Августовский путч

Можно ли назвать события, произошедшие 19–21 августа 1991 года, государственным переворотом? И почему путчисты так быстро проиграли? Об этом в интервью «Историку» размышляет автор книги «Гэкачеписты», историк и журналист Максим Артемьев.

Это было, пожалуй, самое яркое и самое драматичное событие бурного перестроечного периода. Верхушка руководителей государства отстранила от власти действующего президента СССР Михаила Горбачева и ввела чрезвычайное положение. Символами противостояния, перешедшего на улицы, стали бронетранспортеры на московских мостовых и баррикады вокруг резиденции президента и правительства РСФСР — Белого дома. Однако уже через несколько дней политическая фиеста закончилась неожиданно быстрой капитуляцией ГКЧП и многолюдными митингами, на которых сторонники президента РСФСР Бориса Ельцина, изначально назвавшего действия ГКЧП «правым реакционным антиконституционным переворотом», шумно праздновали победу. Три дня «великих потрясений», фактически ставших скоротечным эпилогом всей истории Советского Союза.

Действия Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) сегодня многими воспринимаются в первую очередь как жест отчаяния, изначально обреченный на поражение. До сих пор о событиях тех трех дней идут жаркие споры. Действительно, что это было? Неумелая попытка навязать стране жесткую полувоенную диктатуру или последний шанс спасти Советский Союз? У Максима Артемьева есть свой ответ на этот вопрос. Биограф гэкачепистов вообще считает, что «их действия можно изучать в качестве пособия, как не нужно делать перевороты». Впрочем, полагает Артемьев, провал августовского переворота — это приговор всей позднесоветской элите, которая к этому времени оказалась уже «слишком безвольной и неконкурентоспособной».

Был ли путч?

— Считаете ли вы действия ГКЧП государственным переворотом?

— Думаю, это слишком громкая формулировка. События, связанные с созданием и крахом ГКЧП, уникальны, трудно подобрать для них адекватное определение. Путч, государственный переворот — это, как правило, выступление против действующей власти, а все участники ГКЧП сами входили в правящую верхушку Советского Союза. Глава правительства и вице-президент, председатель КГБ, министр обороны, министр внутренних дел…

— Но своего начальника — президента СССР — они все-таки изолировали…

— Обратите внимание: они постоянно оговаривали, что Горбачев лишь временно, по состоянию здоровья, не способен исполнять обязанности президента СССР. И Геннадий Янаев на знаменитой пресс-конференции 19 августа твердил, что Михаил Сергеевич просто устал, а поправившись, обязательно вернется к исполнению своих обязанностей. Да и о полной изоляции вряд ли можно говорить. Горбачев просто не предпринимал попыток покинуть Форос. Вряд ли охранники отказались бы выполнять его приказы, если бы президент решил срочно ринуться в Москву. Как считали многие участники тех событий (и в том числе Борис Ельцин), Горбачев в те дни выжидал, чья возьмет, и пребывал в своеобразной самоизоляции. Показательно, что в обращении ГКЧП «К советскому народу» нет критики Горбачева, а в качестве «темных сил» названы лишь безымянные «экстремисты», которых сложно отождествлять с президентом СССР.

— Главной загадкой августовских событий остается вопрос, на который разные мемуаристы и исследователи дают противоположные ответы: стал ли проект «ГКЧП» сюрпризом для Михаила Горбачева?

— Скажем так, события приняли для него неожиданный оборот. Горбачев в Форосе готовился к подписанию Союзного договора, к которому относился как к своему тактическому успеху. Церемония подписания должна была состояться 20 августа. Но идеи, на которые опирался ГКЧП, носились в воздухе. Достаточно вспомнить популярную повесть Александра Кабакова «Невозвращенец», в которой после августовских событий видели предсказание так называемого путча. Или популярные листовки, которые распространялись на демократических митингах в 1990-м и в начале 1991 года: один из самых популярных лозунгов — «Не допустим реванш аппарата!». Общество так часто пугали наступлением «антиперестроечных сил», что это стало напоминать известную притчу про мальчика, который в шутку кричал: «Волки! Волки!», а когда появились настоящие волки, ему никто не поверил. Вот и выступление ГКЧП многие восприняли именно как своеобразную попытку аппаратного реванша, попытку «отменить перемены». Конечно, Горбачев знал о позиции своих консервативно настроенных соратников, возможно, считал их противовесом радикальным демократам, а свою линию — центристской. В то же время он был потрясен тем, что люди, которые всем ему обязаны, выступили без его ведома.

Две недели на заговор

— Кто был идеологом ГКЧП?

— Думаю, председатель КГБ СССР Владимир Крючков. Меньше чем за месяц до учреждения комитета в газете «День» вышло «Слово к народу», которое было воспринято как манифест консервативных сил. Крючков понял, что после подписания Союзного договора, намеченного на 20 августа, Союза де-факто не будет. И это воззвание, написанное в высокопарном, лубочном стиле, стало первым публичным шагом в направлении ГКЧП. В нем чувствуется рука главного редактора тогдашней газеты «День» Александра Проханова: «Сплотимся же, чтобы остановить цепную реакцию гибельного распада государства, экономики, личности; чтобы содействовать укреплению советской власти, превращению ее в подлинно народную власть, а не в кормушку для алчущих нуворишей, готовых распродать все и вся ради своих ненасытных аппетитов; чтобы не дать разбушеваться занимающемуся пожару межнациональной розни и гражданской войны».

«Слово к народу» подписали известные писатели Валентин Распутин, Юрий Бондарев, певица Людмила Зыкина. И два будущих члена ГКЧП — Василий Стародубцев и Александр Тизяков, а также генерал армии Валентин Варенников — тогдашний главком сухопутными войсками, замминистра обороны СССР, активно поддерживавший действия комитета. Именно «Слово к народу» стало идейной основой ГКЧП.

Крючков, оставшийся за кадром, участвовал в разработке и публикации этого материала. Правда, эффект от него оказался небольшой: в то время идеалы имперского сталинизма не могли повлиять ни на Горбачева, ни на общество. Гораздо больший успех тогда имели те, кто решительно отрицал советское прошлое и связывал будущее с западными образцами. Далее начались первые обсуждения будущей тактики ГКЧП. 6 августа на секретном объекте в Теплом Стане Крючков впервые открыл свои планы нескольким руководителям страны, включая двух будущих гэкачепистов — первого зампреда Совета обороны при президенте СССР Олега Бакланова и министра обороны СССР Дмитрия Язова. Любопытно, что и глава Кабинета министров СССР Валентин Павлов, и вице-президент СССР Геннадий Янаев узнали об импровизации Крючкова в самый последний момент.

— Насколько сильную команду Крючкову удалось собрать под флагом ГКЧП и были ли у нее шансы на успех?

— Каждый из гэкачепистов был незаурядным специалистом в своей области. Олег Бакланов и Александр Тизяков — в военной промышленности. Василий Стародубцев долгое время был председателем колхоза и образцового агропромышленного объединения «Новомосковское», председателем Всесоюзного совета колхозов. Валентин Павлов пользовался авторитетом как финансист и так далее. Но конкурировать с лидерами демократического движения по части популизма они не могли. Информационная политика ГКЧП выглядела бестолково, несуразно, их документы напоминали передовицы «Правды», которые в то время мало кого могли в чем-то убедить. Они не учитывали изменений, произошедших в общественной жизни за несколько лет перестройки. Руководство РСФСР для своих посланий выбрало гораздо более верный тон, напоминавший стилистику популярных перестроечных газет и телепередач. Оно пустило в ход понятия, которые сразу запоминались: «путч», «переворот». Да и ГКЧП предлагал в качестве рецепта от всех болезней укрепление дисциплины, а Ельцин и его соратники — красивую сказку о «цивилизованной» жизни. В то время большинство предпочитало верить в сказку. Информационный бой гэкачеписты проиграли вчистую — уже 19 августа.

Пресс-конференция Государственного комитета по чрезвычайному положению. Слева направо: Александр Тизяков, Василий Стародубцев, Борис Пуго, Геннадий Янаев и Олег Бакланов. 19 августа 1991 года

Не против Горбачева

— Можем ли мы судить о том, как прошла встреча Горбачева с посланниками будущего ГКЧП в Форосе 18 августа — за день до введения режима ЧП? Это был разговор врагов?

— Судя по тому, что мы знаем об этой встрече, Горбачев по обыкновению держался двусмысленно. Они говорили на повышенных тонах, и президент отказался подписывать указ о введении чрезвычайного положения. Кстати, точно так же он вел себя в любой кризисной ситуации — предпочитал отстраняться. И все-таки это был разговор коллег, а не врагов. Их воспоминания о той встрече, конечно, разноречивы. Горбачев утверждает, что обматерил гостей, а по мемуарам гэкачепистов он отреагировал на их предложение иначе: «Черт с вами, делайте что хотите». Но на прощание Горбачев пожал гостям руки — и на этом сходятся все мемуаристы.

Противники ГКЧП пытаются с помощью троллейбуса заблокировать движение бронетехники на Садовом кольце

— Как вы считаете, какая роль была уготована президенту СССР?

— Конечно, гэкачепистов во многом не устраивала политика Горбачева, и они понимали, что курс нужно менять. Решения, которые они успели принять, были направлены против политики перестроечного времени. Но не против Горбачева! Все они были его выдвиженцами. Первый и последний президент СССР подбирал людей, всем обязанных лично ему. Почти каждый из них на пути к власти благодаря Михаилу Сергеевичу перескакивал через одну-две ступеньки. Того же Валентина Павлова не считали очевидным кандидатом в председатели Совета министров. Летом 1989 года он стал министром финансов, а в январе 1991-го неожиданно возглавил правительство, в котором было немало более опытных руководителей. Но Горбачев оказал доверие Павлову. Нечто схожее происходило и с другими членами ГКЧП — Дмитрием Язовым, Геннадием Янаевым. Да и Владимира Крючкова в КГБ до его назначения председателем не считали беспрекословным авторитетом. Все они были крупными управленцами без политического опыта — и Горбачев обоснованно не видел в них угрозу своей власти. А они считали, что в случае успеха ГКЧП он поддержит их.

Баррикады у Белого дома

Уверен, что они не собирались ставить крест на карьере Горбачева. Цели гэкачепистов, как ни странно, соответствовали тому, что они открыто декларировали: сделать за президента черную работу, спасти ситуацию, а потом, через некоторое время, объявить, что острый приступ радикулита преодолен, Михаил Сергеевич здоров и возвращается в Кремль. В планы руководителей ГКЧП не входил окончательный перехват власти у президента, Крючков и его коллеги вообще не стремились к публичной политике. Да, они фактически принуждали Горбачева отказаться от подписания Союзного договора, который, по их мнению, привел бы к распаду СССР. Но их легитимность была связана исключительно с сохранением власти Горбачева, и у нас нет оснований считать, что, если бы ГКЧП удержался у власти, его руководители стали бы преподносить свою политику как антигорбачевскую. Опасались они и проблем в международных отношениях, которые неминуемо возникли бы без опоры на всеми признанного президента СССР, лауреата Нобелевской премии мира.

— С позиций нынешнего времени, с исторической дистанции как можно определить роль Горбачева в тех событиях?

— Начинать, думаю, нужно с тех качеств, которые проявил Горбачев за годы партийной работы. Он обладал способностью уживаться с любым начальством и умел нравиться самым влиятельным руководителям. Общительный, говорливый. Например, свои телефонные разговоры с министром обороны Дмитрием Устиновым он начинал с шутливого: «Товарищ командующий, какие будут указания по части сельского хозяйства?» Такой стиль во многом и предопределил его быстрый взлет, когда в 1980 году, в неполные пятьдесят, Горбачев стал полноправным членом Политбюро. Он производил благоприятное впечатление энергией, напором, но при этом ни в чем не был профессионалом. Молодой секретарь ЦК предпочитал решать вопросы в бюрократическом, аппаратном стиле. Не хватает овощей? Значит, нужно организовать новое министерство, которое «накормит страну». И так во всем. Это быстро проявилось, когда он стал первым лицом. И в особенности после 1988 года, когда и политический, и экономический кризис в стране требовал решительных действий. У меня сложилось впечатление, что Горбачев вообще не имел долгосрочных планов. Он плыл по воле волн, не загадывая больше чем на три-четыре месяца вперед, по принципу «нам бы ночь простоять да день продержаться». Поэтому в его решениях мы видим столько противоречий. Как он относился к событиям в Тбилиси, Вильнюсе, Риге? Сохранить Союз без силовых действий было невозможно, но Горбачев всякий раз, выдержав паузу, заявлял, что не имеет к этим решениям никакого отношения. Он постоянно демонстрировал неустойчивость, амбивалентность, неумение прорабатывать и анализировать различные варианты развития событий и всякий раз из всех возможных решений выбирал наихудшее.

Сторонники демократии на Охотном Ряду

Акт потерянных людей

— Чем принципиально отличалась «плеяда» гэкачепистов от Ельцина и его тогдашних соратников?

— Прежде всего гэкачепистов нельзя назвать сплоченной командой. Тогдашние соратники Ельцина тоже не были единомышленниками, но у них сложился ситуативный союз, они понимали: если не мы их, то они нас. Страх их здорово сплачивал. Еще одна важная черта демократов той волны — отсутствие моральных барьеров. Ельцина и его соратников прикрывал живой щит из безоружных активистов. Этих людей сознательно собрали вокруг Белого дома, нисколько не опасаясь за их судьбу. По сравнению с противниками из ГКЧП соратники Ельцина были динамичными, незашоренными. Но у путчистов все-таки было больше порядочности. Показательно, что они в августе 1991 года не решились на кровопролитие, а Ельцин осенью 1993-го, чтобы сохранить власть, без колебаний пошел на штурм Белого дома и расстрел толпы перед «Останкино».

Защитники Белого дома
 

— Были ли у ГКЧП технические возможности для нейтрализации Ельцина и его уличной поддержки?

— Технические возможности были, но гэкачеписты, и прежде всего Владимир Крючков, недооценили Ельцина. Они не предполагали, что президент РСФСР выступит приводной силой сопротивления. Это сказалось уже 19 августа. Рано утром Крючков направил отряд группы «Альфа» в подмосковное Архангельское — туда, где жил Ельцин. Спецназовцы провели рекогносцировку, доложили председателю КГБ СССР о ситуации вокруг ельцинской дачи — и всё. Ельцину дали возможность беспрепятственно доехать до Белого дома. После этого Крючков несколько раз разговаривал с ним по телефону, но президент России, нужно отдать ему должное, сразу почувствовал, что это не могущественный глава КГБ, а утомленный, потерянный человек и что ГКЧП — это колосс на глиняных ногах. А танки в Москве — скорее знак бессилия, нежели доказательство серьезных намерений и полномочий. Ельцин не опасался этих растерянных людей… Поэтому никто и не выполнял указов ГКЧП — например, о запрете митингов и манифестаций. Было ясно, что эти руководители замахиваются для удара, но не бьют. Собравшиеся вокруг Белого дома не думали расходиться и выполнять требования комендантского часа — и никто ничего не мог с ними поделать. Ельцин, безусловно, стал главным благоприобретателем августовских событий. В те дни он как по нотам разыграл свою повестку с баррикадами и танками, с журналистами и Белым домом.

Выступление президента России Бориса Ельцина на митинге в поддержку демократии. 22 августа 1991 года

— Были ли среди членов ГКЧП яркие фигуры, способные взять на себя ответственность и пойти до конца? И были ли вообще в окружении Горбачева такие люди?

— По большому счету это были психологически надломленные люди. «Актив Горбачева» пришел к власти после долгого правления брежневского поколения, и поначалу они слишком хотели доказать, что Брежнев их недооценивал, — и совершали ошибку за ошибкой. А когда Горбачев уничтожил систему партийной власти и, по существу, выбил из-под себя табуретку, Крючков, Бакланов и им подобные совсем растерялись. Среди руководителей, находившихся в то время на одну-две ступеньки ниже, можно вспомнить и профессиональных, и инициативных людей, но в круг тех, кто принимал решения, их не допускали. Это сказалось и в 1985 году, когда после смерти Константина Черненко систему должен был возглавить человек более молодого поколения, и в 1991-м, когда Горбачев изображал борьбу с Ельциным. Среди первых лиц страны мы не найдем ярких личностей, которые тогда были бы способны сохранить СССР, а по существу — историческую Россию. Умную и ответственную политику они проводить не могли. Не могли заглянуть в будущее, просчитывая последствия каждого шага. К сожалению, очевидна слабость этого поколения советской верхушки по сравнению с китайскими политиками, наследниками Мао Цзэдуна, которые, кстати, в основном были старше горбачевской команды. В Кремле в то время к китайскому опыту относились высокомерно, всерьез его не воспринимали. Оказалось, что опрометчиво. А потом было уже поздно.

Государственное самоубийство

— Насколько массовой была поддержка противников ГКЧП в Москве, в России и в республиках Советского Союза? Верно ли, что страна в отличие от Москвы отнеслась к путчу со сдержанным одобрением?

— Расскажу сначала о личных впечатлениях. В те дни я, как политизированный молодой человек, принимал происходящее близко к сердцу, был уверен, что мы являемся свидетелями исторического события мирового значения. Следил за сообщениями радио. Проехался по улицам Тулы (я тогда жил там) в надежде услышать какие-то дискуссии, увидеть протестующих людей. Но большинство относилось к событиям безразлично, не связывало никаких надежд с московскими политическими баталиями. Сейчас я считаю, что эти люди во многом были правы в своем скептицизме. И все-таки надо отметить, что митинги протеста тогда шумели не только в Москве и Ленинграде, но и еще в десятке крупных городов. При этом ни одного сколько-нибудь заметного марша в поддержку ГКЧП в те дни не было. Все решила активность защитников Белого дома в Москве. Однако и масштабы столичного протеста не стоит преувеличивать. На баррикады пришло не более одного процента москвичей. Но именно они — активное меньшинство — создали картину дня и повлияли на политические решения ГКЧП, боявшегося протестов и кровопролития.

— Почему советские и партийные органы власти после путча рассыпались так стремительно, не оказав никакого сопротивления?

— Номенклатура пребывала тогда в шоковом состоянии. Горбачев вернулся из Фороса фактически почетным пленником Ельцина. Республикам был дан сигнал разбегаться. Почувствовав бессилие союзного центра, сразу изменил свою позицию председатель Верховного Совета УССР Леонид Кравчук, сделавший ставку на суверенитет Украины. Попытки Горбачева что-то противопоставить уверенному в своих силах Ельцину выглядели жалко. Поэтому удивительно даже не то, что Союз после августовских событий рассыпался через три с половиной месяца, а то, что он эти месяцы все-таки продержался. Конечно, это был распад не столько Советского Союза, сколько исторической России…

Самую дорогую цену за участие в путче заплатил вошедший в состав ГКЧП министр внутренних дел СССР Борис Пуго. 22 августа 1991 года он и его супруга покончили жизнь самоубийством. Остальные гэкачеписты, проведя в заключении около полугода, оказались на свободе, а в начале 1994-го были и вовсе амнистированы

— Мог ли Союз сохраниться в каком-то виде, если бы не путч?

— Шансы сохранить единое государство после 1989 года не просматриваются. На мой взгляд, подписание Союзного договора, которое планировал Горбачев, привело бы к тем же результатам, что и провал ГКЧП. Разве что СССР просуществовал бы на месяц-другой дольше и некое подобие Беловежских соглашений случилось бы в январе или феврале 1992 года, а не в декабре 1991-го. Союзный договор практически не оставлял центру никаких полномочий, а шесть республик отказались его подписывать.

Прощание с Ильей Кричевским, Дмитрием Комарем и Владимиром Усовым — защитниками Белого дома, погибшими 21 августа. Траурная процессия на Калининском проспекте (ныне Новый Арбат) в Москве, 24 августа 1991 года

— А мог ли популярный Борис Ельцин стать центром притяжения для республик СССР?

— Маловероятно, чтобы республиканские элиты согласились с усилением России и тем более с лидерством Ельцина. Именно такого развития событий они побаивались. А рычагов давления на Киев, Прибалтику, Тбилиси у Москвы оставалось все меньше и меньше.

— Потеря страны — главный исторический урок, который преподали нам гэкачеписты?

— Главный урок, на мой взгляд, в том, что общество должно жить по законам разумной умеренности, без рывков и авантюр, которые превращаются в государственное самоубийство. Не нужно разжигать страсти. Накал политической жизни, который мы видим в событиях августа 1991 года, когда противников называли фашистами, ликовали по поводу самоубийства члена ГКЧП, министра внутренних дел СССР Бориса Пуго, говорили о необходимости арестов и казней, пошел во вред. Закономерным продолжением этого «взрыва» стала политика 1992–1993 годов, принесшая стране новую череду трудностей и поражений, новое снижение уровня жизни — даже по сравнению с последними годами правления Горбачева. Оказалось, что политизированность общества опаснее безразличия.

Что почитать?

Август-91. Сборник. — М., 1991.

Крючков В.А. Личное дело. Три дня и вся жизнь. — М., 2019.

Артемьев М.А. Гэкачеписты. — М., 2021.— (Серия «ЖЗЛ»).

Фото: НАТАЛЬЯ ЛЬВОВА, АНДРЕЙ СОЛОВЬЕВ/ТАСС, ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН, АЛЕКСАНДР ЧУМИЧЕВ/ТАСС, ГЕННАДИЙ ХАМЕЛЬЯНИН/ТАСС, LEGION-MEDIA, AP/ТАСС, ВАЛЕРИЙ ХРИСТОФОРОВ, РИА «НОВОСТИ»