Кадетский князь

В день своего 30-летия великий князь Константин Константинович писал в дневнике: «Жизнь моя и деятельность вполне определились. Для других — я военный, ротный командир, в ближайшем будущем — полковник... Для себя же — я поэт. Вот моё истинное призвание». Через 12 лет, в марте 1900 года, внук Николая I, поэт, переводчик и драматург, известный под псевдонимом К. Р., по воле императора был назначен главным начальником военно-учебных заведений. И сумел привнести поэзию в рутинную жизнь этих заведений, совершенно их преобразив.

Константин Константинович окончил Морской кадетский корпус (его отец великий князь Константин Николаевич был генерал-адмиралом Российского императорского флота), побывал в дальних плаваниях на фрегате «Светлана». А в октябре 1877 года во время русско-турецкой войны 19-летний мичман Романов участвовал в спецоперации по уничтожению турецкого моста, строившегося у Силистрии. Константин Романов спустил брандер на турецкий пароход под огнём батарей и стрелков всей силистрийской оборонительной линии. И за храбрость был награждён Георгиевским крестом.  

Через шесть лет по состоянию здоровья морскую службу пришлось оставить. Великий князь был переведён в лейб-гвардии Измайловский полк. Военная служба тяге к прекрасному не препятствовала. Князь Константин Константинович, несмотря на свою занятость, неизменно находил время на то, чтобы устраивать так называемые Измайловские досуги. На «Досугах» офицеры полка демонстрировали свои таланты в музыке и литературе. А великий князь читал свои стихи, многие из которых, кстати, были переложены Петром Чайковским на музыку.

Вступив в должность главного начальника военно-учебных заведений, великий князь посетил все кадетские корпуса, бывшие на территории Российской империи, — 31 корпус в 31 городе. «Счастлив, как редко бывал в жизни. Никаких столичных дрязг, светской мелочности, глупых разговоров, только дело, дорогое и любимое мною дело ознакомления… Никаких определённых намерений у меня нет, а хочется вникнуть в жизнь кадет и их руководителей… Вот я и присматривался», — писал Константин Константинович старшей любимой сестре Ольге.

Инспектор-князь вникал в жизнь кадет без всяких формальностей, бывал в классах на занятиях, на обеде, при утреннем подъёме или отходе ко сну, много беседовал с ними. В своём дневнике он писал: «…я люблю молодёжь и детей. Теперь под моей командой тысячи молодых существ, от 10-летнего возраста и до 20-ти. Все они так весело смотрят прямо в глаза, приветливо улыбаются, чувствуешь их доверие…»

Убедившись в необходимости серьёзных перемен, великий князь начал преобразования. Кадровые военные, вышедшие из кадетских корпусов, потом назвали его деятельность «эпохой перерождения».

Константин Константинович вопреки традициям назначил директорами корпусов молодых деятельных полковников, отправил на заслуженный отдых «замшелых старичков». В Петербурге были организованы специальные педагогические курсы для подготовки офицеров-воспитателей для кадетских корпусов. Там преподавали лучшие профессора.

Переработали программы: теперь юношам помимо военного предполагалось дать ещё и «почти университетское гуманитарное образование». Перечень предметов впечатляет: история Церкви и Закон Божий, естественная и общественная история, обязательные французский и немецкий, география, русская словесность, хоровое пение, основы теории музыки, танцы, рисование…

На головные уборы, пуговицы и поясные бляхи кадет вернулся прежний герб — российский двуглавый орёл, напоминавший о службе царю и Отечеству.

Поэт и боевой офицер, великий князь возрождал в корпусах дух военной романтики. Его сонет «Кадету» знал каждый из мальчишек, которым предстояло посвятить себя военной службе.

Хоть мальчик ты, но, сердцем сознавая

Родство с великой воинской семьёй,

Гордися ей принадлежать душой.

Ты не один — орлиная вы стая.

Настанет день, и, крылья расправляя,

Счастливые пожертвовать собой,

Вы ринетесь отважно в смертный бой.

Завидна смерть за честь родного края!

Из жизни кадетских корпусов ушли рутина, формалистика, бессмысленная зубрёжка, страх наказаний. Их заменило ясное осознание своего особого предназначения. Константин Константинович всегда подчёркивал: «Звание воина почётно, а кадета, как будущего офицера, особенно». А ещё он говорил: «Недостаточно надеть форму кадета, а затем и офицера — надо суметь с достоинством пронести её через всю жизнь».

Великий князь ходатайствовал перед государем о возвращении кадетским корпусам знамён, которые на тот момент фактически перешли в статус музейных экспонатов, и отдал распоряжение выносить их на парадах как главную воинскую святыню. Кадетские корпуса без знамён казались ему обездоленными.  Ведь знамя — символ единения, товарищества… 

Знамёна были пожалованы и тем корпусам, которые их ещё не имели. Причём Константин Константинович счёл необходимым лично вручать их каждому кадетскому корпусу в торжественной обстановке: «…испытывая при этом гордость и восторг вместе с кадетами…» — как он позднее писал в своих дневниках. Кадеты были в восторге. «Мы стояли, как зачарованные… у нас будет настоящее военное знамя! Эта мысль нас, конечно, преисполняла радостью и гордостью», — вспоминал выпускник 1-го кадетского корпуса Адриан Борщов.

Когда появились знамёна, во всей корпусной обстановке стало чувствоваться нечто, без слов говорящее детям о таких высоких понятиях, как «Родина, честь, смерть за Отечество».

В 1913 году великий князь разослал по кадетским корпусам и военным училищам сформулированные им «Заповеди товарищества»:

1. Товариществом называются добрые взаимные отношения вместе живущих или работающих, основанные на доверии и самопожертвовании.
2.  Военное товарищество доверяет душу, жертвует жизнью.
3.  На службе дружба желательна, товарищество обязательно.
4.  Долг дружбы преклоняется перед долгом товарищества.
5.  Долг товарищества преклоняется перед долгом службы.
6.  Честь непреклонна, бесчестное во имя товарищества остаётся бесчестным.
7.  Подчинённость не исключает взаимного товарищества.
8.  Подвод товарища под ответственность за свои поступки — измена товариществу.
9.  Товарищество прав собственности не уменьшает.
10.  Отношения товарищей должны выражать их взаимное уважение.
11.  Честь товарищей нераздельна.
12.  Оскорбление своего товарища — оскорбление товарищества.

«Заповеди» были с энтузиазмом восприняты как воспитателями, так и воспитанниками. Теперь в корпусах не только постигали военную науку — там создавалось особое воинское братство.

Великий князь исходатайствовал многим учебным заведениям высочайшее соизволение на присоединение к их наименованиям имён государей, особ императорской фамилии или достопамятных русских людей, с воспоминаниями о которых связано существование заведения. Вместе с почётными наименованиями некоторые заведения получили также исторические шифры на погонах.

Константин Константинович очень поощрял создание в корпусах музеев, сохраняющих память о именах и событиях, с ними связанных. «А наше военно-историческое воспитание — обилие батальных картин, Корпусной музей и культ военной старины, — кто, как не Великий князь, был главным инициатором и проводником этого воспитательного приёма?!» — восклицал Адриан Борщов в книге «Мои воспоминания».

И ещё одна важная деталь: каждому поступившему в корпус кадету дарили именной экземпляр изящно изданного Евангелия в чёрном коленкоровом переплёте с благословением великого князя. На первой его странице были напечатаны стихи:

Пусть эта книга священная,

Спутница вам неизменная

Будет везде и всегда.

Пусть эта книга спасения

Вам подаёт утешение

В годы борьбы и труда.

Казарменная атмосфера прежних корпусов была заменена заботливым отеческим воспитанием. Константин Константинович сам был главой большой семьи: у них с супругой было шесть сыновей и три дочери.  

Благодаря исключительной памяти великий князь легко запоминал фамилии своих подопечных, многих знал в лицо. «Когда, гуляя, отец встречал кадета или юнкера, он или прямо называл его по фамилии, или клал ему на лоб руку и приказывал назвать первую букву своей фамилии, — писал князь Гавриил. — После этого он его называл, редко при этом ошибаясь. Юнкера и кадеты очень любили отца…»

Его упрекали, что он слишком носится с воспитанниками, приучая детей к «свободному отношению к представителю высшей власти», и умаляет значение этой власти. Но Константин Константинович просто не мог вести себя иначе.

«Все мне говорят, что я добр и снисходителен к кадетам, и никто не знает, какое счастье доставляет мне проявить в отношении их доброту и ласку. Дело в том, что я гораздо больше получаю от них, нежели даю. Не проходит и двух дней в любом корпусе во время моих объездов, как моё сближение с кадетами становится настолько тесным и задушевным, что прощание с ними доставляет мне огромное огорчение, — писал великий князь Ольге Константиновне. — В день отъезда с утра я начинаю томиться предстоящей разлукой с ними, и поверишь, при отходе поезда почти все кадеты, даже самые большие, плачут при расставании со мной навзрыд, и я сам не могу удержаться от слёз».

«Отец брал меня с собой на прогулки, — вспоминала княжна Татьяна то редкое время, которое К. Р. проводил дома, — и, встречая кадет на Троицком мосту, долго с ними стоял и говорил. Моя воспитательница находила, что на мосту ветер, и я простужусь, и просила отца не стоять, а ходить. Тогда он старался менять направление прогулки и идти в ту сторону, куда идёт кадет или юнкер… Матушка называла эти разговоры с кадетами на прогулках "Папа грибы собирает"».

Очень быстро Константин Константинович стал не только «отцом», но и любимцем кадет: «Каждый раз, идя от себя или к себе, я окружаем весёлой толпой кадет, которые часто караулили моё появление и провожали меня по коридорам».

Ему приходилось решать самые разные вопросы. Князь писал в своём дневнике: «Вторник. 29 августа. Кончил разбор стихов, присланных мне моим питомцем по Александровскому училищу Котомкиным. Он из крестьян. Теперь, по моему ходатайству, переведён из Усть-Двинского полка в Лапшевский резервный батальон в Казани, на родину», «Суббота. 2 сентября. Ходил по классам. Беседовал со старшими кадетами о их ссоре между классами. Главное всему причиной — проклятая политика. Старался внести успокоение и примирение...»

Константин Константинович помогал многим. Его дочь Вера Константиновна вспоминала: «Один кадет, по фамилии Середа, за "тихие успехи и громкое поведение" был выставлен из двух Корпусов — Полтавского и Воронежского. Тогда он решил обратиться за помощью к моему отцу. Он отправился в Павловск. Швейцар его не допустил. Тогда, недолго думая, Середа обошёл парк, влез на дерево, чтобы произвести разведку. Увидев, что отец мой находится в своём кабинете, он туда вошёл. Услышав шорох, отец поднял голову и, сразу узнав мальчика, спросил: "Середа, ты здесь что делаешь?"

Середа, сильно заикаясь, ответил: "Ввв-аше Иии-мператорское Вввысочество — вввыперли!"

— Так, — сказал отец. — Что же ты теперь думаешь делать?

На это Середа, не задумываясь, воскликнул:

— Ввв-аше Иии-мператорское Вввысочество — д-д-думайте В-в-ы!

Мой отец "подумал", и шалун был назначен в Одесский кадетский корпус, который кончил. Он вышел в кавалерию. В 1-ю Великую войну отличился, заслужил Георгиевский крест и пал смертью храбрых…»

Дети поверяли ему свои радости и горести, твёрдо веря в то, что он поможет исправить абсолютно всё. Кадеты даже ухитрялись срезать с его шинели пуговицы на память, а после того как Константин Константинович отобедает в корпусе, разбирать столовые приборы.

Благодарные мальчики и сами дарили великому князю подарки. «Были у отца вместе канарейка и снегирь, — писала княжна Татьяна в "Отрывочных картинках" для "Сборника памяти Великого князя", изданного в Париже в 1962 году. — Канарейка вылетала и садилась на плечо, когда отец писал, и клевала верхушку его пера. Учёный снегирь насвистывал тюрингскую песенку. Но забыл и стать путать. Отец несколько раз пропел трудное колено. Не сразу, но птица вспомнила мелодию. Был и пушистый кот Омка, от Омского Кадетского корпуса, ходил между стаканами по накрытому столу, ничего не задевая. Ему хотелось съесть снегиря, и он подкрадывался к нему, но сам так перепугался, что бросился в отдушину и провалился в печь. Разобрали стену, чтобы его вытащить».

«На второй или третий день моего поступления в корпус, — рассказывал выпускник Николаевского кавалерийского училища Анатолий Марков, — выходя погулять по плацу со своим одноклассником-второгодником, я обратил внимание на три закрытых ставнями окна и дверь, выходящую в вестибюль.

— Что это за помещение? — спросил я своего спутника, знавшего все ходы и выходы корпуса.

— Это комнаты великого князя.

— Какого великого князя? Ведь их много.

— Князей-то много, да наш кадетский только один — Константин Константинович».

Генерал Алексей Бутовский писал: «Десятилетний период пребывания Великого князя главным начальником военно-учебных заведений был знаменательным периодом в истории этих заведений».

Ко времени Первой мировой войны кадетские корпуса трудами великого князя стали образцовыми средними учебными заведениями. Оттуда в военные училища стали приходить прекрасно образованные молодые люди, горящие желанием служить Отечеству. Как писал один из воспитанников, «на кадетских дрожжах и поднималось пышное тесто всего офицерского корпуса России».

Когда Россия вступила в Первую мировую, пятеро сыновей великого князя отправились на фронт. В конце сентября 1914 года в кавалерийской атаке был смертельно ранен сын Константина Константиновича князь Олег, выпускник Полоцкого кадетского корпуса. Причём молодой человек был счастлив пожертвовать собой — в полном соответствии с идеалами, которые в своём сонете провозгласил его отец. «Его Высочество перекрестился и сказал спокойно, без трепета: "Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух, в войсках произведёт хорошее впечатление, когда узнают, что пролита Кровь Царского Дома"».

В госпитале молодой князь, едва дождавшись приезда отца, скончался. Константин Константинович записал в дневнике: «Олег узнал нас, у него было сияющее выражение. Я поднёс к его губам Георгиевский крест и вложил его ему в руку. По-видимому, он не совсем понимал... Я стоял у его изголовья на коленях, моя голова приходилась рядом с его головой. Смотря в упор мне в глаза, он спросил: "Паскин, ты здесь?" — и попросил обойти по другую сторону кровати. Я это сделал и приколол Георгиевский крест к его рубашке с правой стороны груди».

 2 июня 1915 года кадеты были поражены известием о смерти великого князя. Как им сообщили, в кабинете К. Р. на письменном столе осталась лежать раскрытая тетрадь 1-го кадетского корпуса…

Современники вспоминали: «Встретить в жизни бывшего кадета, не поминающего добром свой корпус, почти невозможно». Бывшие кадеты, вынужденно оставившие родину, назвали себя «княжеконстантиновцами». А на русском кладбище недалеко от Парижа возвышается мемориальный памятник с надписью: «Отцу всех кадетов». Кадеты-эмигранты всю жизнь помнили своего наставника.