называемые майорские канцелярии, расследовавшие дела по донесению фискалов. Но коррупция быстро дотянулась и до них, о чём говорит пример начальника первой такой комиссии Михаила Волконского, расстрелянного в 1717 году. К тому же комиссии не могли разобраться со всем обилием дел о злоупотреблениях, а фискалы под воздействием взяток проявляли всё меньше усердия. Нестеров горестно писал: «Есть фискальским делам превеликая волокита и остановка, и казна и штрафы пропадают».

В довершение всего во взятках обвинили самого обер-фискала — его оговорил под пытками ярославский провинциал-фискал Савва Попцов. Пётр, пришедший в ярость от предательства Нестерова, велел нещадно пытать его даже после признания. Его вздёргивали на дыбу, били кнутом, «вспаривали» спину горящим веником, а потом посыпа́ли раны солью. Через год Нестеров вместе с тремя другими фискалами был приговорён к страшной казни — колесованию. По утверждению следствия, он нанёс казне ущерб в 300 тыс. рублей, что составляло около 4% государственного бюджета. Сомнительность этой суммы заставляет думать, что и следствие, и само обвинение направлялись высокопоставленными казнокрадами, боявшимися разоблачений Нестерова, который за свою долгую жизнь (он умер в возрасте 73 лет) никогда не был замечен в нечестных поступках.

Фискальная служба сохранилась, но с 1722 года её подчинили новому учреждению — прокуратуре. В мае 1721-го учившийся во Франции Конон Зотов, младший сын Никиты, направил Петру проект учреждения в России должности «всенародного надзирателя, или государственного стряпчего», напоминающего французского генерал-прокурора. А уже 12 января 1722-го вышел царский указ об учреждении должностей генерал-прокурора и обер-прокурора при Сенате. 18 января за ним последовал указ «Об установлении должности прокуроров в надворных судах», а 27 апреля — указ, уточняющий обязанности генерал-прокурора. Согласно этим документам прокуроры не принимали участия в возбуждении и решении дел, а лишь осуществляли надзор за их ведением. Работа генерал-прокурора имела свои особенности: он, как прежде генерал-ревизор, контролировал исполнение Сенатом норм закона и царских указов.

Заседание Сената при Петре I. Худ. Д.Н. Кардовский. 1908 год

Неистовый Ягужинский

Тогда же, 18 января, первым генерал-прокурором был назначен Павел Ягужинский. Он родился в 1683 году в семье поляка-органиста, который вскоре переехал в Москву и служил в кирхе Немецкой слободы. В 18 лет Павел начал службу денщиком у Петра, а со временем превратился в капитана гвардии, исполнителя самых сложных поручений государя. Не раз он отправлялся за границу, где ему предстояло то вести секретные переговоры, то разведывать что-то важное, то искать скрывавшегося от царского возмездия беглого русского дипломата Авраама Веселовского (тому, правда, удалось ускользнуть). Для выполнения этих непростых заданий у Ягужинского были все данные: аналитический ум, знание нескольких языков, красивая внешность, лёгкость в общении с людьми, недюжинные организаторские способности.

При этом Павел Иванович — весёлый, симпатичный, обаятельный — был своим человеком в доме государя, не раз выполнял секретные личные задания Петра и Екатерины. По воспоминаниям современников, он всегда был душой компании: галантный кавалер, остроумный рассказчик, неутомимый танцор, душевный собутыльник. Словом, как писал его биограф, «он любезностью своею одушевлял все общества, в коих находился». Неслучайно в 1711 году Пётр сделал его маршалом (то есть распорядителем) на свадьбе царевича Алексея Петровича и кронпринцессы Шарлотты. Можно себе представить, как трудно было маршалу, тогдашнему тамаде, раскачать мрачных гостей: брак был политический, а следовательно, почти принудительный для молодых.

Когда в 1718 году Пётр учредил свои знаменитые ассамблеи, то именно Ягужинскому он поручил заниматься этим новым непростым делом — такой вечерний публичный досуг в России был в диковинку. Неудивительно, что гости не умели отдыхать «вольно» и непринуждённо, как предписывалось в правилах ассамблей, и то и дело эти правила нарушали. Тогда к нарушителю подходил весёлый, но неумолимый маршал Ягужинский со знаменитым кубком Большого орла, наполненным доверху вином, а то и водкой, и заставлял его — на потеху и науку остальным гостям — осушить до дна этот чудовищный сосуд объёмом полтора литра, который и ныне красуется на столе в петергофском дворце Монплезир. В 1724 году Ягужинский стал командиром (капитан-поручиком) особо привилегированной роты кавалергардов — личной охраны царственных особ. Неописуемой красоты кавалергардский мундир с огромным золотым орлом на груди был создан будто специально для статного, видного Ягужинского.

В 1718-м началась и серьёзная государственная карьера Павла Ивановича. Царь предписывает ему следить за ходом реформы управления (в это время началось формирование коллегий), а также наблюдать за порядком в высшем правительственном органе, Сенате, недисциплинированных членов которого царь уподоблял «торговкам, на базаре галдящим». Наконец, в 1722 году Пётр назначил Ягужинского на должность генерал-прокурора. Отправляясь в Персидский поход, Петр назвал его «оком государевым». В речи, обращённой к сенаторам, Пётр, показывая на Ягужинского, сказал: «Вот моё око, коим я буду всё видеть. Он знает мои намерения и желания, что он заблагорассудит, то вы и делайте». Если же распоряжения генерал-прокурора, продолжал царь, покажутся сенаторам «противными моим и государственным выгодам, вы, однако, это исполняйте и, уведомя меня, ожидайте моего повеления». Такого доверия Пётр, кажется, не испытывал ни к одному из своих подданных.

Кубок Большого орла. Худ. В.А. Серов. 1910 год

Судя по многим свидетельствам, Ягужинский ни разу не подвёл государя. Он был честным и неподкупным человеком, поэтому выглядел опасной белой вороной в толпе высокопоставленных воров и воришек у трона. Георг Гельбиг, автор уничижительной для русской знати XVIII столетия книги «Русские избранники», только Ягужинскому воздал хвалу как необыкновенному человеку, отметив главное достоинство первого генерал-прокурора: «Человек, никогда не отрекающийся от своего мнения, вечно говорящий правду, презирающий всякие сделки с совестью, высказывающий смело своим согражданам, своему начальству, даже своему государю только тот взгляд, который кажется ему, по его убеждению, вернейшим».

Конечно, у Ягужинского были и недостатки. Часто он, нетрезвый, громогласный и вспыльчивый, не выбирал в богатом ненормативной лексикой русском языке выражений, обличая грехи и грешки петровских сподвижников. Прямота генерал-прокурора нравилась государю (который сам мало считался с этикетом), но страшила его «птенцов», многие из которых могли похвастаться чем угодно, но только не честностью и неподкупностью.

Прокуратура не дремлет

Неудивительно, что, как только Пётр умер, Меншиков и другие сановники, оказавшиеся у власти при Екатерине I, постарались «задвинуть» Ягужинского. Они создали Верховный тайный совет, но Ягужинского в него не только не включили, а даже должности генерал-прокурора лишили. Кому же нужен был такой обличитель их пороков? Между тем в управлении страной они активно пользовались идеями Ягужинского. Именно он уже в первые месяцы после смерти Петра стал инициатором изменения политического курса страны, подав Екатерине I «Записку о состоянии России», в которой оценил это состояние как критическое. Он предлагал облегчить для народа налоговое бремя, сократить военные расходы, отказаться от завоевания новых территорий: известно, что в конце жизни Пётр устремился мечтами к Индии, готовил туда поход и собирался послать корабли на остров Мадагаскар, чтобы создать там базу для завоевания Индии.

Меншиков и другие верховники своего добились. Ягужинского сначала сделали шталмейстером, главным начальником царских конюшен, а потом вообще отправили с глаз долой — послом в Пруссию. Но перед отъездом Ягужинский всё-таки сказал Меншикову всё, что о нём думал. Больше судьба не предоставила им возможности поругаться. Когда Ягужинский вернулся в Петербург, сосланный Меншиков уже устраивался на новом месте, в Сибири. Однако к этому времени карьера самого Ягужинского была сломана — «око государево» в России больше не требовалось.

Портрет светлейшего князя Александра Меншикова. Худ. Г.C. Мусикийский. 1709–1710 годы

Впрочем, особой активности на своём посту он не проявлял и прежде. По мнению историка Дмитрия Серова, «надзорная линия деятельности генерал-прокуратуры — базисная в её компетенции — проявилась на практике весьма слабо. <…> Павел Ягужинский изначально занял в отношении Сената позицию целенаправленной бесконфликтности. В обстановке первой половины 1720-х годов, когда здоровье Петра I год от года ухудшалось, портить отношения с входившими в состав Сената влиятельнейшими сановниками означало готовить себе крушение карьеры. Вот почему П.И. Ягужинский, исправно передавая на рассмотрение Сената доношения нижестоящих прокуроров, ни в какой момент не взялся обозначать собственную позицию, в чём-либо перечить сенаторам».

С разрешения царя, часто женившего своих любимцев на титулованных невестах, Ягужинский сочетался браком с дочерью боярина Анной Дурново, родившей ему четверых детей. Но в нач. 1720-х годов у неё началось расстройство психики. Её буйное помешательство на эротической почве сделало жизнь Ягужинского невыносимой. Он безуспешно добивался развода, основанием для которого в то время могла стать только супружеская неверность. Дмитрий Серов отмечает, однако, что все свидетельства о «зазорных» поступках Анны Ягужинской «исходили от лиц, прямо зависимых от её мужа». По приказу генерал-прокурора был арестован и подвергнут пыткам его управляющий Богдан Тырков, которого заставляли сознаться в интимной связи с госпожой.

Высшие церковные иерархи долго не разводили супругов, но летом 1723 года Синод всё же издал указ о разводе. Анна была заточена в монастырь, а Ягужинский смог вновь жениться. Новый брак оказался удачным: он взял в супруги хотя и рябую (последствие оспы), но грациозную, образованную и — под стать себе — весёлую и обаятельную Анну Гавриловну, дочь канцлера Головкина, получив за ней богатое приданое. В последние годы жизни штоф с водкой стал главным утешителем и товарищем бывшего генерал-прокурора, а характер его испортился окончательно. Он сделался вздорным и неуживчивым, часто скандалил при императорском дворе, ввязывался во все конфликты.

В 1730-м, когда члены Верховного тайного совета попытались ограничить императорскую власть, Ягужинский предупредил новую государыню Анну Иоанновну о намерениях верховников сделать её императрицей, не имеющей фактической власти. Правдолюбца посадили в тюрьму, но краткое заточение обеспечило ему кредит доверия у Анны, вернувшей ему должность генерал-прокурора. Вскоре, однако, он поссорился с фаворитом императрицы Эрнстом Иоганном Бироном, страстно обличая установленные им при дворе порядки. Когда в апреле 1736 года Ягужинский умер, многие вздохнули с облегчением. Отныне уже никто публично не мог обозвать их ворами и ничтожествами.

Российская прокуратура пережила своих основателей, ведь количество чиновничьих злоупотреблений с годами лишь росло. Полномочия её руководителя становились то больше, то меньше: так, при Екатерине II генерал-прокурор заведовал не только надзором за органами власти, но и юстицией, финансами, государственным казначейством и могущественной Тайной экспедицией. Изменяясь из века в век, прокуратура и в наши дни остаётся тем, для чего была создана, — недремлющим оком государства, пристально выискивающим и устраняющим нарушения закона.

Что почитать?

Анисимов Е.В. Время петровских реформ. — Л., 1989.

Серов Д.О. Прокуратура Петра I (1722–1725 гг.): историко-правовой очерк. — Новосибирск, 2002.

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIA, EGION-MEDIA, ©РГИА