Путешественник и писатель

Пётр Семёнов-Тян-Шанский — единственный человек, сохранивший близость к Фёдору Достоевскому до каторги, во время и после неё. В юности решив посвятить себя служению Отечеству, он смог реализовать свои таланты во многих областях человеческой деятельности. В первую очередь это служение науке, государству и обществу. К мнению учёного прислушивались первые лица европейских государств, он состоял в переписке с видными деятелями мировой науки и политики, в его мемуарах мы встречаем имена многих ярких деятелей той эпохи. С особой теплотой Пётр Петрович пишет о Фёдоре Достоевском и встречах с ним.

Первые встречи

В 1847 году судьба свела молодого Петра Семёнова (до получения почётной приставки «Тян-Шанский» было ещё более полувека блестящих свершений и исполинского труда) с уже ставшим известным писателем Фёдором Достоевским на «пятницах» Михаила Буташевича-Петрашевского. В то время Семёнов, студент Петербургского университета, снимал квартиру на Васильевском острове вместе со своим другом Николаем Данилевским, тоже слушавшим курс в университете. Данилевский, не имевший никакого состояния, должен был обеспечивать своё существование литературным трудом. В недавнем прошлом выпускник знаменитого Александровского лицея, получивший блестящее образование, он вполне успешно сотрудничал в «Отечественных записках». Это ввело Данилевского в круг литературных деятелей. Он познакомился с Виссарионом Белинским, Михаилом Салтыковым-Щедриным, Дмитрием Григоровичем, братьями Аполлоном и Валерьяном Майковыми. Большинство этих литераторов в конце 1840-х гг. охотно посещало «гостеприимного Петрашевского», как писал Семёнов-Тян-Шанский, главным образом потому, что тот имел собственный дом и возможность устраивать очень интересные вечера, на которые собиралась прогрессивная столичная молодёжь и где они обсуждали животрепещущие вопросы того времени: свободу слова, изменение судопроизводства и, конечно же, освобождение крестьян. При этом он замечает, что «сам Петрашевский казался нам крайне эксцентричным, если не сказать сумасбродным». Пётр Петрович вспоминал: «Данилевский и я познакомились с двумя Достоевскими в то время, когда Фёдор Михайлович сразу вошёл в большую славу своим романом "Бедные люди", но уже рассорился с Белинским и Тургеневым, совершенно оставил их литературный кружок и стал посещать чаще кружки Петрашевского и Дурова. В это время Достоевский по обыкновению боролся с нуждою. Успех "Бедных людей" сначала доставил ему некоторые материальные выгоды, но затем принёс ему в материальном же отношении более вреда, чем пользы, потому что возбудил в нём неосуществимые ожидания и вызвал в дальнейшем нерасчётливые затраты денег. Неуспех следующих его произведений привёл его к заключению, что слава, по выражению Пушкина, только "…яркая заплата на ветхом рубище певца"». На «пятницах» Семёнов с интересом слушал, как Достоевский читает отрывки из своих повестей «Бедные люди» и «Неточка Незванова», запомнились ему и страстные высказывания писателя против злоупотреблений помещиками крепостным правом. Данилевский на встречах у Петрашевского также был активен и выступал с рефератами о социализме, которым он тогда увлекался.

Общение с Достоевским не ограничивалось лишь встречами на «пятницах». Все три года их первого знакомства писатель часто бывал у Семёнова и Данилевского в квартире на Васильевском острове, при этом полемика шла в основном между Данилевским и их гостем. Выпускник школы гвардейских подпрапорщиков Пётр Семёнов, не так давно перебравшийся из рязанской глубинки в столицу, чьими единственными собеседниками в сиротском детстве были лишь книги отцовской библиотеки, с интересом слушал и впитывал всё новое и, безусловно, интересное из разговоров его старших товарищей.

Казалось, жизнь столичной молодёжи шла своим чередом. Семёнов и Данилевский занимались подготовкой к научной экспедиции по изучению черноземного пространства России. Целью этого новаторского по тем временам предприятия было впервые определить границы залегания чернозёма, провести физический и химический анализ почв и исследование растительности черноземья. По замыслу молодых учёных, экспедиция должна была продолжаться три года. Проект получил одобрение Вольного экономического общества, и к апрелю 1849 года снаряжение экспедиции было окончено. А 23 апреля 1849 года друзей поразило известие: участники «пятниц» Петрашевского, в том числе и Достоевский, были арестованы и отправлены в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

Больше месяца Семёнов и Данилевский напряжённо ждали решения своей участи. А в конце мая, несколько успокоившись, исследователи отправились в путь. Ими уже были проведены работы в чернозёмной зоне Рязанской, Орловской и Тульской губерний (заметим, что сейчас все эти земли входят в состав Липецкой области), когда раскручивающийся маховик «дела петрашевцев» настиг и Данилевского. Специально посланный вдогонку за путешественниками жандармский полковник арестовал Николая Яковлевича, обвинявшегося в чтении лекций на «пятницах». По результатам расследования осенью Данилевский был оправдан и, к радости Семёнова, освобождён из заключения, но позже всё-таки отправлен в административную ссылку в Вологду. Как полагал Семёнов-Тян-Шанский, вероятнее всего, сам он избежал ареста и последующих репрессий, потому что был лишь пассивным участником встреч в доме Петрашевского и в глазах николаевского правосудия «не представлял угрозы государству».

Семёнов-Тян-Шанский, через полвека описывая этот драматический эпизод своей юности, задавался вопросом: «В чём же, собственно, состояло преступление самых крайних из людей 1840-х гг., принадлежавших к посещаемым нами кружкам, и в чём состояло их различие от всех остальных, не судившихся и не осуждённых?»

Всего по делу петрашевцев аресту подверглось около сорока человек, из них 21 приговорён к расстрелу. Среди последних был и Достоевский. Суд признал его «одним из важнейших преступников» за чтение и «за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского». Военно-судная комиссия приговорила Достоевского к лишению всех прав состояния и «смертной казни расстрелянием». Позже смертный приговор был отменён «ввиду несоответствия его вине осуждённого» и заменён восемью годами каторги, а император Николай I уменьшил срок до четырёх лет с последующей военной службой рядовым. После инсценировки смертной казни на Семёновском плацу в конце декабря 1849 года писателя отправили в Сибирь.

В Семипалатинске и Барнауле

Следующая и весьма неожиданная для них встреча Семёнова и Достоевского произошла 6 августа 1856 года. К тому времени Фёдор Михайлович уже прошёл мучительный путь каторжных работ и тяжелейшей жизни в Омском тюремном остроге, после чего в феврале 1854 года был отправлен рядовым в Сибирский 7-й линейный батальон, стоявший в Семипалатинске. За прошедшие семь лет в жизни Семёнова изменилось многое. Он с блеском защитил магистерскую диссертацию, женился, но вскоре потерял горячо любимую жену, умершую после родов сына, два года провёл в Европе, где изучал научные дисциплины, необходимые в планируемых им путешествиях, стал одним из деятельных членов Императорского Русского географического общества, по заданию которого в 1856 году и отправился на изучение неведомых европейской науке гор Тянь-Шаня.

В путевых записках Семёнов отмечал, что в Семипалатинске, где ему не было никакого дела, кроме посещения губернатора, он определил пробыть только сутки. Встретить столичного учёного губернатор Фёдор Панов отправил своего адъютанта, который предоставил для кратковременного отдыха гостя свою квартиру. Но при этом приготовил для Петра Петровича такой сюрприз, что об отдыхе он мгновенно забыл! Можно представить, каково было удивление путешественника, когда, войдя в жилище офицера, он увидел «одетого в солдатскую шинель, дорогого мне петербургского приятеля Фёдора Михайловича Достоевского, которого я увидел первым из его петербургских знакомых после его выхода из "мёртвого дома"». После радостных возгласов и крепких объятий Достоевский наскоро рассказал Семёнову всё, что ему пришлось пережить со времени его ссылки: «При этом он сообщил мне, что положение своё в Семипалатинске считает вполне сносным благодаря добрым отношениям к нему не только своего прямого начальника, батальонного командира, но и всей семипалатинской администрации». Встреча продолжалась всего несколько часов, так как Семёнова уже ждал казачий конвой, который в обязательном порядке тогда сопровождал по степным дорогам всех проезжавших «по казённой надобности» путешественников. Пётр Петрович и Фёдор Михайлович распрощались на берегу Иртыша, условившись о том, что при обратном проезде через Семипалатинск осенью того же года они обязательно встретятся.

Новая встреча Семёнова и Достоевского состоялась в первых числах ноября того же 1856 года. Несколькими днями ранее в гарнизон пришло долгожданное для Достоевского известие — он был произведён в прапорщики. Офицерский чин не юридически, но фактически возвращал Достоевскому утраченный по решению суда статус в обществе и давал относительную свободу передвижений, а пусть и небольшое офицерское жалованье чуть разжимало финансовые тиски, в которых он постоянно находился. Для Семёнова два экспедиционных месяца прошли под счастливой звездой. Он осуществил свою мечту, начал исследовать горы Тянь-Шаня, первым из европейцев смог проникнуть на западную оконечность озера Иссык-Куль и доказать, что водоём является бессточным. И это был не единственный миф о неведомых «Небесных горах», до того времени твёрдо укоренившийся в мировой географической науке, который сможет развеять отважный русский учёный за два года своего удивительного путешествия в Центральной Азии. А пока, отправляясь на зиму в Барнаул, где он предполагал заняться систематизацией богатой научной коллекции, собранной на Тянь-Шане, Пётр Петрович главной целью для себя видел встречу с Достоевским.

Фёдор Достоевский и Чокан Валиханов

В Семипалатинске путешественник, как и в первый раз, остановился у Василия Демчинского. Теперь не было причин торопиться, и почти неделю Семёнов «имел отраду проводить целые дни с Ф.М. Достоевским». Именно в эти дни Фёдор Михайлович открыл Семёнову тайну своей сердечной привязанности: «Тут только для меня окончательно выяснилось всё его нравственное и материальное положение. Несмотря на относительную свободу, которой он уже пользовался, положение было бы всё же безотрадным, если бы не светлый луч, который судьба послала ему в его сердечных отношениях к Марье Дмитриевне Исаевой, в доме и обществе которой он находил себе ежедневное прибежище и самое тёплое участие». К тому времени овдовевшая Исаева жила в г. Кузнецке Томской губернии, и Достоевский, сделавший ей предложение, ждал ответа от своей возлюбленной. Как считал Семёнов-Тян-Шанский, главным препятствием вступления в брак для обоих тогда была их полная материальная необеспеченность, близкая к нищете: «Ф.М. Достоевский имел, конечно, перед собой свои литературные труды, но ещё далеко не вполне уверовал в силу своего могучего таланта, а она по смерти мужа была совершенно подавлена нищетой. Во всяком случае, Ф.М. Достоевский сообщил мне все свои планы. Мы условились, что в самом начале зимы, после моего водворения в Барнауле, он приедет погостить ко мне и тут уже решит свою участь окончательно».

В конце декабря об этой поездке Фёдор Михайлович сообщил в Петербург своему другу барону Александру Врангелю: «Я ездил в Барнаул и в Кузнецк с Демчинским и Семёновым (член Географического общества)». В Барнаул друзья приехали 24 ноября, накануне бала у самого влиятельного и уважаемого человека в городе, начальника Алтайского горного округа полковника Андрея Гернгросса, на который все трое посредством Семёнова и были приглашены. Дальнейшая поездка Достоевского в Кузнецк сделала его по-настоящему счастливым. Мария Дмитриевна наконец-то ответила согласием на его предложение о браке. О чём он спешит уведомить Семёнова, который становится в этот период одним из самых близких ему людей. «Я с ним превосходно сошёлся», — пишет Достоевский о Семёнове. Фёдор Михайлович, по достоинству оценивший душевные качества Петра Петровича, в письме Чокану Валиханову заметил: «Семёнов превосходный человек. Я его разглядел ещё ближе». И далее, скучавший по дружескому общению, он мечтает о том, чтобы Семёнов и Валиханов приехали в Семипалатинск и что «тогда нас будет большая компания».

В январе 1857 года Достоевский получил на 15 дней отпуск «по семейным обстоятельствам», чтобы наконец-то обзавестись этой самой семьёй. Он направляется в Кузнецк, где уже назначено время венчания с Исаевой. По пути он заехал в Барнаул, где вновь остановился у Семёнова. Дом в Барнауле на Большой Олонской, 39, где жил Семёнов, был вполне комфортным жилищем, в котором путешественник занимал «довольно уютную меблированную квартиру из нескольких комнат». Это был деревянный купеческий особняк, отстроенный совсем недавно и представлявший собой угловое двухэтажное здание с восемью окнами на каждом из этажей по обе стороны, а также с двумя входами — парадным и чёрным. Главная изюминка дома — балкон с пирамидальной башенкой, украшенный ажурной резьбой, — возвышалась над входом со стороны площади. Недалеко за домом поднималась гора, поросшая смешанным лесом, которую здесь называли не иначе, как «Барнаульским Олимпом».

Пётр Петрович вспоминал: «Достоевский пробыл у меня недели две в необходимых приготовлениях к своей свадьбе. По нескольку часов в день мы проводили в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время ещё неоконченных "Записок из мёртвого дома", дополняемых устными рассказами. Понятно, какое сильное, потрясающее впечатление производило на меня это чтение, и как я живо переносился в ужасные условия жизни страдальца, вышедшего более чем когда-либо с чистой душой и просветлённым умом из тяжёлой борьбы, в которой тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат. Конечно, никакой писатель такого пошиба никогда не был поставлен в более благоприятные условия для наблюдения и психологического анализа над самыми разнообразными по своему характеру людьми, с которыми ему привелось жить так долго одной жизнью. Можно сказать, что пребывание в "Мёртвом доме" сделало из талантливого Достоевского великого писателя и психолога. Я был счастлив тем, что мне первому привелось путём живого слова ободрить его своим глубоким убеждением, что в "Записках из мёртвого дома" он уже имеет такой капитал, который обеспечит его от тяжкой нужды, а что всё остальное придёт очень скоро само собой».

Через неделю счастливый Достоевский с женой и пасынком вернулся в Барнаул «в самом лучшем настроении духа» и вновь остановился в гостеприимном доме Семёнова. Но именно там с писателем произошёл сильный приступ болезни, мучившей его и ранее. И если до этого глубокие обмороки приписывались нервным расстройствам, то сейчас местные врачи однозначно говорят о «падучей» — эпилепсии. «Тяжело было видеть его в припадках падучей болезни, повторявшихся в то время не только периодически, но даже довольно часто», — вспоминал позже мемуарист. Пётр Петрович берёт на себя весь груз забот о заболевшем друге. Периодические визиты врачей, приобретение лекарств, уход за больным — всё это легло на плечи хозяина квартиры. А ведь надо было ещё утешить и ободрить Марию Дмитриевну, для которой страшный приступ болезни мужа стал тяжелейшим ударом… Прошло четыре дня, прежде чем Фёдор Михайлович окончательно смог поправиться, и только тогда он с семьёй едет в Семипалатинск.

Следующее краткое свидание Семёнова и Достоевского произошло 26 апреля 1857 года в Семипалатинске. К тому времени уже было известно о высочайшем указе, изданном 17 апреля 1857 года, в котором восстанавливались в правах декабристы и петрашевцы. 

По словам учёного, он увидел Фёдора Михайловича «в самом лучшем настроении: надежды на полную амнистию и возвращение ему гражданских прав были уже несомненны. Тяготила его ещё только необеспеченность материального положения». Наутро Семёнов отправился во вторую экспедицию на Тянь-Шань, которая сделала его знаменитым.

Последняя «сибирская» встреча друзей произошла 27 сентября, когда Семёнов возвращался после завершения своей экспедиции: «Остановился я по-прежнему у гостеприимного Демчинского… В тот же день, так же как и в следующие, навещал меня Ф.М. Достоевский, проникавшийся твёрдой верой в своё будущее. В течение трёх дней своего пребывания в Семипалатинске я обедал ежедневно у губернатора генерал-майора Панова, который сообщил мне с удовольствием, что ожидает официального извещения о полной амнистии Достоевского. 30 сентября я уже выехал из Семипалатинска, сердечно распростившись со своими тремя семипалатинскими друзьями».

«Мой превосходный знакомый»

Возможности окончательно покинуть Семипалатинск Достоевскому пришлось ожидать ещё более полутора лет. Лишь в марте 1859 года наконец-то вышел указ о его увольнении с военной службы по болезни с разрешением жить в Твери. 30 июня 1859 года Достоевскому выдали временный билет, разрешающий выезд, и 2 июля писатель с семьёй выехал из Семипалатинска. По пути в Россию в конце августа Достоевский в Омске смог ненадолго увидеться со своим другом Чоканом Валихановым, только что вернувшимся из экспедиции в Кашгарию и готовившим обширный отчёт о путешествии.

В Тверь семья Достоевских прибыла 19 августа. В нач. октября Достоевский писал Врангелю: «Знакомы ли вы с Петром Петровичем Семёновым, который был у нас в Сибири, после Вас, — мой превосходный знакомый. Это прекрасный человек, а прекрасных людей надо искать. Если знакомы, то передайте ему мой поклон и расскажите ему обо мне». Вскоре последовало разрешение на проживание Достоевскому в столицах, и в конце декабря 1859 года он с семьёй приезжает в Санкт-Петербург. Пётр Петрович вспоминал, что по приезду писателя они встретились: «Я увидел Достоевского в Петербурге в следующем году, если ещё не в довольстве, которым ему не суждено было пользоваться при своей жизни, то на пути к апогею его славы, как одного из величайших художников слова».

На тот момент Семёнов был погружён в работу комиссий по крестьянской реформе. Он стал одним из самых деятельных участников подготовки законов, отменявших крепостное право в России. А ведь всего десять лет назад участники «пятниц» Петрашевского жестоко поплатились, в том числе и за то, что мечтали об уничтожении крепостничества в России…

В нач. 1860 года в Петербург приехал Валиханов, русский офицер, казах по национальности, с которым Достоевский и Семёнов познакомились в Омске и с тех пор были в тёплых дружеских отношениях. К тому времени Валиханов — известный путешественник. По инициативе Семёнова он в 1858–1859 годах был направлен в Кашгар (Китайский Туркестан), территорию, совершенно не знакомую европейской науке, где с риском для жизни проводил свои исследования. Лекция отважного путешественника, посвящённая его экспедиции, была устроена Русским географическим обществом 4 мая 1860 года. Организатором встречи был Семёнов, а среди почётных гостей присутствовал Достоевский, который ещё в Семипалатинске мечтал о том, чтобы вместе собрались все трое друзей. Чокан Валиханов в 1860–1861 годах служил в Генеральном штабе, где составлял карты Средней Азии и Восточного Туркестана, а с конца мая 1860 года его перевели в Азиатский департамент МИДа. Вспоминаются поистине пророческие слова, которые Достоевский писал Чокану Валиханову ещё в декабре 1856-го: «На вас обратили бы внимание и в Омске, и в Петербурге. Материалами, которые у вас есть, вы бы заинтересовали собою Географическое общество. Не великая-ли цель, не святое-ли дело, быть чуть ли не первым из своих, который бы растолковал России, что такое Степь, ее значение и ваш народ относительно России, и в то же время служить своей родине просвещенным ходатайством за нее у русских. Вспомните, что вы первый киргиз — образованный по-европейски вполне. Судьба же вас сделала вдобавок превосходнейшим человеком, дав вам и душу и сердце». Так и вышло!

Всё время пребывания Валиханова в Северной столице он активно работал «под крылом» Семёнова в Русском географическом обществе и, конечно же, поддерживал дружеские отношения с Семёновым и Достоевским. Можно с большой долей вероятности предположить, что в это время они встречались не один раз.

Шестидесятые годы для Достоевского стали временем расцвета его таланта. В нач. десятилетия вышли его «Униженные и оскорблённые» и «Записки из мёртвого дома», далее — «Преступление и наказание», «Идиот». В личной жизни Фёдора Михайловича произошли кардинальные изменения. 15 апреля 1864 года от чахотки умерла его жена Мария Дмитриевна, а в 1867 году он вступил во второй брак со своей помощницей Анной Григорьевной Сниткиной.

Семёнов после провозглашения Манифеста 19 февраля 1861 года был отмечен императором Александром II не только высокими государственными наградами, но и назначен директором Центрального статистического комитета. В любимом Императорском Русском географическом обществе он стал  одним из лидеров, а с 1873 года — руководителем ИРГО, которым оставался до конца жизни.

Следующая известная нам встреча Достоевского и Семёнова происходит в квартире последнего на 8-й линии Васильевского острова. Вернувшийся незадолго до этого из-за границы писатель просил у старого друга за своего непутёвого пасынка Павла Исаева, который долго не мог удержаться на одном месте службы. После встречи Фёдор Михайлович послал тому записку, датированную 18 августа 1871 года: «Любезный Паша, я у Петра Петровича сегодня был. Он обещал быть тебе всячески полезным. До свидания. Твой Ф. Достоевский». Семёнов своё слово сдержал: в послужном списке Исаева значится его служба в комиссии по переписи населения, затем в статистическом бюро, но и там он долго не продержался…

Сложно сказать, насколько частым было общение между друзьями юности в их зрелые годы. Великий писатель постоянно обременён грандиозными замыслами, вечными долгами и семейными заботами… Семёнов, уже почётный академик Академии наук, автор многочисленных научных трудов, с головой погружён в деятельность Географического общества, Статистического комитета и многочисленных общественных организаций. Да и семейство, в котором растут шесть сыновей и дочь, отнимало много времени.

Документальных подтверждений их встреч мы не нашли (хочется верить — пока). Однако многое говорит о том, что их общение продолжалось. В дневниковых записях и переписке Достоевского начиная с 1876 года мы несколько раз встречаем имя старшего брата Семёнова — Николая Петровича. Надо сказать, что старший Семёнов был однокурсником  Данилевского по лицею (а ещё, между прочим, Буташевича-Петрашевского и Салтыкова-Щедрина!), и после его окончания Николай Семёнов и Николай Данилевский сняли одну квартиру, и лишь чуть позже к ним присоединился окончивший военную школу Пётр Семёнов. Но к моменту знакомства Достоевского с Данилевским и Петром Семёновым Николай Семёнов уже служил в Ярославле, куда был назначен губернским прокурором. Далее его чиновничья карьера сложилась вполне успешно. Он (вместе с братом) был членом-экспертом комиссий по крестьянской реформе, а к 1870-м уже заседал в Сенате. Правда, несколько позже он стал более известен как поэт-переводчик (получил Пушкинскую премию за переводы произведений Адама Мицкевича), историк, создавший фундаментальный труд об эпохе отмены крепостного права (за что удостоен премии Академии наук), и ботаник-любитель, написавший несколько трудов и вырастивший уникальный парк с редкими растениями в своём родовом имении Рязанка.

К ещё более раннему времени, нач. 1873 года, относятся строки воспоминаний жены писателя Анны Григорьевны: «В конце зимы Фёдору Михайловичу удалось встретиться у Н.П. Семёнова с Н.Я. Данилевским, бывшим фурьеристом, с которым он не видался около двадцати пяти лет. Фёдор Михайлович был в восторге от книги Данилевского "Россия и Европа" и хотел ещё раз с ним побеседовать. Так как тот скоро уезжал, то муж тут же пригласил его к себе пообедать на завтра. Услышав об этом, друзья и поклонники Данилевского сами напросились к нам на обед. Можно представить мой ужас, когда муж перечислил будущих гостей, и их оказалось около двадцати человек. Несмотря на моё маленькое хозяйство, мне удалось устроить всё как надо, обед был оживлённый, и гости за интересными разговорами просидели у нас далеко за полночь». Исходя из того, что эта встреча с Данилевским носила ярко выраженный ностальгический характер и практически была посвящена времени общения Достоевского с друзьями «эпохи пятниц Петрашевского», сложно предположить, что на этом вечере не присутствовал Николай Семёнов, и не был приглашён его брат Пётр Петрович. Вспомним, что тесная дружба связывала Данилевского с обоими братьями Семёновыми. Хотя это только предположения.

А документы говорят нам о том, что встречи Достоевского и Данилевского продолжались и в дальнейшем. И, поскольку гость, приезжая в Петербург, непременно останавливался у Н.П. Семёнова, всё общение шло через последнего. Так, 16 января 1876 года Николай Семёнов отправил записку Достоевскому: «Спешу уведомить, что Николай Яковлевич свободен во вторник 18 января, а я… могу приехать, хотя и несколько позже, поэтому, чтобы не откладывать, мы будем между 8 и 9 часами вечера Николай Яковлевич, а я попозже, 18 января. Поэтому до приятного свидания». Заметим, что тон записки абсолютно дружеский, что мог себе в общении со знаменитым писателем позволить далеко не каждый.

В следующем году аналогичная встреча посредством Семёнова была назначена на 15 января. Даже если Пётр Петрович по каким-то причинам не мог присутствовать на свиданиях старых друзей, то уж точно был в курсе происходящего. Данилевский при посещении Петербурга обязательно навещал Петра Петровича, с которым его связывали и давняя дружба, и тесное взаимодействие в Географическом обществе. А уж родственные встречи братьев Семёновых и их семейств и в Петербурге, и в родовых усадьбах Рязанка и Гремячка носили постоянный характер, где непременно речь заходила и о таких интересных встречах.

Пётр Петрович относился к Достоевскому с глубоким уважением как к человеку, гражданину и великому писателю. Подтверждение тому — любопытные строки, которые мы находим в воспоминаниях учёного, где он, отступая от жанра мемуарного повествования, полемизирует с биографами писателя: «С двумя выводами некоторых его биографов я никак не могу согласиться. Первое — это то, что Достоевский будто бы был очень начитанный, но необразованный человек». Он напомнил о том, что Достоевский окончил полный курс в Инженерном училище, и это было «высшее и систематическое образование, которому широким дополнением служила его начитанность. Если принять в соображение, что он с детских лет читал и много раз перечитывал всех русских поэтов и беллетристов, а "Историю" Карамзина знал почти наизусть (как и сам Пётр Петрович. — Авт.), что, изучая с большим интересом французских и немецких писателей, он увлекался в особенности Шиллером, Гёте, Виктором Гюго, Ламартином, Беранже, Жорж Санд, перечитал много французских исторических сочинений, в том числе и историю Французской революции Тьера, Минье и Луи Блана и Курс позитивной философии Огюста Конта, что читал и социалистические сочинения Сен-Симона и Фурье, то нельзя было не признать Ф.М. Достоевского человеком образованным. Во всяком случае, он был образованнее многих русских литераторов своего времени, как, например, Некрасова, Панаева, Григоровича, Плещеева и даже самого Гоголя».

Ещё меньше он соглашался с мнением биографов о том, что Достоевский был «истерически нервным сыном города». Семёнов рассуждал: «Истерически нервным он действительно был, но был им от рождения и остался бы таким, если бы даже никогда не выезжал из деревни, в которой пробыл лучшие годы своего детства. В эти-то годы он был ближе к крестьянам, их быту и всему нравственному облику русского народа, чем не только интеллигентные и либеральные столичные бюрократы, никогда не бывавшие в деревне в свои детские и юношеские годы, но даже, может быть, и многие из зажиточных столичных столбовых русских дворян, например, граф Алексей Толстой, граф Соллогуб и даже Тургенев, которых родители намеренно держали вдали от всякого общения с крестьянами».

Обращает на себя внимание и ещё одна строка из семёновской характеристики писателя: «Особенностью высокохудожественного творчества Ф.М. Достоевского было то, что он мог изображать, притом с необыкновенной силою, только тех людей, с которыми освоился так, как будто бы влез в их кожу, проник в их душу, страдал их страданиями, радовался их радостями». Действительно, в произведениях Достоевского исследователи его творчества находят множество характеров или черт, которые принадлежали людям, окружавшим писателя.

И тут возникает вполне резонный вопрос: «А нет ли среди персонажей Достоевского тех, для кого прототипом мог бы стать П.П. Семёнов?» Современные исследователи творчества писателя считают, что некоторые черты Семёнова-Тян-Шанского Достоевский мог использовать при ироничном описании безымянного немецкого учёного-энтомолога в повести «Дядюшкин сон», написанной «на барнаульском материале». После посещения Барнаула ещё в 1857 году в одном из писем Александру Врангелю с некоторой долей иронии Достоевский пишет о Семёнове: «…человек превосходный, умный, нежный и чувствительный, но немного с смешными странностями». Бывая у Семёнова в Барнауле, писатель не мог не заметить огромное количество предметов геологических, ботанических, этнографических коллекций, собранных в первом путешествии на Тянь-Шане. А энтомологическая коллекция, собранная в горах, дала впоследствии науке несколько новых видов насекомых, впервые обнаруженных и описанных Петром Петровичем.

Заметим, что «странным» беззаветное увлечение Семёновым наукой вопреки материальным выгодам казалось в то время не одному Достоевскому. Вполне возможно, отметив и запомнив эти черты характера учёного, писатель впоследствии наделил частичкой этой «странности» своего героя-энтомолога, тщательно описавшего «особенный род червячка с рожками».

К сожалению, в архивных документах Семёнова-Тян-Шанского мы не находим каких-либо откликов на кончину Фёдора Михайловича, но бесспорно то, что и Пётр Петрович, и члены его семьи относились к творчеству Достоевского с большим уважением, его произведения с интересом читались, в том числе и младшим поколением. Неслучайно в сер. 1880-х, отвечая на вопрос о любимом писателе, старший сын учёного Дмитрий и дочь Ольга однозначно назвали таковым Достоевского.