Война далекая и близкая

Как отреагировали на Западе на первые сообщения о нападении Гитлера на Советский Союз?

30 июня 1941 года большую статью под заголовком «Сколько продержится Россия?» опубликовал влиятельный американский журнал Time. В статье отмечалось: «Вопрос о том, станет ли битва за Россию самой важной битвой в истории человечества, решают не немецкие солдаты. Ответ на него зависит от русских. Сколько они смогут продержаться? Почти никто, кроме самих русских, не считает, что они способны разгромить немцев. Но если они смогут навязать вермахту затяжную и кровопролитную борьбу на собственной территории, заставить Гитлера платить за успехи дороже, чем он предполагает, то битва за Россию обретет славу, соразмерную ее масштабу».

«Сколько продержится Россия?»

В первый день войны The New York Times вышла с шапкой на первой странице: «Гитлер начал войну с Россией, его армии наступают от Арктики до Черного моря». Ниже была помещена колонка берлинского корреспондента газеты Брукса Питерса, который писал: «Едва над Европой забрезжил рассвет, как легионы национал-социалистической Германии начали давно предсказанное вторжение в коммунистическую Советскую Россию. Пакт о ненападении и дружбе между двумя странами, заключенный в августе 1939 года, забыт».

Все происходящее на советско-германском фронте американские газеты анализировали, разумеется, с точки зрения выгоды для США. Точно так же реагировали и американские политики. Исполнявший обязанности госсекретаря Самнер Уэллес 23 июня говорил на пресс-конференции: «Для народа Соединенных Штатов принципы и доктрины коммунистической диктатуры являются совершенно неприемлемыми. Они так же чужды американским идеям, как и принципы и доктрины нацистской диктатуры. <…> Однако сегодня любая оборона против гитлеризма, любое сплочение сил против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускорят конец лидеров нынешней Германии и поэтому выгодны для нашей собственной обороны и безопасности».

О том же, но куда ярче сказал британский премьер Уинстон Черчилль в знаменитом выступлении по радио 22 июня: «Никто не был более стойким противником коммунизма в течение последних 25 лет, чем я. Я не возьму обратно ни одного сказанного о нем слова. Но все это бледнеет перед зрелищем, разворачивающимся сейчас. <…> Опасность, грозящая России, – это угроза нам и угроза Соединенным Штатам, и точно так же дело каждого русского, который сражается за свой дом и очаг, – это дело всех свободных людей и народов во всех частях земного шара».

«Плацдарм мирового чекизма»

Если из-за океана советско-германская война казалась далекой и чужой, то для европейцев она была значительно ближе. Английские газеты во всех деталях писали как о военных действиях, так и об изменениях в отношениях Великобритании и СССР. Daily Herald уже 23 июня, ссылаясь на неназванный источник в Стокгольме, сообщила о том, что стало реальностью только через несколько недель, – «обсуждается создание военного союза Великобритании, США и СССР». Впрочем, не было недостатка и в фантазиях; к примеру, валлийская Western Mail в тот же день на полном серьезе говорила о возможном вторжении Красной армии в Третий рейх: «Пока немецкие танки будут продвигаться по громадным русским равнинам, танковые дивизии русских ворвутся в густонаселенные районы Германии, сея там хаос и разорение».

Бóльшая часть Европы находилась тогда под контролем нацистов, поэтому тональность тамошней прессы вполне предсказуема. Хороший пример – статья норвежской газеты Aftenposten от 23 июня. Там утверждалось: «Война началась вчера утром – как результат двойной игры Москвы. Договор о ненападении между Германией и Россией был всего лишь тактическим маневром Советов. Советское правительство и Коминтерн долгое время вели целенаправленную политику, направленную против Германии. <…> Начало войны с Россией воспринято в Берлине совершенно спокойно. Люди спрашивают, когда флаги со свастикой появятся над Кремлем и Кронштадтом».

К нацистской пропаганде подключились и профашистские газеты русской эмиграции, например выходившее в Берлине «Новое слово». 6 июля там появилась статья «Советские подделки», автор которой, известный религиозный философ Владимир Ильин, писал: «Противоестественно <…> когда набранные из народа рекруты превращаются в вооруженных охранителей мирового капитало-коммунизма и получают название "рабоче-крестьянской" армии, защищающей интересы еврейского капитала. Еще хуже, когда от великой страны, от России, отнимается ее славное имя, а ее территорию превращают в плацдарм мирового чекизма, населенный крепостными рабами». В финале статьи Ильин (не путать с другим философом русского зарубежья Иваном Ильиным, который к этому времени уже осознал пагубность своего увлечения идеями национал-социализма) призывал красноармейцев «повернуть штыки против Англии и ее союзника и прислужника – красного Кремля». Кстати, в конце войны Владимир Ильин повинился за эту и подобные статьи, стыдливо объясняя их появление «нервной болезнью».

«Пораженцы» и «оборонцы»

Что касается остальной русской эмиграции, то в ее среде сторонники Германии (их еще называли «пораженцами») составляли меньшую, но весьма активную часть. Их рупором стал не кто иной, как глава Российского императорского дома великий князь Владимир Кириллович Романов. В обращении к эмигрантам 26 июня 1941 года он писал: «В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырех лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма».

Первая полоса The New York Times от 22 июня 1941 года

Не менее активно поддержал нацистов бывший донской атаман и известный писатель Петр Краснов. Он выпустил свое воззвание еще 22 июня: «Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру!» Позже он уточнил свой призыв: «Идите в германские войска, идите с ними и помните, что в новой Европе Адольфа Гитлера будет место только тем, кто в грозный и решительный час последней битвы нелицемерно был с ним и германским народом». Другой писатель, Иван Бунин, на службу Гитлеру не пошел, но тоже радовался вторжению и писал 22 июня в дневнике: «Великое событие – Германия нынче утром объявила войну России – и финны и румыны уже "вторглись" в "пределы" ее. Взволнованы мы ужасно. <…> Да, теперь действительно так: или пан или пропал».

Большинство русских эмигрантов, однако, были «оборонцами» и думали иначе. Так же, как княгиня Зинаида Шаховская, вспоминавшая: «Презирая и ненавидя коммунистический режим, я тем не менее желала победы русским». А бывший офицер Николай Рощин 23 июня оставил такую запись в дневнике: «Каждый поставлен перед необходимостью в последний раз выбрать – "за" или "против". За народ, но и непременно вместе с его теперешней властью или по-прежнему против этой власти, но и – и на этот раз особенно остро – непременно против народа». Рощин, как и тысячи эмигрантов, сделал свой выбор, вступив в Сопротивление, а потом вернувшись в Советский Союз.

Фото: LEGION-MEDIA