В поисках правды

Скульптурная композиция, посвященная трагической гибели семьи последнего российского императора Николая II. Скульптор З.К. Церетели

Официальная советская версия цареубийства начала складываться непосредственно после этого события. Суть ее сводилась к простой формуле: большевики готовили открытый судебный процесс над бывшим самодержцем и лишь чрезвычайные обстоятельства (а именно приближавшиеся к Екатеринбургу белогвардейские части) помешали исполнению этого замысла.

Под таким углом писали о случившемся, например, столичные «Известия», официальный орган ВЦИК, в номере от 19 июля 1918 года. В сообщении «Расстрел Николая Романова» говорилось: «В последнее время предполагалось предать бывшего царя суду за все его преступления против народа, и только события последнего времени помешали осуществлению этого». При этом на первых порах, понимая, какой негативной может быть реакция на убийство всей царской семьи, включая детей, большевики прибегали к прямой дезинформации. «Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место», – констатировали «Известия».

Другой характерной чертой официальной версии произошедшего было дистанцирование центральной власти от ответственности за окончательное решение судьбы царской семьи. Так, в сообщении «Известий» читаем: «Президиум Уральского областного совета постановил расстрелять Николая Романова, что и было приведено в исполнение 16 июля».

Вслед за Карлом I и Людовиком XVI

Вскоре версия газеты «Известия» получила свое развитие. Общая схема была такова. Большевистские идеологи, обращаясь к историческим примерам, недвусмысленно давали понять, что казнь монарха – абсолютно закономерный этап в ходе революции, а открытый суд и публичный характер цареубийства – необходимые составляющие этого процесса. В молодой же Советской России лишь неблагоприятные внешние обстоятельства помешали проведению процесса над Николаем II. Впрочем, если бы такой процесс состоялся, царя все равно ждала бы неминуемая кара, и поэтому способ исполнения наказания, с точки зрения идеологов, не имел особого значения.

Уже в 1918 году вышло несколько брошюр, посвященных истории цареубийств. Одна из них была прямо названа: «Карл I – Людовик XVI – Николай II». То есть гибель последнего русского царя ставилась в один ряд с казнями других европейских монархов, павших жертвами революций.

Автором брошюры значился некто Н. Антонов. Это был псевдоним, под которым скрывался участник революции Николай Лукин, в будущем – академик АН СССР, в 1930-е годы – глава советских историков, директор института истории Коммунистической академии, первый директор Института истории АН СССР. В 1938-м он был репрессирован и погиб двумя годами позже в заключении.

Историк-марксист Николай Лукин

Сжато рассказав об основных событиях Английской и Французской революций, судах над королями и их казнях, Лукин переходил к описанию событий, связанных с убийством Николая II. По его мнению, отсутствие других примеров казни монархов в мировой истории связано с половинчатостью и незавершенностью остальных буржуазных революций, имевших место в XIX столетии. «Но вот пришла вторая русская революция семнадцатого года, которая сразу покончила с монархией, – писал будущий академик. – Но правительство Керенского, "не желавшего быть Маратом русской революции", не собиралось судить Николая II, как судили в свое время Карла I и Людовика XVI».

Ситуацию изменил Октябрь. «Новая советская власть, – подчеркивал автор, – поместила царскую семью в более надежное место, под охрану революционного пролетариата Екатеринбурга. В то же время советское правительство собирало материалы для суда над Николаем II, совершившим за свое царствование куда больше преступлений против народа, чем Карл I или Людовик XVI».

Будущий академик был лаконичен. «Но Николаю не пришлось дождаться народного суда, который, несомненно, приговорил бы его к смертной казни: Екатеринбургский исп. комитет вынужден был расстрелять бывшего царя ввиду новых попыток к его освобождению со стороны контрреволюционеров и близкого подхода к городу чехословацких банд. Так погиб один из самых гнусных коронованных палачей, и ни один сознательный рабочий или крестьянин не будет жалеть о смерти человека, столько лет купавшегося в народной крови!» – кровожадно восклицал автор революционной брошюры.

«Назначить гласный суд в Екатеринбурге»

Мыслью о неизбежности уничтожения царской семьи проникнута и книга видного деятеля советской власти на Урале, первого председателя Совета рабочих и солдатских депутатов Екатеринбурга Павла Быкова, который был одним из участников тех трагических событий.

Первое издание «Последних дней Романовых» вышло в Свердловске (ранее и теперь Екатеринбург) в 1926 году, затем было несколько переизданий. На долгие десятилетия эта книга стала, пожалуй, самым подробным изложением событий, связанных с убийством семьи бывшего императора и добровольно оставшихся с Романовыми слуг.

Первый председатель Совета рабочих и солдатских депутатов Екатеринбурга Павел Быков – автор книги «Последние дни Романовых» (1926)

Создание «версии Быкова», по всей видимости, было инициировано сверху сразу после появления в эмигрантской печати множества материалов, рассказывающих о расправе в доме Ипатьева. Прежде всего речь идет о фундаментальном труде следователя Николая Соколова «Убийство царской семьи», напечатанном в Берлине в 1925 году (Быков ссылается на него, как, впрочем, и на некоторые другие зарубежные публикации).

Автор «Последних дней Романовых» писал, что в начале июля 1918 года Уральский областной совет единодушно высказывался за расстрел бывшего царя, но не хотел брать на себя всю полноту ответственности за принятие решения. Тогда в Москву от Уралсовета был командирован Филипп Голощекин: он должен был поставить этот вопрос перед ЦК и ВЦИК. О разворачивавшихся вслед за тем событиях Быков рассказал так: «Президиум ВЦИК склонялся к необходимости назначения над Николаем Романовым открытого суда. В это время созывался V Всероссийский съезд Советов. Предполагалось поставить вопрос о судьбе Романовых на съезде – о том, чтобы провести на нем решение о назначении над Романовыми гласного суда в Екатеринбурге. Как главный обвинитель бывшего царя в его преступлениях перед народом на суд должен был выехать Л. Троцкий. Однако по докладу Голощекина о военных действиях на Урале, где в связи с выступлением чехословаков положение не было прочно и можно было ожидать скорого падения Екатеринбурга, вопрос был перерешен. Было постановлено на съезде, который мог затянуться, вопроса не ставить. Голощекину предложено было ехать в Екатеринбург и к концу июля подготовить сессию суда над Романовыми, на которую и должен был приехать Троцкий».

Согласно «версии Быкова», по возвращении Голощекина из Москвы 12 июля стало понятно, что суд организовать не получается. «Военное командование сделало в Областном совете доклад, из которого видно было, что положение чрезвычайно плохое, – отмечал автор «Последних дней Романовых». – Чехи уже обошли Екатеринбург с юга и ведут на него наступление с двух сторон. Силы Красной армии недостаточны, и падения города можно ждать через три дня. В связи с этим Областной совет решил Романовых расстрелять, не ожидая суда над ними. Расстрел и уничтожение трупов предложено было произвести комендатуре охраны с помощью нескольких надежных рабочих-коммунистов. На предварительном совещании в Областном совете был намечен порядок расстрела и способ уничтожения трупов».

Быков привел основные факты, связанные с трагедией в доме инженера Ипатьева. В частности, о событиях в ночь с 16 на 17 июля он писал: «Когда все они [«лица, назначенные Областным советом к исполнению приговора над Романовыми»] были переведены в нижний этаж, в намеченную для исполнения приговора комнату, им было объявлено постановление Уральского областного совета. После чего тут же все 11 человек: Николай Романов, его жена, сын, четыре дочери и четверо приближенных – были расстреляны».

Ипатьевский дом после цареубийства. Худ. П.В. Рыженко. 2004 год

После казни, по данным Быкова, Уралсовет командировал в Москву Голощекина и коменданта Дома особого назначения, как называли тогда дом Ипатьева, непосредственного участника убийства Якова Юровского, которые доставили в столицу наиболее ценные вещи и документы семьи Романовых (письма, дневники и т. д.). Получивший же из Екатеринбурга телеграмму Президиум ВЦИК одобрил действия местных большевиков, признав их правильными.

Таким образом, Быков со многими подробностями еще раз подтвердил официальный взгляд на казнь в Екатеринбурге, сложившийся еще в 1918 году. Большевики готовили открытый суд, но чрезвычайные обстоятельства заставили их ускорить ход событий. Однако в его книге уже говорилось о расстреле всей царской семьи, а не одного только Николая II. После публикаций за рубежом замалчивать этот факт стало невозможно.

В книге Быкова важна еще одна линия. А именно тема ненависти к членам семьи Романовых в разных слоях революционно настроенных масс.

Рассказывая об этом, автор исподволь подчеркивал неизбежность трагического исхода для бывшего царя и его детей. Так, если верить книге, Голощекин застал в Москве у председателя ВЦИК Якова Свердлова лидера левых эсеров Марию Спиридонову, которая настаивала «на выдаче Романовых эсерам для расправы с ними». А в самом Екатеринбурге, по утверждению автора, левые эсеры и анархисты и вовсе планировали захват дома Ипатьева с целью стихийного расстрела царской семьи.

Последнее советское издание книги Быкова вышло в 1930 году. К этому времени из текста уже исчезло имя опального Льва Троцкого и некоторые другие подробности.

Короны и шахты

В последующий период советская пропаганда не предпринимала попыток скрыть факт казни не только бывшего царя, но и других жертв того расстрела. Но вспоминали об этом событии нечасто. Его не считали важной вехой в истории Гражданской войны. К тому же расправу над детьми и слугами Николая II трудно было полностью оправдать даже с позиций суровой революционной законности. Вот и предпочитали не заострять внимания на той ночи в Ипатьевском доме.

Один из редких примеров противоположного свойства – стихотворение Владимира Маяковского «Император» (1928), необычайно резкое и потому, вероятно, не попавшее в список обязательных для прочтения произведений классика советской поэзии.

Прельщают

Многих

Короны лучи.

Пожалте,

дворяне и шляхта,

корону

можно

у нас получить,

но только

вместе с шахтой.

Школьникам, да и студентам про эти застенки и шахты не рассказывали. Так, авторы «Краткого курса истории ВКП(б)», изданного в 1938 году, не сочли расстрел Романовых событием, заслуживающим внимания.

В учебной литературе о екатеринбургской казни если и сообщали, то лаконично. «Чехословацкий мятеж и контрреволюционные мятежи кулаков и эсеров усилили активность монархической контрреволюции, связавшей свои надежды с последним царем, находившимся в это время с семьей под арестом в Екатеринбурге. Поэтому Уральский областной совет постановил расстрелять бывшего царя и его семью, и они были в июле 1918 года расстреляны». Это цитата из учебника «История СССР» для 10 класса средней школы, изданного в 1952 году (авторы – К.В. Базилевич, С.В. Бахрушин, А.М. Панкратова, А.В. Фохт).

«У них не было смысла лгать…»

История последних дней и часов Николая II и его семьи неожиданно заинтересовала ЦК КПСС весной 1964 года. Поводом стало письмо, с которым обратился к первому секретарю ЦК Никите Хрущеву сын одного из участников екатеринбургского расстрела Михаила Медведева (Кудрина). Отец завещал сыну передать в ЦК свои воспоминания, а также личное оружие, включая браунинг, из которого, как утверждалось в сопроводительном письме, был расстрелян Николай II.

Хрущев попросил секретаря ЦК, председателя Идеологической комиссии Леонида Ильичева подробно разобраться в этом вопросе, а тот поручил это дело инструктору отдела пропаганды ЦК Александру Яковлеву – одному из будущих «прорабов перестройки», соратников Михаила Горбачева. Яковлев, историк по образованию, попытался досконально воссоздать картину расстрела. Он собрал архивные выписки, материалы прессы, существовавшие воспоминания, в том числе умершего в 1938 году Юровского. А кроме того, обратился к зарубежным и белоэмигрантским исследованиям и поговорил под магнитофон со всеми остававшимися в живых участниками тех событий.

Участник расстрела царской семьи Михаил Медведев (Кудрин). Фотография 1930-х годов

Наиболее ценными оказались многочасовые беседы с Григорием Никулиным, бывшим заместителем коменданта Ипатьевского дома, и Исаем Родзинским, в 1918 году служившим в Уральской ЧК. Яковлев много лет спустя так прокомментировал эти диалоги: «Я уверен, что они говорили правду. Они расстреливали именно царскую семью. О своих действиях они говорили без восторга, но и не сожалели о содеянном. У них не было никакого смысла лгать».

Обзор воспоминаний и документов получился убедительный. Даже в наше время, когда вышли десятки томов, посвященных трагедии в доме Ипатьева, записка 1964 года не выглядит наивной или куцей. Яковлев, в соответствии с изученными источниками, обстоятельно описал последние минуты жизни казненных: «Решение расстрелять семью Романовых принял Уральский областной совет в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Исполнение было возложено на коменданта Дома особого назначения Юровского. Приказ о расстреле отдал Голощекин.

Исай Родзинский в 1918 году был сотрудником Уральской ЧК

По плану ровно в полночь во двор особняка должен был приехать на грузовике (для вывоза казненных) рабочий Верх-Исетского завода Ермаков. Машина пришла с опозданием на полтора часа. Обитатели дома спали. Когда приехал грузовик, комендант разбудил доктора Боткина. Ему сказали, что в городе неспокойно, а потому необходимо перевести всех из верхнего этажа в нижний (полуподвал). Боткин отправился будить царскую семью и всех остальных, а комендант собрал отряд из 12 человек, который должен был привести приговор в исполнение. Юровский свел по лестнице царскую семью в комнату, предназначенную для расстрела. Романовы ни о чем не догадывались. Николай нес на руках сына Алексея, который незадолго перед этим повредил ногу и не мог ходить. Остальные несли с собой подушки и разные мелкие вещи.

Войдя в пустую нижнюю комнату, Александра спросила:

– Что же, и стула нет? Разве и сесть нельзя?

Комендант приказал внести два стула. Николай посадил на один из них сына. На другой, подложив подушку, села царица. Остальным комендант приказал встать в ряд. В комнате было полутемно. Светила одна маленькая лампа. Когда все были в сборе, в комнату вошли остальные люди из команды.

– Ваши родственники в Европе, – сказал Юровский, обращаясь к Николаю, – продолжают наступление на Советскую Россию. Исполком Уральского совета постановил вас расстрелять!

После этих слов Николай оглянулся на семью и растерянно спросил:

– Что, что?»

Ильичев переработал яковлевский «трактат» в лаконичную записку и передал ее Хрущеву. О судьбе своего исследования Яковлев в 1998 году в интервью газете «Труд» вспоминал так: «И вот однажды, спустя довольно продолжительное время, улучив момент, я поинтересовался у Ильичева, что слышно по нашему делу. В ответ он как-то неопределенно махнул рукой и заметил, что, судя по всему, Никита Сергеевич потерял интерес к этому делу». А уже осенью 1964-го Хрущева отправили в отставку, и дело похоронили в архиве. Никаких новых серьезных публикаций после этих изысканий не последовало.

«23 ступени вниз»

Первый, еще робкий всплеск интереса к судьбе «последнего Романова» наблюдался в начале 1970-х. К этому времени Николая II уже не демонизировали с первозданной революционной яростью. Потребовался аналитический подход…

В 1972 году ленинградский литературный журнал «Звезда» начал публикацию «с продолжениями» художественно-документального повествования Марка Касвинова «23 ступени вниз», которое позже вышло отдельным изданием. Название многозначительное: 23 года правил последний русский император и 23 ступени вели к расстрельному подвалу Ипатьевского дома. В аннотации говорилось прямо: «Книга М.К. Касвинова повествует о жизни и бесславном конце Николая Кровавого, дает достойный отпор тем буржуазным фальсификаторам, которые старались и стараются представить его безвинной жертвой».

О расстреле Николая II Касвинов написал достаточно подробно: «Группа вооруженных рабочих, сопровождаемая уполномоченными совета, поднимается около полуночи на второй этаж. Ермаков и Юровский будят спящих, предлагают им встать и одеться. Юровский объявляет Николаю: на Екатеринбург наступают белые армии, в любой момент город может оказаться под артиллерийским обстрелом. Следует всем перейти из верхнего этажа в нижний. Один за другим выходят в коридор семь членов семьи Романовых и четверо приближенных (Боткин, Харитонов, Трупп и Демидова). Они спускаются за Авдеевым вниз – двадцать три ступени между вторым и первым этажами. Выйдя во двор, поворачивают к входу в нижний этаж и переступают порог угловой полуподвальной комнаты. Площадь ее 6 х 5 метров. На стенах обои в косую клетку. На окне – массивная металлическая решетка. Пол цементный. После того как все вошли в эту комнату, стоявший у входа комиссар юстиции Юровский выступил вперед, вынул из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный лист бумаги и, развернув его, объявил: "Внимание! Оглашается решение Уральского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов". Под низкими сводами полуподвала громко, отчетливо прозвучали первые слова: "Именем народа…" И так же прозвучали последние… И сразу после этого под низкими сводами загремели выстрелы. В час ночи 17 июля все было кончено…»

Описание достаточно эффектное и близкое к исторической реальности. Однако читатели Касвинова не проникались сочувствием ни к царю, ни даже к его убитым дочерям и слугам. Такова волшебная сила контекста! Касвинов эмоционально готовил читателя к такому финалу, доказывал его закономерность.

После книги Касвинова образ Николая II чаще стал появляться и в массовой культуре. Достаточно упомянуть романы Валентина Пикуля «У последней черты» («Нечистая сила», 1972–1975) и Василия Ардаматского «Последний год» (1977), а также кинофильм «Агония» (1974, вышел в широкий прокат в 1985-м). Идеологически эти произведения намертво связывали образ царя с феноменом распутинщины. В этом проглядывала метафора глубокого кризиса империи. Тогда, в 1970-е, вряд ли кто-то предполагал, что казнь в доме Ипатьева станет настоящей сенсацией 1989 года.

Время покаяния

На четвертом году перестройки выяснилось, что еще в 1979-м писатель Гелий Рябов начал поиски места захоронения останков царской семьи. Рябов в молодости работал следователем, а потом стал образцовым летописцем советских служб: он (вместе с соавторами) написал сценарии телесериалов о милиции («Рожденная революцией»), КГБ («Тайник у Красных камней») и пограничниках («Государственная граница»). Но главным его увлечением, как оказалось, была трагическая история Романовых. По некоторым сведениям, в расследовании обстоятельств екатеринбургского расстрела ему покровительствовал министр внутренних дел СССР Николай Щелоков.

В апрельском номере журнала «Родина» за 1989 год вышел очерк Рябова «Принуждены вас расстрелять…». А в мае миллионы читателей до дыр зачитывали номер популярнейшего «Огонька» со статьей драматурга Эдварда Радзинского «Расстрел в Екатеринбурге». За публикациями последовали телевизионные сюжеты в программах «Взгляд», «Пятое колесо», «До и после полуночи». Вроде бы все они мало что добавили к сведениям Касвинова. Да и «Записка» Юровского, которую Радзинский представил как свою находку, содержалась еще в яковлевском досье. Но интонация и идеологический контекст подчас важнее фактологии. Радзинский и Рябов, как и положено драматургам, преподносили материал эффектно и били во все колокола: совершено чудовищное преступление, Советское государство построено на крови… Каждую публикацию переполнял разоблачительный пафос: нам 70 лет лгали, а вот теперь мы открываем историческую правду! В те годы многие пытались порвать с коммунистическими идеалами – и трагический екатеринбургский сюжет пришелся ко двору.

Эдвард Радзинский вспоминал: «Начался шквал писем, адресованных мне. Среди них были письма, в которых содержалась информация о том, где хранятся документы и показания других цареубийц, участвовавших в расстреле Николая II и его семьи. Причем в этих письмах сообщались не только конкретные адреса местонахождения записок членов команды Юровского, но даже их копии. И когда я собрал и соединил все эти показания цареубийц, то картина той невозможной нечеловеческой ночи возникла как бы из небытия. Я будто видел расстрел глазами самих убийц».

Александр Яковлев в 1964 году брал интервью у остававшихся в живых участников расстрела Николая II и членов его семьи

Александр Яковлев не мог не заметить, что авторы «сенсаций» многое черпают из его заветной папки 1964 года. В ход пошли и воспоминания Юровского, и магнитофонные бобины с интервью… В мемуарной книге «Омут памяти» Яковлев сетовал: «Время от времени сообщалось о каких-то находках. Я не хотел вмешиваться в это дело. Мне не нравилась суета, напичканная всякими спекуляциями. Но потом стали раздражать случаи, когда цитировались в качестве новых открытий отдельные пассажи из моей записки без ссылок на источник. И уж окончательно лопнуло терпение, когда я услышал по телевидению магнитофонные записи, сделанные в мае 1964 года. Они преподносились как неожиданная сенсация, но снова без ссылок. Тогда я позвонил Евгению Киселеву на НТВ, который провел встречу со мной в эфире. Я узнал там, что кто-то в архиве продает за большие деньги кусочки пленки, тщательно вырезая при этом мои вопросы Родзинскому и Никулину. Всего компания купила пленки на два часа, а я-то записал более чем на десять часов. Где остальное?» Но журналисты заботились о броской обличительной подаче больше, чем о полноте исторического расследования.

Святые царственные страстотерпцы. Икона

Николаевская тема стала поворотной для перестроечной прессы. Именно в 1989 году самые популярные СМИ того времени перешли от разоблачений сталинизма поначалу к осторожной, а потом и к всеобъемлющей критике более раннего периода советской истории. События первых лет советской власти, включая екатеринбургскую трагедию, отныне трактовались как повод к покаянию, а не к гордости.

Документы о расстреле

Сегодня с материалами, имеющими отношение к расстрелу царской семьи, может ознакомиться любой желающий. Полный массив документов, касающихся жизни Николая II после его отречения от престола, а также трагедии в Екатеринбурге в июле 1918 года и расследования этого преступления, выложен на сайте Государственного архива РФ (statearchive.ru/docs). Один из разделов сайта содержит воспоминания нескольких участников расстрела в Ипатьевском доме, в том числе так называемую «Записку» Якова Юровского (в нескольких редакциях). Большой интерес представляют выложенные там аудиофайлы, позволяющие услышать записанные в Радиокомитете в 1964 году интервью с Исаем Родзинским (в 1918-м сотрудник Уральской ЧК) и Григорием Никулиным (помощник Юровского). Кроме того, обширнейшую информацию о том, как расследовалась екатеринбургская трагедия, предоставляет каталог выставки «Следствие длиною в век: гибель семьи императора Николая II», проходившей в Петербурге в Петропавловской крепости в 2014 году. В прошлом году издательство «Кучково поле» выпустило сборник документов «Гибель членов дома Романовых на Урале летом 1918 года. Материалы предварительного следствия судебного следователя по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А. Соколова». В этой книге приводятся полные тексты документов, собранных в рамках расследования убийства не только семьи последнего российского императора в Екатеринбурге, но и других представителей династии Романовых, погибших в 1918 году близ Перми и Алапаевска. Многие из этих материалов, позволяющих детально восстановить картину произошедших на Урале трагедий, были опубликованы впервые.