Объективка на Брежнева

Год назад не стало Владимира Гургеновича Мусаэльяна — ветерана фотослужбы ТАСС, личного фотографа Леонида Брежнева, замечательного, очень теплого, ироничного, мудрого и искреннего человека с добрым прищуром много чего и много кого видевших глаз, большого друга журнала «Историк». Он всегда следил за нашими публикациями... «Объективка на Брежнева» — так называлось интервью Владимира Мусаэльяна журналу «Историк», вышедшее в июне 2018-го. Светлая память Вам, Владимир Гургенович, замечательный Вы человек!

Главный редактор журнала «Историк» Владимир Рудаков

 

ОБЪЕКТИВКА НА БРЕЖНЕВА

Есть такая редкая профессия — личный фотограф первого лица государства. Живая легенда ТАСС Владимир Мусаэльян признается: из девяти лидеров страны, которые находились у власти в России в последние 100 лет, он не снимал только двоих — Ленина и Сталина. Остальных — от Хрущева до Путина — снимал. Брежнева — чаще других, едва ли не каждый день…

Фото: Наталья Львова

 

«Лицо Брежнева стало мелькать реже»

— Вы начали работать с Леонидом Ильичом в 1969 году, если я не ошибаюсь?

— Как личный фотограф — с 1969-го. Но я снимал его и раньше. И не только его. В моем архиве нет лишь Ленина и Сталина, остальные все есть — начиная с Никиты Сергеевича Хрущева. Хоть я и не занимался политическими репортажами, но у нас в ТАСС была такая установка: каждый из репортеров раз в неделю должен был дежурить на оперативном выпуске. И вся оперативная съемка, в том числе и в Кремле, висела на дежурных. Так что я снимал и Никиту Сергеевича, и Леонида Ильича до 1964 года, когда он еще не стал первым секретарем ЦК, а был просто председателем Президиума Верховного Совета. Но там я был в общей толпе…

— А как вы стали личным фотографом генерального секретаря ЦК КПСС?

— Можно сказать, случайно. В 1969-м я по заданию редакции оказался в Алма-Ате в группе репортеров, освещавших визит Брежнева в Казахстан. Леонид Ильич приезжал награждать Казахстан каким-то орденом. Закончилась съемка, вдруг звонок из Москвы. Говорят: «Тебе надо лететь дальше с Леонидом Ильичом, потому что он едет по среднеазиатским республикам». Я даже растерялся: «Да у меня же пленки нет, я домой собрался!» — «Ну, — отвечают, — давай, у друзей-товарищей займи пленку, а где-нибудь на пути мы тебе еще подбросим». Так и пришлось крутиться целый месяц.

— Брежневский визит был такой длинный — целый месяц?

— Да, это был его визит по республикам. Я летал с ним в одном самолете, крутился каждый день перед ним, передавал в ТАСС о его посещениях фабрик, заводов, партийно-хозяйственных активов, а он меня не замечал. Как будто меня нет. А я очень любил контактную журналистику: мне нужно было общение, я должен был чувствовать человека. Здесь же — тишина. Причем газеты ежедневно печатают мои работы. Везде он на фото, а под снимком — подпись: «Фото специального корреспондента ТАСС В. Мусаэльяна». А он меня не замечает… Нас всего десять человек в самолете летало — это вместе с охраной. Брежнев входит в салон: всех знает, а меня словно нет, пустое место.

Но вот проходит полгода, и уже в Москве я вдруг слышу, как он спрашивает: «А где Мусаэльян?» Выговорил фамилию мою: даже наборщики перевирали в газетах, а тут так четко и ясно. Я говорю: «Здесь, Леонид Ильич». С тех пор мы с ним подружились.

— Какую перед вами задачу поставили, что вы должны были делать как личный фотограф? Что это за работа?

— Меня иногда спрашивают, чем отличается личный фотограф от просто фотографа. Я говорю: «Личный фотограф отличается от общей братии лишь тем, что он имеет доступ не только "к телу", но и к семье». Все эти годы — с 1969-го по 1982-й — я был с ним, где бы он ни находился: на отдыхе ли, в Завидово, на работе, в Москве, в поездках по стране или за рубежом. Он мне доверял…

Леонид Брежнев и госсекретарь США Генри Киссинджер (в центре) на охоте в Подмосковье. Справа — переводчик генерального секретаря ЦК КПСС Виктор Суходрев. 1973 год (фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН/ТАСС)

 

Кстати, когда Леонид Ильич пришел к власти, фото первого лица в государстве стало реже появляться в прессе, чем это было при Хрущеве. Так решил Брежнев. Я тогда еще не был его личным фотографом. Как все репортеры, заходил к нему в кабинет для протокольной съемки. Мы снимали — и нас выгоняли быстренько. Однажды у него в кабинете я стал свидетелем его разговора с председателем Совета министров Косыгиным. «Алексей, — говорит вдруг Брежнев, — посмотри: вот люди отмирающей профессии». Я все гадал: «Что это он сказал? К чему бы это?» Так мне было странно: что за люди отмирающей профессии? Оказалось, он имел в виду, что станет реже сниматься. Раньше Никита Сергеевич был на всех полосах газет, а лицо Брежнева стало мелькать реже.

 

Сталин без головы

— Ваш учитель в профессии Вадим Ковригин снимал Сталина. В чем была разница его работы со Сталиным и, например, вашей — с Брежневым?

— В чем? Расскажу о Ковригине, и вы сразу поймете. В 1943-м Ковригина отозвали с фронта в Москву, чтобы снимать Сталина. Он и до войны его снимал и был на хорошем счету. И вот в 1950 году он снимал голосование вождя. Сталин приехал на избирательный участок. Но голосовал он, не сняв фуражки, и слишком наклонил голову. В итоге перекрыл лицо. В общем, чтобы снять лицо, чуть ли не на пол надо ложиться. Что делать Ковригину? Пришел в редакцию, видит, что фотографию такую давать нельзя. Он достал из старых съемок кадры, вырезал голову, наклеил. Так и напечатали.

Сдали Ковригина иностранцы, которые заметили монтаж. Но это мы сейчас можем сказать: «ретушь», «монтаж». А тогда речь шла об «отрезанной голове товарища Сталина». В общем, забрали Ковригина на Лубянку. Ему грозили большие неприятности. Спасло его то, что он показал на портрет Сталина с трубкой, который висел за спиной следователя. «Это мой, — говорит, — портрет Сталина. Я его снимал лично». Тот не поверил, пошел проверять. И в итоге смягчил ему наказание: отправили Ковригина на поселение в Казахстан. А в 1956-м его реабилитировали, и он снова вернулся в Фотохронику ТАСС. В 1960 году его определили мне в наставники. Вот вам и вся разница…

— А Брежнев правда был такой добродушно-сентиментальный человек, как о нем иногда пишут?

— Да. У него часто глаза были на мокром месте.

 

Ставка на личные отношения

— А были противоположные проявления, гнева какого-то?

— Очень редко. Только если происходило какое-нибудь ЧП. А так он очень выдержанный был человек: не делал резких каких-то выводов и заключений. Но иногда бывало. Например, когда он встречался с президентом Франции Жоржем Помпиду в Заславле (это в Белоруссии), произошло ЧП. Случилось так, что солдат, который чистил взлетную полосу от снега и льда, заснул за рулем и въехал во французскую «Каравеллу». К счастью, это был не президентский «Борт № 1», а «Борт № 2», который перевозил журналистов. Самолет был поврежден, солдатик руку себе сломал, все лицо разбившимся стеклом порезал. Брежнев очень рассердился.

Во время встречи с генеральным секретарем компартии Чили Луисом Корваланом, только что освобожденным из пиночетовских застенков, Брежнев был по-настоящему растроган. 1976 год (фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН/ТАСС)

 

Встреча должна была проходить тет-а-тет, без прессы. В это время звонит мне Леонид Митрофанович Замятин, тогдашний генеральный директор ТАСС, и говорит: «Володя, надо сделать съемку для газет. Все-таки первая встреча». Я объясняю: «Леонид Митрофанович, встреча тет-а-тет, никому не разрешено присутствовать». Он мне: «Ничего не знаю! Иди к самому и проси!» Что делать?

— Либо ослушаться начальника, либо нарушить протокол встречи на высшем уровне.

— Я не мог ослушаться Замятина и пошел к Брежневу. Подымаюсь по лестнице на второй этаж — слышу его резкий голос, очень возмущенный: «Почему я должен начинать переговоры с извинений? Когда это прекратится, весь наш этот русский бардак?!» В общем, устроил разнос подчиненным — я никогда не слышал от него ничего подобного. Смотрю, министр иностранных дел Андрей Громыко и тогдашний посол СССР во Франции Петр Абрасимов, смущенные, идут от него вниз по лестнице. Тут и Брежнев появляется. Я сразу к нему и говорю: «Леонид Ильич, разрешите сделать съемку». Он таким отрешенным взглядом посмотрел на меня: «Да снимай!» И махнул рукой. Ну, я снял. Помпиду на меня так взглянул: как это, мол, я здесь оказался? И я быстренько смотался.

— Как вы считаете, Брежневу нравилось заниматься внешней политикой?

— Не только нравилось — он умел это делать. Ведь «Программу мира» Брежнев начал реализовывать. Это я уже был у него личным фотографом. И я видел, насколько плотно он занимался Хельсинкским процессом. И конечно, подписание Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 году: 33 европейских страны плюс США и Канада — 35 государств. Я помню, Брежнев, когда прилетел из Хельсинки, заболел: такая нагрузка была на нем.

— Он был мотором Хельсинки?

— Я считаю, что да. Помню, при мне Пьер Трюдо — тогдашний премьер-министр Канады, легендарная личность, Брежнев относился к нему с очень большим пиететом — подошел в Хельсинки к нему во время перерыва: «Господин Брежнев! Приветствуя вас, я хочу сказать, что вы являетесь отцом этого совещания». Это сказано было не для прессы: они вдвоем стояли плюс переводчик и я. Больше никто не слышал.

Или, например, с американским президентом Ричардом Никсоном какую работу они проделали! Госсекретарь США Генри Киссинджер с Громыко как челноки мотались: один — туда, другой — сюда. А как Брежнев принимал Киссинджера! На эту тему у меня есть целая фотоэпопея. Леонид Ильич его возил в Завидово, и тот — в сапогах, в егерской одежде — сидел с ним на вышке, кабанов стрелял. Брежнев, в свою очередь, был гостем в Кэмп-Дэвиде, а незадолго до отставки Никсон с супругой гостили у Леонида Ильича в Крыму… Кстати, Киссинджер был о Брежневе очень высокого мнения.

Сильной стороной Брежнева было то, что он умел расположить к себе человека. Взять хотя бы историю с канцлером ФРГ Вилли Брандтом. Брежнев уговорил его поплавать в бассейне. Тот говорит: «Да у меня и плавок-то нет». «Я дам!» — воскликнул Леонид Ильич. В итоге они вместе плавали в бассейне. К слову, я не показывал сделанную тогда фотографию почти 40 лет. Уже потом, к столетию со дня рождения Леонида Ильича, опубликовал ее в книжке.

А взять Францию. Последний раз президент Помпиду приехал к Брежневу в Пицунду за две недели до своей смерти — от преднизолона совсем опухший, но приехал. Было что обсудить.

— Брежнев всегда стремился к установлению личных отношений?

— Обязательно! Он к этому очень серьезно относился. И, готовясь к приему, всегда продумывал и эту сторону переговоров. Работая над программой визита, часами сидел с помощниками, перелопачивал тома документов…

— А сам он разбирался в этом или полагался на советников, как вы оцениваете?

— Сначала он, наверное, как и все в новом деле, в чем-то плавал, может быть, не все знал, не во всем разбирался, но со временем стал быстро схватывать суть. И уже мог самостоятельно очень многие вопросы решать. Есть у меня фотография, где Брежнев с Никсоном в Кэмп-Дэвиде сидят. Многие, видя ее, спрашивают: «А где Громыко?» Киссинджера там видно, а Громыко — нет, только переводчика, покойного Виктора Суходрева. Я всегда отвечаю на это: «Вы что думаете, что Брежнев хуже Громыко разбирался в вопросах, которые они обсуждали? Что он не знал, что сказать? Что ему Громыко должен был подсказывать каждый раз, что говорить? Нет, конечно!»

— А Брежнев любил удивлять зарубежных лидеров? Известна история, как он катал Никсона на машине, и тот жутко испугался иметь дело с таким водителем…

— Брежнев хорошо водил машину и любил ездить за рулем. «Роллс-ройс» любил свой, и на охоту он ездил всегда на этом автомобиле. Но в Кремль он никогда на иномарке не въезжал. Всегда был на ЗИЛе. Во время визита Брежнева в Америку Ричард Никсон подарил ему «Кадиллак». Леонид Ильич посадил Никсона с собой рядом. Тот не возражал: ну, посидят они рядом, посмотрят машину. А Брежнев нажал на педаль и помчался по узким дорожкам Кэмп-Дэвида. В итоге президент США, когда приехал, был по-настоящему испуганным. «Ну, — говорит, — вы водитель!» А Брежнев ему отвечает: «Я не просто водитель, я хороший водитель».

Леонид Брежнев и лидер кубинской революции Фидель Кастро в Звездном городке. На фото также — космонавты Валентина Терешкова, Владимир Шаталов и Георгий Береговой. 1973 год (фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН/ТАСС)

 

Другой случай был в ФРГ. Резиденция канцлера — на горе Петерсберг, километров сорок или шестьдесят от Бонна. В подарок «Мерседес» преподнес Брежневу автомобиль спортивного плана, и он тогда тоже сел за руль. С ним сел представитель фирмы — и вниз с горы покатились. Охрана перепугалась: выедет на автобан. Что делать? Ну, позвонили на КПП, чтобы ворота закрыли, не открывали. Брежнев же, пока разворачивался (а там узкая была дорога), стукнул машину о бордюрный камень, пробил картер, масло потекло. Он очень расстроился, но фирмач пообещал все отремонтировать.

— Ну, это лидеры капиталистического мира. А вот с лидерами соцстран какие отношения были? Все-таки, как иногда говорят, сателлиты… Или товарищеские, дружеские отношения были?

— Нет, Брежнев себя так не вел никогда: только товарищеские! Он со всеми находил общий язык и никогда не выказывал своего превосходства над людьми.

— А были ли, на ваш взгляд, у Брежнева какие-то любимчики из иностранных лидеров?

— Не знаю, по-моему, у него со всеми были ровные человеческие отношения, кроме, может быть, румынского лидера Николае Чаушеску. С ним у Брежнева были очень натянутые отношения: Чаушеску был своеобразной личностью. Иногда приезжает он в Крым, Брежнев обнимает его, а мне знак подает: эту фотографию не давай, не показывай, что я его обнимаю. Конечно, тут не до поцелуев было…

Во время пребывания в Крыму канцлера ФРГ Вилли Брандта Брежнев неожиданно предложил гостю поплавать в бассейне. Ореанда, 1971 год (фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН)

 

— Почему Брежнев так любил целоваться?

— Не знаю. Я помню, президент США Джимми Картер сам даже потянулся в Вене к нему целоваться. Не знаю. Располагал, что ли, он так. Действительно, со многими он целовался.

— Но это была такая брежневская манера или в то время это было принято?

— Нет, я думаю, что это не было принято. Только с ним такие поцелуйчики были.

 

«Это кресло для Щербицкого»

— В последние годы жизни Леонид Ильич был не в лучшей физической форме, но до определенного момента — очень энергичный человек…

— В конце 1960-х — начале 1970-х я за ним не успевал. Он обедал восемь минут. Я выходил из-за стола голодный. Это потом я научился быстро есть, даже компот успевал выпить. А дома я до сих пор ем быстро, мне говорят: «Ты что, из голодного края приехал, что ли?» Честное слово! А затем Брежнев стал все сдавать, сдавать, сдавать…

— Когда произошел этот водораздел: Брежнев энергичный, активный и Брежнев больной?

— После 1975 года: микроинсульт был у него. С этого времени он начал быстро уставать, появились проблемы с речью. Помню, в 1976 году, 19 декабря, в день его 70-летия, пришли его поздравлять члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК, вручали ему какую-то очередную награду. Он всех поблагодарил, а потом вдруг говорит: «Не пора ли мне на покой? Я уже уставать стал быстро, не тот уже». Смотрю: тишина после этих его слов. Все как-то затаились…

— Приуныли.

— Приуныли. Но спустя какое-то время — нестройный хор голосов: «Что вы, Леонид Ильич, вы наше знамя! Вы работайте поменьше — мы будем за вас работать больше». В общем, он слушал-слушал их и говорит: «Вот в Соединенных Штатах Генри Уинстон был генеральным секретарем ЦК компартии, а стал ее почетным председателем. А генеральным секретарем стал Гэс Холл. Сделайте так же: изберите меня почетным председателем партии и выберите нового генерального секретаря». Те опять: «Вы наше знамя!» «Ну, — говорит, — ладно». «Товарищи не хотят отпускать», — уже вечером сказал он своей жене, Виктории Петровне.

До поры до времени Леонид Брежнев импозантно выглядел даже в самых необычных костюмах. Таджикистан, 1970 год (фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН/ТАСС)

 

— Леонид Ильич лукавил в этой ситуации, проверял окружение на вшивость или искренне собирался на пенсию?

— Я думаю, в тот момент он не лукавил. На мой взгляд, он действительно хотел уходить. При этом я должен сказать: это полная чепуха, когда говорят, что в последние годы Брежнев не владел ситуацией. Он до конца своих дней владел ситуацией. Можете мне поверить!

— А анекдоты про Брежнева немощного? А то, что он читал по бумажке?

— Так и сейчас лидеры читают по бумажке, если это протокольное мероприятие! А Брежнев долгие годы очень хорошо говорил. Мы ездили в одной машине с его помощником Александровым-Агентовым, и я задавал ему вопрос: «Андрей Михайлович, посмотрите, как Брежнев говорит на партийно-хозяйственных активах! Почему не даете это в эфир? Мне надо материал пересылать в ТАСС, а я не хочу выходить из зала, мне хочется слушать его». А он отвечал: «Владимир Гургенович, очень много слов-паразитов у него».

— А что за слова-паразиты? Нецензурные, что ли?

— Нет, просто слова-паразиты. Это сейчас экают, бекают с экрана, а тогда считалось, что на телевидении так нельзя. Если же не брать этот момент в расчет, то он очень хорошо говорил. А нецензурных слов я от него ни разу не слышал: чтобы он матом ругался — этого не было никогда.

— В годы перестройки сложилось представление, что эпоха Брежнева — это период застоя. А потом, дескать, пришел Юрий Андропов — и все завертелось. И многие считают, что, если бы тот не умер так быстро, СССР еще бы жил и жил. Как вы к такой точке зрения относитесь?

— Кто такой Андропов по сравнению с Брежневым? Ну кто?! Вот вы мне можете объяснить, что он сделал такого, что у нас есть проспект Андропова? А Брежнев 18 лет руководил страной, и ничего — ни улицы, ни переулка. Даже мемориальную доску в свое время сорвали с дома.

Владимир Мусаэльян и Леонид Брежнев. 1981 год (фото: ВЛАДИМИР МУСАЭЛЬЯН/ТАСС)

 

Я-то помню, кем был при Брежневе Андропов — «чего изволите», не больше! Это потом, когда Леонид Ильич заболел, Андропов окреп, опираясь на КГБ — созданное им государство в государстве. Брежнев, кстати, это увидел, понял, стал присматриваться к нему. Когда в январе 1982 года умер фактический второй секретарь ЦК Михаил Суслов, Брежнев быстро смахнул Андропова с Лубянки на Старую площадь, на место Суслова. А на КГБ посадил Виталия Федорчука, который до этого руководил КГБ Украины. 4 ноября 1982 года, за шесть дней до смерти Брежнева, я был свидетелем его разговора с секретарем ЦК КПСС Иваном Капитоновым. Брежнев говорил ему, показывая на свое кресло: «Иван, видишь это кресло? Это кресло для Щербицкого».

— Вы имеете в виду кресло генерального секретаря?

— Конечно.

— Владимиру Щербицкому, первому секретарю ЦК компартии Украины?

— Да.

— То есть Брежнев считал, что Щербицкий…

— Он даже не считал, он уже решил, что тот будет его преемником.

— А что же он Щербицкого в Москву-то не перетащил?

— Щербицкий не захотел, но он ему предлагал неоднократно.

— То есть я правильно понимаю, что Брежнев не хотел Андропова в преемники?

— Конечно, не хотел. В последние годы у них были очень напряженные отношения.

— А как вы объясняете, почему такой миф вокруг Андропова?

— Откуда я знаю? Но все действительно говорят: вот если бы он… Если бы да кабы росли б во рту грибы.

— Вы работали с четырьмя лидерами страны, верно? Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев.

— В качестве личного фотографа — да.

— С кем вам было комфортнее всего работать?

— Конечно, с Брежневым. А от Ельцина я сам отказался.

— Почему?

— Он у меня не получался. Не получался, понимаешь? Я его терпеть не мог!