Антироссийский альянс

НАТО изначально создавалось в качестве враждебной по отношению к нашей стране силы и в этом смысле за истекшие семьдесят пять лет ничего не изменилось, считает доктор исторических наук, профессор Валерий Юнгблюд.

Беседовал Владимир Рудаков

Валерий Юнгблюд

С момента создания Североатлантического альянса в апреле 1949 года в мире многое изменилось: не стало СССР, а его бывшие сателлиты в Восточной Европе единогласно присягнули Вашингтону. При этом некогда действительно великие державы Запада – Великобритания, Франция и Германия – давно уже превратились в послушные орудия американской внешней политики. НАТО же как было, так и осталось антироссийским, уверен президент Вятского государственного университета профессор Юнгблюд.

Временной рубеж

– Почему 1949 год? И кто инициировал подписание Североатлантического договора?

– Инициаторами стали американцы, которые с тревогой следили за ситуацией в Европе. Строго говоря, США двигались по этому пути уже с 1946 года, когда появилась «длинная телеграмма» Джорджа Кеннана, изложившего план борьбы с советским влиянием. Этот план был принят администрацией президента Гарри Трумэна в качестве руководящей доктрины. Обстановка подталкивала американцев к активным действиям: в Восточной Европе один за другим возникали режимы советского типа. Особенно европейцев и американцев встревожили события в Чехословакии, где в феврале 1948-го ведущие позиции заняла компартия. Стало ясно, что Восточная Европа перешла под советский контроль и нужно что-то делать, чтобы противостоять влиянию СССР.

Кроме того, на создание НАТО в 1949 году повлияли еще два фактора. Первый – приход коммунистов к власти в Китае. Для США это означало не только нарушение мирового баланса сил, но и расползание коммунистической идеологии по миру. Было о чем задуматься. Видимо, логика была такова: если на Востоке Штатам противостоит Китай (плюс Северная Корея), то надо по крайней мере укреплять европейский фланг, чтобы и там не допустить расширения советского влияния и разрастания коммунистического пояса. Второй фактор – блокада Советским Союзом Западного Берлина. Она длилась с 24 июня 1948 года по 11 мая 1949-го. Западная пропаганда преподносила этот шаг Москвы таким образом, что «плохой Сталин» заставляет немцев страдать от голода, а англичане и американцы спасают их от гибели и порабощения.

– Идея образования такого блока пользовалась поддержкой в послевоенной Европе?

– Если на уровне простого электората противников создания НАТО было довольно много, прежде всего среди левых сил, то среди европейских элит эта идея получила широкое одобрение. Как ни странно, ощутимое сопротивление было оказано в самих Соединенных Штатах, и не где-нибудь, а в сенате. Сказывалась инерция изоляционизма [курса США, в основе которого лежала идея их невовлечения в конфликты вне Американского континента. – «Историк»], а также финансовые соображения – образование военно-политического блока с самого начала обещало стать затратной затеей. Так что администрации Трумэна пришлось приложить определенные усилия, чтобы убедить и конгрессменов, и обычную публику в том, что на данном этапе национальные интересы США простираются далеко за пределы границ страны. Но при этом сразу же было заявлено, что Штаты будут участвовать в мировых делах только на своих условиях.

В итоге к 1949 году Трумэн и его окружение (госсекретарь Дин Ачесон, Пол Нитце, сменивший Кеннана в должности главы отдела политического планирования Государственного департамента, и другие) уверили общественность и политические круги, что США необходимо укреплять свои позиции в Старом Свете, сделав так, чтобы те 12 млрд долларов, которые по «плану Маршалла» к тому времени уже были инвестированы в Европу, смогли принести ожидаемые плоды. Для этого требовалось, чтобы в рамках границ западного мира не происходили процессы, нежелательные для Соединенных Штатов и их союзников. Такой подход был поддержан – Трумэн мог праздновать победу.

– НАТО изначально заявляло о своей враждебности по отношению к СССР?

– Официальная риторика не была наступательной, наоборот, в 1949 году протагонисты формирования альянса всячески заверяли общественность, что их цели исключительно мирные. Известна ироничная реплика Иосифа Сталина по этому поводу: «Если вы так сильно обеспокоены делом мира, то, может быть, и нам к вам присоединиться?»

Фактор сдерживания

– Какова была сверхзадача НАТО? Шла ли речь о том, чтобы постепенно выдавливать СССР из Восточной Европы?

– Ситуация постоянно менялась. В 1949 году решалась конкретная задача – сформировать военно-политический блок, «сообщество свободных наций». На этом этапе главным, безусловно, было сдерживание. Но мы хорошо помним, что примерно в это же время и с самой доктриной сдерживания стали происходить метаморфозы. Например, ее автор Кеннан не считал сдерживание поводом для милитаризации. Он исходил из того, что нужно обозначить крайние точки присутствия СССР и сделать так, чтобы не было продвижения дальше. То есть следует зафиксировать статус-кво. Однако уже очень скоро в Вашингтоне заговорили о необходимости ядерного сдерживания – применения нового мощного оружия для давления на Москву. В 1948 году США отправили первые эскадрильи бомбардировщиков с атомными бомбами на территорию Великобритании. НАТО еще не существовало, а определенные действия военного характера на опережение уже предпринимались. Хотя до начала 1950-х жесткой военной конфронтации в Европе все-таки не было.

Соединенные Штаты относились к НАТО скорее как к некой гарантии безопасности: «Пусть Советы и их союзники знают, что мы уже создали военный блок и готовы использовать данный рычаг, притом с максимальной решимостью». Надо сказать, и советская сторона в тот период не считала, что Запад может предпринять военные действия на территории Европы. При этом Сталин в принципе не приветствовал создание военных союзов без участия СССР. Он полагал, что, если формируется такой союз, выходящий непосредственно на границы нашей страны или дружественных ей государств, значит, это уже потенциальная угроза. И Сталин был, безусловно, прав, хотя тогда воспринимал появление НАТО скорее как инструмент давления, а не агрессии. Кроме того, и для него, и для руководства страны в целом была характерна вера в непреодолимость межимпериалистических противоречий, поэтому сохранялось стойкое убеждение, что не за горами новая череда конфликтов в стане западных держав. Для него, выражаясь современным языком, красной линией являлась ремилитаризация Германии. Вот если бы началась ее интеграция в систему НАТО, то это и стало бы, с его точки зрения, настоящим вызовом СССР. Так же оценивало ситуацию руководство Советского Союза после смерти Сталина. Именно вхождение в альянс Федеративной Республики Германия (ФРГ) в 1955 году и подтолкнуло Москву на ответные меры – создание собственного военного блока, Организации Варшавского договора (ОВД).

Президент США Гарри Трумэн подписывает документы о вступлении в силу Североатлантического договора. Вашингтон, 24 августа 1949 года

– В какой мере ОВД могла уравновешивать возможности НАТО? Сопоставимые ли это были величины?

– Думаю, сопоставимые. Американская и натовская аналитика это признавали. ОВД выполняла очень важную уравновешивающую роль, и не случайно в 1990–1991 годах, после того как произошла «геополитическая катастрофа», наши западные «партнеры» первым делом занялись демонтажом советского наследия в Восточной Европе. Мы помним, что они готовы были платить немалые деньги, чтобы наши войска поскорее ушли из Европы в Россию. Уровень боеспособности государств – участников Варшавского договора и степень координированности их действий оценивались в западных столицах достаточно высоко.

Инструмент сверхдержавы

– В известном смысле НАТО – это военный аналог «плана Маршалла», который был нацелен на экономическую и политическую консолидацию Запада. Вы с этим согласны?

– Это вполне корректная аналогия, поскольку Соединенные Штаты относились к проблеме системно. Будущий мировой порядок обсуждался и планировался еще во время войны, и ни одна держава не потратила столько сил, как США, чтобы обозначить контуры нового глобального порядка. У этих планов было несколько систем координат. Прежде всего финансово-экономическая: открытые рынки, либерализация торговли и так далее. Но как только стало ясно, что СССР – во всяком случае на американских условиях – никакой роли в этих сценариях играть не будет, начался следующий этап планирования, которое тут же конвертировалось в практическую политику. Одним из масштабных актов этой политики для США и их союзников стала военно-политическая консолидация. Трудно удерживать дисциплину даже среди дружественных государств, если у тебя нет рычагов. НАТО как раз и оказалось таким рычагом. Со временем альянс приобрел глубоко эшелонированную структуру – это и собственно военная организация, это и органы планирования, стандартизации, и разведка, стратегия, логистика. Сформировалось не просто межгосударственное, а, по сути дела, надгосударственное образование, которое было способно решать самые разнообразные задачи.

– Как вы считаете, можно ли было говорить в первый период существования НАТО о субъектности его членов или же блок с самого начала создавался как достаточно послушное орудие в руках США?

– Требование соблюдения дисциплины изначально намного перевешивало стремление к самостоятельности. Стандарты и общеполитические тренды, безусловно, задавались Соединенными Штатами. Другое дело, что очень многие вопросы нужно было согласовывать. В первом издании НАТО – по крайней мере до включения в его состав ФРГ – механизмы согласования работали порой весьма напряженно, потому что по германскому вопросу нередко возникали разногласия между государствами – ближайшими соседями. Например, с особым мнением часто выступала Франция, приходилось искать компромиссы, и здесь, конечно, уровень субъектности у французов был достаточно высоким. Он сохранялся и позднее: не случайно с конца 1950-х президент Шарль де Голль проводил вполне самостоятельную оборонную политику, а затем Франция и вовсе вышла из военной организации блока. Но если мы говорим о НАТО в целом, то американский вектор, естественно, доминировал и продолжает доминировать. Кстати, чем больше становилось членов организации, тем менее звучен был голос каждого отдельного участника. В этом смысле расширение НАТО – это еще и расширение влияния (уже и без того доминирующего) США.

Заседание Совета НАТО в Оттаве. 1963 год

Чем больше становилось членов альянса, тем менее звучен был голос каждого отдельного участника. В этом смысле расширение НАТО – это еще и расширение влияния США

– Насколько реальным сценарием представлялось создателям НАТО использование военной силы в прямом конфликте с СССР?

– На мой взгляд, такие планы едва ли рассматривались всерьез. Понятно, что страны НАТО сделали все для того, чтобы максимально себя обеспечить лучшим оружием, включая оружие массового поражения. Разрабатывались военные доктрины, связанные в том числе и с наступательными действиями, в частности, обсуждались и утверждались планы войны на чужой территории. Но планы планами, а что касается непосредственных намерений, не думаю, что они были. Задачи ставились иные.

НАТО создавалось прежде всего как инструмент сверхдержавы в двухполярном мире, обеспечивающий интересы США и их союзников в важнейшем регионе. И в этом отношении организация свою функцию выполнила. Но это еще не все: у сверхдержавы должен быть некий обязательный, так скажем, «символ могущества» – аксессуар, без которого ее в качестве сверхдержавы вряд ли кто-либо будет воспринимать. Зашкаливающий военный и технологический потенциал нужен не только для сдерживания или устрашения предполагаемого противника, но и для того, чтобы впечатлять союзников. Это мандат на лидерство, без которого невозможно формировать союзы. И НАТО – не единственный союз, созданный США. Мы помним, сколько их было, и до сих пор по всему миру имеется не менее десятка всевозможных военно-политических объединений, в которые входят Штаты. Но НАТО, конечно, является их стержнем.

«Ни на дюйм на восток»

– Почему альянс продолжил существование после распада Советского Союза? Чем это было мотивировано и как объяснялось, почему СССР уже нет, а НАТО все еще есть?

– По большому счету ни в 1990-м, ни в 1991-м вопрос о ликвидации альянса всерьез не ставился. Советского Союза не стало, но Европа-то осталась. Причем все с тем же комплексом задач, которые для основных членов блока по-прежнему были актуальны – и для США, и для других. И когда звучал вопрос, зачем сохранять НАТО, созданное для сдерживания советской экспансии, уже после распада СССР, наиболее частый ответ сводился к тому, что «теперь мы получаем уникальную возможность реализовывать наши цели (прежде всего европейскую интеграцию), не имея препятствий».

Были и другие аргументы. Фактор России сохранялся и после крушения СССР. Как быть с ней? Российская Федерация – правопреемница Советского Союза со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть с ядерным оружием, огромными ресурсами и хотя и не таким мощным, как у СССР, но все-таки ощутимым влиянием в мире. Кроме того, Запад тут же принялся осваивать постсоветские территории – от Прибалтики до Средней Азии. Для этого был учрежден целый ряд программ, как, например, «Партнерство во имя мира». Альянс стал расширяться, продвигаясь к российским границам, и брать на себя новые функции – поддержания стабильности, защиты этнических меньшинств, борьбы с терроризмом и так далее. Со временем фактор России становился все более значимым. Сегодня, как мы видим, Россия в системе координат НАТО занимает то же место, которое изначально принадлежало Советскому Союзу, – место главного врага.

– Если бы президент СССР Михаил Горбачев добился закрепления на бумаге обещаний западных лидеров не расширять НАТО на восток, удалось бы сохранить эти договоренности, учитывая, что Советский Союз вскоре приказал долго жить?

– Можно не сомневаться, что эти подписи начали бы терять силу вместе с изменением соотношения реального веса высоких договаривающихся сторон в мировой политике. Думаю, уже в январе 1992 года разговоры на эту тему были бы в принципе беспочвенными: у новой России не было рычагов, чтобы повлиять на соблюдение договоренностей о непродвижении НАТО на восток, даже если бы они были подписаны. Вспомним, в 1990-м Горбачев с госсекретарем США Джеймсом Бейкером почти договорились: тогда прозвучали знаменитые слова американского представителя, что НАТО «не продвинется на восток ни на дюйм». И что же произошло после этого? По возвращении в Вашингтон государственный секретарь передал президенту (а это был Джордж Буш – старший) содержание разговора и понял, что у того другая позиция. Суть этой позиции Буш уместил в одну фразу, которую обронил (в присутствии Бейкера, кстати) всего через несколько дней на встрече с канцлером ФРГ Гельмутом Колем: «К черту все это! Мы победили, а они нет». И добавил, что не допустит, чтобы русские «извлекли победу из своего поражения». Таким был подход сверхдержавы, добившейся, как она полагала, безоговорочной победы в холодной войне.

Так что, на мой взгляд, такого рода документ в принципе не мог быть подписан. Запад занял позицию триумфатора, одержавшего победу и не готового делиться ее плодами с проигравшей стороной. Дескать, капитулировали так капитулировали!

Военные учения НАТО Dragon-24 в Польше

– Но была ведь еще «личная химия» двух президентов – «друга Билла» и «друга Бориса», Клинтона и Ельцина?

– На этом этапе ничего уже не могло произойти. Еще во время первого президентского срока Клинтон сделал заявление, от которого потом не отступал ни разу. Он сказал, имея в виду Россию, что страна, которая не является членом НАТО, не имеет права накладывать вето на вступление в блок любого другого государства. И речь шла не только о Восточной Европе, но и о постсоветском пространстве. Именно «друг Билл» утвердил понимание альянса как «расширяющейся общей миссии» и подписал документ о праве Америки влиять на действия других стран «всеми подходящими средствами». Такова была государственная линия США. И если при Буше-старшем возможность полноценного диалога на равных была исключена потому, что «мы победили, а вы нет», то при Клинтоне – потому, что «у вас нет права вето». Так что у «личной химии» были свои пределы. Любой документ, ограничивающий маневр США и их союзников, даже если бы Горбачев подписал его, скорее всего, носил бы временный и бутафорский характер. Штаты могли согласиться подписать его, скажем, на два-три года без права пролонгации и так далее. Не думаю, что стоит говорить об упущенных возможностях. Таких возможностей у нашей страны ни в 1990 году, ни позже не существовало.

Президент РФ Борис Ельцин (четвертый слева) и руководители стран – членов Североатлантического альянса после подписания Основополагающего акта Россия – НАТО. Париж, 27 мая 1997 года

Современная Россия в системе координат НАТО занимает то же место, которое изначально принадлежало Советскому Союзу, – место главного врага

Фантастический сценарий

– Получается, расширение НАТО после распада СССР было неотвратимым?

– В ситуации, когда США не собирались учитывать интересы Москвы, думаю, да. Особенно если принять во внимание позицию самих восточноевропейских стран, буквально ринувшихся в НАТО. Не будем забывать, что крушение ОВД, а потом и самого Советского Союза сопровождалось массовым притоком в Восточную Европу – как затем и на территорию бывших республик СССР – антисоветски настроенных людей. Тех, кто бежал оттуда после войны, – коллаборационистов, представителей имущих классов, религиозных активистов, просто напуганных советской системой людей. Они лично своими средствами, идеями, политическими программами подпитывали и «бархатные революции» в Восточной Европе, и то, что было потом. Эти люди смотрели на советское прошлое как на некий исторический рудимент, который нужно как можно скорее искоренить, вытравить из памяти. При этом образ «Советской / Российской империи» они переносили и на новую демократическую Россию, стараясь обезопасить себя на будущее. Каким образом это можно сделать? Только максимально интегрируясь в европейскую экономику, присягая европейским ценностям и вступая в существующие военно-политические структуры. Так что это была обоюдная любовь.

– Существовал ли у России шанс вступить в НАТО после 1991 года или это был изначально нереалистичный сценарий?

– На мой взгляд, если и существовал такой шанс, то очень непродолжительное время. Да и то исключительно гипотетически. Вступление было возможно только на условиях НАТО со всеми вытекающими последствиями. Представьте, с началом выполнения программы военно-политической интеграции сразу же должны были начаться сопутствующие мероприятия экономического, политического и социального характера. Что касается экономики, например, то наверняка потребовались бы полная выгрузка наших экономических данных и согласие на контроль над ключевыми процессами со стороны соответствующих органов – натовских и американских. Если говорить о военной сфере, то здесь, скорее всего, были бы предложены аналогичные процедуры – переход на стандарты НАТО с перспективой передачи контрольных функций над вооруженными силами, военно-промышленным комплексом и ядерным оружием Брюсселю и Вашингтону. И так далее. Речь шла о радикальном ограничении суверенитета с перспективой его утраты. Пошла бы Москва на это? Думаю, ответ очевиден. Ельцин, между прочим, задавал Клинтону вопросы на эту тему. Ответы были уклончивыми и, похоже, его не устроили.

На моей памяти был единственный промежуток времени, когда чаша весов колебалась, – в самом начале 1990-х, когда руководитель высокого уровня, глава российского МИД Андрей Козырев заявил, что у новой России нет собственных интересов за исключением тех, которые свойственны «прогрессивному человечеству». Но даже при таком подходе министра Ельцин, я уверен, не дал бы зеленый свет вступлению в НАТО на неравноправных условиях. Хотя бы потому, что такой шаг сделал бы его самого политически ничтожной фигурой.

– Удивительно, но в 1990-е годы автор стратегии сдерживания СССР Кеннан, который прожил очень долгую жизнь, выступал противником расширения НАТО. Почему?

– Он был против расширения, поскольку считал, что природа власти в России изменилась, той советской модели, которой противостоял Запад, теперь уже нет. А значит, нужно радикально менять оценки в отношении России. Кеннан полагал, что Западу следовало бы закладывать интересы России в ту архитектуру безопасности, которая формируется в Европе и в мире. Нужно быть готовым к тому, что придется пройти длительный путь к сближению, однако результаты себя окупят, был уверен он. В этом ключе, конечно, не один Кеннан рассуждал, но это, пожалуй, самый авторитетный эксперт, который аргументированно выступал с данной позиции. Правда, в 1990-е годы его уже мало кто слушал.

Борьба на уничтожение

– Куда движется НАТО сейчас, в условиях меняющегося мира? Что ожидает блок в будущем и какие задачи ставятся перед ним?

– Я думаю, НАТО будет эволюционировать. Исходя из стартовых условий 1949 года предполагалось, что членами организации становятся государства, которые полностью разделяют ее ценности, являются демократическими и прочее. Сейчас в альянсе много новых участников, и не все они этим стандартам соответствуют в полной мере. Поэтому все равно будут каким-то образом реформироваться и внутренняя структура, и методы управления. Но главное – то, что это организация, существующая не сама по себе. В ней есть центральное звено – Соединенные Штаты Америки, их интересы определяют вектор развития НАТО, а стало быть, альянс будет продолжать играть роль стержня в системе глобальной безопасности США. И с учетом данного обстоятельства организация будет постоянно редактировать собственные ориентиры. Уже сейчас речь идет не только о том, что НАТО поддерживает стабильность в Европе, ограничивая свое присутствие и свою активность Европейским континентом. Нет, речь идет о защите ценностей западного мира повсюду, без привязки к конкретному региону. Следовательно, этот блок, будучи системообразующим стержнем, будет стремиться консолидировать все остальные союзы, а также систему двусторонних отношений США для того, чтобы эти ценности отстаивать.

– НАТО сейчас, после 2022 года, – это по-прежнему инструмент сдерживания России или все-таки там претендуют уже на нечто большее, на создание условий для распада России, ее уничтожения?

– Уже с 1991-го, с момента принятия римской стратегической концепции, альянс постоянно наращивает наступательный потенциал и расширяет границы своего присутствия. Одновременно было заявлено, что НАТО станет ядром глобальной архитектуры безопасности и вправе выходить за пределы Европы и Северной Атлантики. Сегодня это уже не тенденция – это реальность, осознанная политика, которая сопровождается значительными финансовыми вливаниями и имеет соответствующее дипломатическое, военно-стратегическое и информационное сопровождение. С 2014 года ставится вопрос о том, чтобы европейские партнеры обязательно выкладывали на нужды НАТО не менее 2% ВВП. Сегодня далеко не все это делают. То же самое касается воинских контингентов. Не так давно альянс принял решение серьезно увеличить численность сил быстрого реагирования. Их личный состав насчитывал 40 тыс. человек, а теперь поставлена задача, чтобы этот показатель превысил 300 тыс. Рост почти в 10 раз! Все это говорит о масштабном развитии, о том, что НАТО намерено решать все более амбициозные задачи, в том числе по периметру наших границ. Украина, Армения, Грузия (которая с повестки не снимается, находясь в партнерском статусе), государства Центральной Азии – помимо натовских там реализуются программы Госдепартамента США и американского разведывательного сообщества, да и партнеры по блоку также не бездействуют.

В этом смысле мы переживаем сложный период. Ведется курс на затягивание конфликта на Украине, на то, чтобы сформировать условия для военного поражения нашей страны, о чем открыто заявляют лидеры западного мира. С 2022 года Россия объявлена главным стратегическим противником. Это значит, что в том качестве, в котором она существует в настоящий момент, НАТО она не устраивает. То есть речь идет либо о смене власти, либо о разрушении государства.

– С учетом того, что Россия – ядерная держава, как вы считаете, есть ли у НАТО возможности реализовать эти задачи?

– Это вопрос, ответить на который они сами не смогут – только мы. Коль скоро Россия является ядерной державой, то, наверное, рассчитывать на чисто военную победу человек в статусе генерального секретаря НАТО или президента США вряд ли может. Потому что по должности и тому и другому должны быть известны последствия применения ядерного оружия. Думаю, они по большей части делают ставку на наши внутренние процессы, а тут уж все зависит от нас самих: насколько мы как общество, как цивилизация консолидированы, насколько способны поддержать нашего лидера, насколько устойчива наша экономика и успешны наши войска на поле боя. Ответы на все эти вопросы находятся точно не в Брюсселе и не в Вашингтоне – они здесь, в нашей стране.

Что почитать?

Печатнов В.О., Маныкин А.С. История внешней политики США. М., 2021

Тренин Д.В. Новый баланс сил. Россия в поисках внешнеполитического равновесия. М., 2021