«Не запугаете!»

За пять лет реформ Петр Аркадьевич Столыпин дал России шанс выстоять и против внешней угрозы, и против внутренних недругов государства. К сожалению, этот шанс был упущен

К нему привязалось определение – «сильная рука». Но он был гораздо сложнее и тоньше! Столыпин происходил не из столичных кабинетных политиков, как, например, властители дум тогдашней либеральной общественности Павел Милюков и Александр Гучков, а из корневых русских людей. Он действительно знал страну не по книгам: поработав и в Прибалтике, и в Поволжье, он постиг ее размах, мощь ее культуры, глубоко проник в суть проблем, стоящих перед ней. Столыпин понимал и, главное, чувствовал Россию гораздо лучше многих других в тогдашней политической элите и относился к своему Отечеству без тени высокомерия, которое, увы, и тогда, и в настоящее время свойственно самой шумной части нашей интеллигенции.

Пафос столыпинских речей, сама патриотическая система ценностей, которая составляла основу его мировоззрения, вызывали у них только глумливый смех вперемежку с презрением. Почему? Да просто Столыпин был государственным человеком, а они заведомо ненавидели все, что связано с Российским государством. Независимо от того, где получил образование наш либерал – в Московском университете или в лаврской семинарии, он, за редким исключением, видел в России только враждебную силу, империю-деспота, которого нужно повергнуть. Это сказывается и в наше время, правда, на плачевно низком уровне, потому что современных либералов трудно сравнивать с оппонентами Столыпина – и по уровню знаний, и по талантам. Впрочем, и тех и других объединяет тотальное неприятие государства, в котором они живут, и неизбывная мечта о «великих потрясениях», в которых якобы и кроется способ «сделать жизнь лучше». По сути, это те же грабли, на которые наступали наши либеральные деятели в начале ХХ века. Именно этот подход открыл врата перед надвигавшейся на Россию революцией. И именно Столыпин попытался встать во весь рост против этой силы. Почти в одиночку, не имея надежной поддержки даже в лице императорской семьи. Мало кто понимал масштаб этой личности. Многие – в том числе и на самом верху – ревниво относились к его талантам и авторитету. Многие – в том числе и отъявленные консерваторы, а о революционерах и говорить нечего – видели угрозу в его программе. Поэтому-то Столыпина и травили, как волка. Однако он был тверд как скала. «Не запугаете!» – таким был его ответ политическим оппонентам.

А потом – спустя несколько лет после его трагической гибели – к власти в стране пришли те, с кем он боролся. И после революции его имя было фактически вычеркнуто из нашей истории, упоминалось исключительно в негативном контексте. Я по-настоящему открыл для себя Столыпина, только когда прочитал «Август Четырнадцатого» Александра Солженицына – на мой взгляд, один из лучших образцов русской прозы ХХ века. Знаю, что Столыпин был для Солженицына идеалом политика. Конечно, можно лишь сожалеть о том, что Петр Аркадьевич не стал «русским Бисмарком», что он не выкорчевал корни революции, только усмирил, но не победил ее. В этом есть доля истины, однако я убежден, что, если бы политическая деятельность Столыпина не прервалась так рано выстрелом в киевском театре, России удалось бы избежать кровавых потрясений мировой войны и революции он не допустил бы. Но этому не суждено было осуществиться…

В нашей истории он навсегда останется символом нереализованной возможности мирного развития страны и неудавшейся попытки сбережения народа в ХХ веке, носителем идеи о благотворности эволюционного пути к великой России без великих потрясений, о недопустимости которых он предупреждал с думской трибуны.

К счастью, в наше время Столыпин не является фигурой умолчания, ему посвящают книги, открывают памятники. Знаю, что сегодня именно столыпинские идеи во многом определяют стратегию развития нашей страны. И теплится надежда, что Столыпины в России не перевелись.

Фото: НАТАЛЬЯ ЛЬВОВА