Лидерство в эпоху перемен

Владимир Путин возглавил страну в непростой период. России предстояло укрепить свои позиции на международной арене в условиях начавшегося обрушения устоявшегося миропорядка. Со своей задачей он справился. Но миропорядок продолжает рушиться. И значит, главные решения ещё впереди.

Для любого государства и любого лидера 20 лет — очень большой срок. Если же этот срок совпадает с эпохой глобальных перемен, то вообще непонятно, как измерить бремя ответственности, ложащееся на плечи такого лидера. Тем более если речь идёт о стране, которая в недавнем прошлом пережила тяжелейшие потрясения, сопровождавшиеся крахом государственности и экономического строя, и вынуждена была восстанавливаться на фоне драматических изменений мирового ландшафта… 

 

Задание на будущее 

«Россия переживает один из самых трудных периодов своей многовековой истории. Пожалуй, впервые за последние 200–300 лет она стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира». 30 декабря 1999 года в одной из московских газет появилась статья премьер-министра Владимира Путина под названием «Россия на рубеже тысячелетий». Она была посвящена ситуации в мире и положению дел в стране, которая все 1990-е годы находилась в состоянии тяжелого кризиса. Приведённые строчки — завершение статьи, своего рода задание на будущее. Эта публикация, вышедшая накануне неожиданной досрочной отставки президента Бориса Ельцина, стала программой действий на годы вперёд. 

Спустя 20 лет Путин имеет основания сказать, что задача выполнена. К российской внешней политике относятся по-разному, в мире хватает и её поклонников, и оппонентов, в том числе очень резких. Однако никто не оспаривает того, что Россия располагается в первом эшелоне мировых держав. Влияние на глобальной арене очевидно. 

На Западе принято считать, что такой результат — следствие продуманной стратегии. Но если попробовать разложить её на составные части, то стратегия скорее превратится в набор конкретных целей и соответствующих им инструментов. То, что называют grand design, по существу, отсутствует. Путин руководствуется классической формулировкой «политика — искусство возможного», оценивая это «возможное» в каждый конкретный момент времени. 

Такой подход был бы чисто прикладным оппортунизмом, если бы не ещё одно качество Владимира Путина. У него есть целостная картина мира, представление о том, как всё взаимосвязано. Казалось бы, она должна быть у любого политического деятеля такого масштаба, однако сейчас это в явном дефиците. По крайней мере большинство западных лидеров последние 20 лет было настолько убеждено в незыблемости своей идеологической рамки, что просто не считает необходимым её критически оценивать и корректировать, вообще задумываться о ней. 

Целостность картины мира — не синоним правильного его понимания. Но принципиально важно осознание того, что любое действие имеет определённые последствия. На Западе эйфория конца прошлого столетия породила иллюзию, что последствий не будет, что бы там ни делали. 

 

Способы восстановления 

Для анализа президентства Путина особенно важны применяемые им инструменты. Президент России прежде всего прагматик, тот, кто оценивает текущее состояние дел и определяет оптимальные, на его взгляд, способы достижения целей здесь и сейчас. Можно выделить несколько позиций. 

Первое. Прочность и устойчивость государства. Путин унаследовал государственную машину в состоянии почти полной дисфункции — от обеспечения безопасности и целостности страны до экономического положения. Помимо наведения элементарного административного и управленческого порядка он с самого начала исходил из того, что Россия должна максимально использовать своё главное конкурентное преимущество — это сырьевой потенциал. Такой подход многим казался отсталым, особенно на фоне резкого взлёта интереса к «новой экономике» в начале 2000-х годов. Путин, однако, полагал, что ресурсная основа всё равно надолго останется обязательным элементом любого развития, а тут у России огромный запас. Также он всегда придерживался мнения, что, несмотря на глобализацию и взаимозависимость, межгосударственная конкуренция сохранится и будет только обостряться, но в разных формах. 

Второе. Финансовая независимость. Накопление ресурсов. Первым требованием нового президента к правительству была ускоренная выплата долгов. Зависимость от кредиторов, накопленная при Михаиле Горбачёве и Борисе Ельцине, ограничивала свободу действий России во внешнеполитической сфере. И в течение ближайших лет страна практически избавилась от долгов, с тех пор такой проблемы у неё нет. Решение было спорное, многие тогда считали, что спешить необязательно, что можно растянуть выплаты, а свободные деньги инвестировать в экономику. Однако Путин был уверен, что первичной задачей является укрепление суверенитета. 

В дальнейшем правительство проводило консервативную бюджетную политику, делая ставку на накопление ресурсов. Такой подход тоже подвергался критике, многие упрекали руководство в замораживании огромных инвестиционных ресурсов. Но Путин твёрдо верил в необходимость «кубышки» на всякий случай. Это помогло стране относительно легко перенести мировой финансовый кризис 2008 года и потом адаптироваться к затяжному кризису, связанному с санкциями после 2014-го. 

Третье. Раннее осознание того, что международные институты, унаследованные от прежнего периода, не будут действовать в новое время. Отправной точкой для такого понимания стало решение США о выходе в 2002 году из основополагающего Договора по противоракетной обороне (ПРО). В тот момент отношения с Вашингтоном были достаточно конструктивными, Россия реагировала довольно сдержанно. Однако, как стало ясно много позже, выводы о необходимости качественного совершенствования ядерных арсеналов были сделаны именно тогда. 

Россия с нарастающим недоверием реагировала на попытки ревизии прежних правил в рамках формирующегося «либерального мирового порядка», и в частности пересмотра классического представления о суверенитете под предлогом новых гуманитарных подходов. Сохранить прежние правила всё равно не удалось, но Россия, не верившая в провозглашаемые постулаты, оказалась лучше подготовлена, когда и эти постулаты начали проседать. 

Четвёртое. Ставка на реагирование, а не на долгосрочное планирование. Путину на Западе нередко приписывают некий особый стратегический талант, однако на деле его главное качество не в этом. Он по большому счёту не верит в длительное планирование, поскольку уверен, что в эпоху глобального транзита и стремительных изменений особого смысла оно не имеет. Гораздо важнее способность к молниеносной реакции на перемены и чутьё на открывающиеся возможности. К этому же относится умение видеть ошибки других и их использовать. Со стороны это часто воспринимается как нанесение хитрых «гибридных» ударов, но в действительности в большинстве случаев это своевременное осознание открывающихся ниш. 

Пятое. Уверенность в том, что военная сила и впредь останется основным инструментом. В 2000-е годы у нас много рассуждали о новых категориях силы — «мягкая», «гражданская», экономическая, инновационная… По всем этим параметрам Россия уступала ведущим странам. Между тем общее восприятие всегда оставалось сугубо реалистическим: в основе всего лежит военная сила, так было и будет. Это опять же осуждалось как анахронизм, но со временем выяснилось, что значимость военной силы никуда не делась, наоборот, скорее возрастает вновь. Между 2008 годом, когда началась военная реформа, и 2015-м, когда Россия осуществила военную операцию в Сирии, боеспособность армии резко нарастили. 

Шестое. Отсутствие идеологии как составной части внешнеполитической деятельности. Дипломатическая гибкость, отказ от альянсов в пользу ad hoc. Российская политика при Путине крайне неидеологична. Хотя внутри страны несколько раз предпринимались попытки сформулировать идеологические и ценностные директивы, успехом они не увенчались. Во внешней же политике наблюдался всё более очевидный уход от любых идеологических установок в сторону чисто прагматического подхода. В этом смысле постсоветская Россия качественно отличалась от США или Евросоюза после холодной войны, которые декларировали идеологизированную, ценностно ориентированную политику. А в тех редких случаях, когда некие идеологические постулаты начинали играть важную роль в политике (например, концепция «русского мира» в 2014–2015 годах), результат оказывался неудовлетворительный. 

Несмотря на смену лиц в Белом доме, общий настрой администрации США в отношении нашей страны остался неизменным: «Россию надо сдерживать». На фото: президент США Дональд Трамп и его предшественники Буш- младший (на первом плане), Барак Обама, Билл Клинтон и Джимми Картер на церемонии прощания с Бушем-старшим. Декабрь 2018 года

Следствием отсутствия идеологии явилось очень гибкое отношение к партнёрствам как — в возрастающей степени — группам по интересам для решения конкретных задач. Сирийский сюжет (и связанные с ним ближневосточные мотивы) стал иллюстрацией того, как гибкость и широкая свобода манёвра в выборе собеседников способны обеспечить высокую эффективность политики. Впрочем, гибкость ограничивается одной существенной для Путина оговоркой: нельзя «сдавать» давних партнёров, какой бы репутацией они ни обладали и сколь большие затруднения ни создавала бы их поддержка. С этим Россия оказалась в более выигрышной позиции, чем, например, США, которые отказывались от своих верных сателлитов (скажем, в ходе «арабской весны»). Хотя изначально было впечатление, что, напротив, упрямство России ей вредит. 

Так можно кратко описать генезис успехов российской внешней политики при Владимире Путине. Здесь необходимо важное уточнение. Описанная парадигма имела целью именно то, о чём Путин говорил в статье конца 1999 года, — выживание и возвращение. Эти задачи были в целом выполнены к середине 2010-х годов. Сейчас наступает новый этап — консолидации позиций и качественного развития. И тут предстоят существенные изменения, потому что иными стали и условия, и цели. Внешняя политика предстоящего десятилетия будет снова о выживании, но теперь не только в условиях внутренней дисфункции, а прежде всего — в агрессивной и нестабильной внешней среде. И она будет о развитии самой страны и, уже как следствие, об укреплении её позиций в мире. 

 

Олицетворение перемен 

Путин образца 2020 года – человек-бренд, причём самый известный из российских брендов в мире. Отношение к нему диаметрально противоположное, но обе крайности — и демонизация, и поклонение — отражают ощущение значимости явления. Ощущение, потому что в мире, где политика в подавляющей степени виртуальна, определяющим оказывается именно восприятие, вне зависимости от того, отражает оно реальность или её создает. Феномен Путина в том, что по ряду причин — некоторые связаны с его личностью и стилем поведения, некоторые вовсе нет — и, скорее всего, помимо собственного желания он стал олицетворением глобальной тенденции, даже предвосхитил её. 

В XXI веке мир начал меняться совсем не так, как ожидали в конце прошлого столетия. И пик славы Путина на международной арене (повторим, славы двойственной — и позитивной, и негативной) пришёлся на тот момент, когда стало понятно: происходящее — не временное отклонение от «верного» пути, а сворачивание с него в каком-то неизвестном направлении. И человек, которого долго обвиняли в непонимании, где находится «правильная сторона истории», превратился из старомодного сторонника классической и уже неактуальной, как считала прогрессивная часть человечества, геополитики в едва ли не «злого гения» прогресса. 

Путин, а вслед за ним и Россия, которую в мире прочно пришвартовали именно к личности президента, попали в необычную ситуацию. С точки зрения тех, кто доминирует в международном информационном пространстве, Российская Федерация и её руководитель не заслуживают нюансов, им полагается только чёрно-белое изображение. Прежде такое применялось к так называемым странам-изгоям. Линейно демонизировать государство, не играющее решающей роли в мире, можно. А что делать с державой, которая не просто занимает одну девятую часть суши, но и расположена на перекрёстке самых больших мировых интересов? Отсюда подобие отчаяния, которое вызывает у внешних — западных в первую очередь — партнёров необходимость постоянно находить какие-то формы взаимодействия с Россией. И её президентом. 

 

До и после 

Внешнеполитический курс Владимира Путина можно очень обобщённо разделить на две части — период, когда Россия стремилась встроиться в конструкции, предлагаемые Западом, и период, начавшийся после того, как Москва пришла к выводу, что это невозможно. 

В первой половине 2000-х годов российское руководство пыталось предложить США и Европе схемы сближения и взаимодействия, которые позволили бы России стать частью «расширенного Запада», сохранив при этом, если использовать модный ныне в Европе термин, «стратегическую автономию». То есть признавало западное «глобальное лидерство», претендуя на особенное положение России в его системе. Это, однако, не вызывало почти никакого интереса со стороны партнёров. Их понимание мироустройства не предусматривало «особого статуса» — либо полноценное подчинение установленному комплекту правил и представлений, либо отчуждение. 

Дальнейшие изменения в политике России проходили под воздействием двух процессов. Один — всё более чёткое осознание того, что «подходящего» в российском понимании места в той системе для неё не предусмотрено. Другой — начавшаяся эрозия самого «глобального лидерства». Первый стимулировал размышления о том, к чему, собственно, России нужно стремиться. Второй создавал для этих размышлений контекст, который стал восприниматься как поле расширяющихся возможностей. 

У Путина никогда не было иллюзий, что Россия может вернуться в статус бывшего СССР, то есть сверхдержавы, способной и стремящейся управлять миром. Приписываемая ему ностальгия по Советскому Союзу — скорее горечь от пережитых бессмысленных потрясений и человеческих потерь, чем желание возвращения к той модели. Более того, Путин несколько раз очень резко высказывался о советском коммунистическом руководстве разных периодов, которое и создало проблемы, приведшие к краху. 

Группа БРИКС стала важным фактором нового многополярного мира. На фото: лидеры стран БРИКС — председатель КНР Си Цзиньпин, президент России Владимир Путин, президент Бразилии Жаир Болсонаро, премьер-министр Индии Нарендра Моди и президент ЮАР Сирил Рамафоза (слева направо). 2019 год

Цель Путина — Россия, которая пребывает во всеоружии по поводу защиты своей безопасности и интересов. Они достаточно чётко локализованы (Евразия), и в каком-то смысле президент США в 2009–2017 годах Барак Обама был прав, назвав Россию региональной державой. Просто регион таков, что его влияние имеет мощный глобальный «выхлоп» и сам он является объектом и участником именно глобальных процессов. Отсюда необходимость игры по всему полю, что не означает желания всё это поле контролировать. 

 

Новая эпоха 

Владимир Путин — политик переходного времени, волею судеб ставший, как сказано выше, его олицетворением. Одна фаза «перехода» завершилась: «конец истории» по лекалам конца 1980-х годов безоговорочно отменён. А направление дальнейшего движения не предопределено. Успешность внешней политики на новом этапе напрямую зависит от внутренней устойчивости государства перед лицом постоянно меняющихся внешних обстоятельств. 

Послание президента Федеральному собранию в январе 2020-го в этом смысле весьма показательно. Минимум слов о внешней политике и безопасности (всё в порядке, мир гарантирован) и обстоятельные рассуждения на тему, как развивать страну в предстоящие годы и десятилетия. Многих это удивило — все привыкли к тому, что международные вопросы остаются коньком и козырем Путина на протяжении многих лет. Но президент с присущим ему чутьём реагирует на глобальные изменения. Мир после либеральной глобализации, в котором с лёгкой руки нынешнего президента США Дональда Трампа доминирует принцип Me first, предполагает куда более высокую степень ответственности каждой страны и лидера за себя, обеспечение собственной устойчивости. Многополярный мир, достижение которого на протяжении десятилетий было официальной целью российской дипломатии, наступил. Однако он, как, кстати, и говорил в одной из речей президент России, сам по себе не решает ни одной проблемы — скорее создаёт более опасную и малопредсказуемую среду. 

Итак, спустя 20 лет после вступления Владимира Путина на пост президента можно сказать, что задача, поставленная изначально, выполнена. Но она немедленно влечёт за собой другую и, пожалуй, ещё более сложную. Эпоха после холодной войны, когда России прежде всего требовалось доказать себе и другим, что коллапс 1991 года был стечением ужасных обстоятельств, а не закономерным финалом, завершена. Уходит и эфемерная «европейская», или «западная», альтернатива — Россия никуда не интегрируется. А ведь в первые годы президентства Путина эта альтернатива рассматривалась как почти неизбежная. Впрочем, это лишь означает, что надо заново искать место в том самом «первом эшелоне», в котором так стремился закрепиться Путин образца 1999 года. И эта задача совсем не проще той, которую удалось решить. 

 

 

ВВП по паритету покупательной способности, трлн долл. 

2000 1,000 

2004 1,473 

2008 2,878 

2012 3,692 

2018 4,051 

Источник: Всемирный банк 

 

 

Внешний госдолг (на начало года), млрд

178,256 

2004 103,244 

2008 37,380 

2012 34,732 

2018 55,628 

2019 43,955 

Источник: Банк России 

 

Инфляция (декабрь к декабрю предыдущего года), % 

2000 20,18 

2004 11,73 

2008 13,28 

2012 6,57 

2018 4,26 

2019 3,04 

Источник: Росстат 

 

Международные резервы (на начало года), млрд долл. 

2000 12,456 

2004 76,938 

2008 478,762 

2012 498,649 

2018 432,742 

2019 468,495 

2020 562,306 

Источник: Банк России 

 

Лента времени 

 

Сентябрь 2001 года 

После атак «Аль-Каиды» (запрещена в РФ) на США Владимир Путин одним из первых предложил президенту Джорджу Бушу-младшему помощь в борьбе с терроризмом. 

 

Май 2002 года 

Президенты России и США подписали Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП). На саммите в Риме был создан Совет Россия — НАТО. 

 

Март 2003 года 

США и их союзники без санкции ООН вторглись в Ирак с целью свержения режима Саддама Хусейна, проигнорировав протесты России и других стран. 

Март 2004 года 

Блок НАТО расширился за счёт стран Восточной Европы, против чего неоднократно высказывалась Россия. 

 

2004–2005 годы 

В Грузии и на Украине при открытой поддержке Запада к власти пришли антироссийские политики. 

 

Февраль 2007 года 

Владимир Путин выступил с речью на Мюнхенской конференции, где заявил, что Россия не приемлет модель однополярного мира, которую навязывают США. 

Август 2008 года 

Грузинские войска с натовским оружием и инструкторами напали на Южную Осетию, после чего российская армия провела операцию по принуждению Грузии к миру. 

 

Февраль 2009 года 

Президент США Барак Обама торжественно объявил о «перезагрузке» отношений с Москвой. В том же году Россия и ЕС приняли программу «Партнёрство для модернизации». 

 

Апрель 2010 года 

Президенты России и США подписали в Праге Договор по сокращению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3). 

 

Февраль 2011 года 

Начались гражданские войны в Ливии и Сирии, в ходе которых Запад, игнорируя протесты Москвы, пытался свергнуть неугодных ему лидеров этих стран. 

 

Январь 2012 года 

Россия, Белоруссия и Казахстан создали Единое экономическое пространство. 

 

Ноябрь 2013 года 

Владимиру Путину удалось убедить украинского президента Виктора Януковича приостановить подготовку к подписанию соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС. Это вызвало в Киеве волну протестов, названную «евромайданом». 

Март 2014 года 

После государственного переворота на Украине там вспыхнули протесты русского населения, итогом которых стали воссоединение Крыма с Россией и гражданская война на Донбассе. Обвинив Россию в агрессии, Запад попытался подвергнуть её изоляции. 

 

Сентябрь 2015 года 

По просьбе Дамаска Россия начала военную операцию в Сирии против ИГИЛ (организация запрещена на территории России) и других исламистских группировок. 

Январь 2020 года 

Владимир Путин выступил с инициативой о проведении саммита лидеров пяти стран — постоянных членов СБ ООН, посвящённого обсуждению насущных вопросов мировой политики. 

 

Фото: РИА «Новости», ZUMA/TASS, AP/TASS