Гражданин Некрасов

Он сам приклеил к себе этикетку «Поэт и гражданин». В советские годы этот ярлык обеспечил Николаю Некрасову прочное место среди классиков русской литературы. Впрочем, и без этого ему было что предъявить потомкам.

Портрет поэта Николая Алексеевича Некрасова. Худ. И.Н. Крамской. 1877 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Действительно, в советской литературной иерархии «революционный демократ» Николай Некрасов (1821–1877) занимал одно из первых мест – его ценили прежде всего за гневные гражданственные филиппики, за любовь к обездоленным. То есть – за политические доблести. Каждый школьник знал в лицо автора «Дедушки Мазая» и «Мороза-воеводы», помнил, что он сеял «разумное, доброе, вечное» и «лиру посвятил народу своему», а в старших классах ученики мучились над «Кому на Руси жить хорошо» – поэмой, которую трудно понять и полюбить в юности.

Некрасов и впрямь заслужил такую честь, но «хрестоматийный глянец» часто мешает принять поэта душой. Кажется, что он – из далекого пожухлого прошлого. А ведь в стихах Некрасова – нерв не только минувшего, но и нашего времени. Жаль, что мы не всегда это замечаем…

Бродяга и миллионщик

Несколько поколений дворян Некрасовых прилежно проигрывали в карты несметное состояние, доставшееся им с незапамятных времен. А наш поэт и гражданин принялся отыгрывать – да с каким напором!

Когда Некрасов отказался от военной службы и, провалив экзамены, поступил вольнослушателем на филологический факультет, отец оставил его без содержания. Пришлось ему пожить в ночлежках. Он столовался с бродягами, перебивался грошовыми заработками, но быстро научился зарабатывать пером: писал лубочные истории и водевили, газетные заметки и песни. В итоге к концу 1840-х превратился в состоятельного барина, которого помимо литературы увлекали охота и карты.

Карточная игра была его страстью, как и у всех Некрасовых. В 1854 году поэт стал членом петербургского Английского клуба – вот где играли! Впрочем, самая крупная игра начиналась, когда компании за полночь из клуба приезжали к Некрасову на квартиру – чтобы играть без посторонних глаз. Уж тут можно было бросаться миллионами! Однажды лакей Некрасова (легендарный Василий) нашел на полу пачку ассигнаций, но никто из игроков не признал эти деньги… Хозяин так и не нашелся, и находку – тысячу рублей, целое состояние! – вручили Василию. Карточными и охотничьими партнерами поэта стали министры, генералы. В стихах он аттестовал их язвительно:

Генерал Федор Карлыч фон Штубе,

Десятипудовой генерал,

Скушал четверть телятины в клубе,

Крикнул «пас!» – и со стула не встал!

Играл Некрасов весьма результативно, причем любил сложные коммерческие игры, в которых успех достигается натренированной логикой и выдержкой, такие как преферанс и вист, а не «три карты», подобно пушкинскому Германну. Постепенно поэт вошел в узкий круг самых известных картежников Петербурга: их было шесть-семь человек, почти ежедневно игравших на десятки тысяч рублей… Самый крупный проигрыш Некрасова – 63 тыс. рублей, самый солидный выигрыш – около 600 тыс.! На картах он сколотил состояние, вызывавшее зависть коллег. «Та могучая сила воли, которой одарен был Некрасов от природы и которую он еще более развил борьбой с внешними обстоятельствами жизни, ни на минуту не покидала его. <…> При таком непреклонном самообладании Некрасов никогда не позволял себе в игре то, что называется зарываться», – ревниво отмечал вечно нуждавшийся литератор Александр Скабичевский. Не меньше предприимчивости поэт проявлял и в литературных делах: умело сводил концы с концами на издательской ниве, всегда оставался с барышом.

Конечно, Некрасов совершенствовался не только в финансовых премудростях, но и в поэзии. Начинал с литературной поденщины в безденежные дни, слагал вирши для приработка. Первый поэтический сборник – «Мечты и звуки» (1840) – постарался уничтожить, сочтя свои ранние стихи подражательными и выспренними. В них звучали бенедиктовские, лермонтовские и пушкинские мотивы, а собственно некрасовских не было. Строгим оказался и приговор Виссариона Белинского, который стал литературным воспитателем поэта. Несколько лет Некрасов уничтожал в себе эпигона, искал собственную тему и тональность. И нашел – на стыке поэзии и прозы, эпоса и лирики, фольклора и урбанизма. Никто из поэтов так изобретательно не работал с народным стихом, с лубком, с причитаниями и припевками. В этой стихии он обрел себя.

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!

Играючи, расходится

Вдруг ветер верховой:

Качнет кусты ольховые,

Поднимет пыль цветочную,

Как облако: все зелено,

И воздух и вода!

Или:

Я лугами иду – ветер свищет в лугах:

Холодно, странничек, холодно,

Холодно, родименькой, холодно!

 

Я лесами иду – звери воют в лесах:

Голодно, странничек, голодно,

Голодно, родименькой, голодно!

Некрасову не удалось быстро сверкнуть, зато его поэтическое мастерство росло десятилетиями – и он сумел сдвинуть глыбы. Пробудил талант усердием. Настоящий Некрасов начался не с припудренных мечтаний, а с неприглядной зарисовки:

Вчерашний день, часу в шестом,‎

Зашел я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

Так пробуждалось не только сочувствие, но и новая поэзия. Конечно, публицистично. Эдакая хроника дня, заметка в газету. И в то же время лирика – крик души. С этих четырех строк начался настоящий Некрасов.

«НАРОД БЫЛ ГЛАВНЫМ МИФОМ ЕГО ЛИРИКИ, ВЕЛИЧАЙШЕЮ ЕГО ГАЛЛЮЦИНАЦИЕЙ»

Иллюстрация к поэме «Кому на Руси жить хорошо». Худ. М.П. Клодт. 1880 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

«Кипит словесная война…»

Пушкинская гармония породила множество эпигонов. Некрасову удалось «взорвать ситуацию». Его «суровый, неуклюжий стих» только на первый взгляд казался небрежным, кривобоким, косноязычным. Силы и обаяния ему не занимать. Когда-то за «подьяческие» выражения корили Александра Сумарокова. Да и Пушкин не всегда считался образцом высокой поэзии. В «Руслане и Людмиле» видели «мужицкий дух», а «Евгения Онегина» и «Графа Нулина» считали прозообразными безделушками.

Некрасов тоже набросал «энциклопедию русской жизни», но через четверть века после Пушкина – с новыми рифмами и конфликтами. «Это был гений уныния… Некрасов не хандрящий – не поэт», – молодой Корней Чуковский формулировал задиристо и, возможно, рубил сплеча. Между тем в стихах Некрасова немало жизнелюбия:

Славная осень! Здоровый, ядреный

Воздух усталые силы бодрит;

Лед неокрепший на речке студеной

Словно как тающий сахар лежит…

Тут проступает деятельный, сильный характер автора. «Он принадлежал к двум эпохам, и главное в нем – его двойственность», – примечал Чуковский. Действительно: барин и плебей, гуляка и труженик.

Некрасов работал размашисто, бывал многословным, поставил поэзию «на поток». В худших проявлениях он риторичен, утилитарен. Это – журналистская работа. Нередко он сгущает краски в описании «свинцовых мерзостей дикой русской жизни». Чувство меры так и не стало украшением его поэтической манеры. И в этом Некрасов сродни таким поэтам, как Гаврила Державин, Владимир Маяковский, Марина Цветаева. В них жила потребность к постоянному самовыражению. Да, они не взвешивали каждое слово на аптечных весах – уж такова природа их дарования. Зато каждый из них создал в поэзии целое направление. Если бы Некрасов взрастил в себе внутреннего редактора – эдакого строгого эстета, мы, верно, недосчитались бы многих драгоценных поэтических открытий.

Некрасов устарел? Это он-то – знавший толк в коррупции и агитации, в провокациях и сенсациях, в погоне за деньгами и судорожных утехах, в депрессии и агрессии? Да он «живее всех живых» в русской литературе. «Дело прочно, когда под ним струится кровь» – эту горькую некрасовскую истину, к сожалению, история не опровергла. Некрасова легко представить себе блогером или рок-звездой. Его энергичный талант вырывается из эпохи тарантасов и чинных парадных подъездов.

И всех этих чиновников, купцов, разночинцев, бродяг, мыслителей, игроков с их повадками очень легко вообразить в нашем времени – в лимузине, на телешоу или в криминальной хронике:

Грош у новейших господ

Выше стыда и закона;

Нынче тоскует лишь тот,

Кто не украл миллиона.

Бредит Америкой Русь,

К ней тяготея сердечно…

Шуйско-Ивановский гусь –

Американец?.. Конечно!

Что ни попало – тащат,

«Наш идеал, – говорят, –

Заатлантический брат:

Бог его – тоже ведь доллар!..»

Правда! но разница в том:

Бог его – доллар, добытый трудом,

А не украденный доллар!

До сих пор многое в нашей неразберихе можно объяснить, глубоко вздохнув: «Вот приедет барин – барин нас рассудит…»

В 1919 году, «внимая ужасам войны», Корней ЧУКОВСКИЙ предлагал знакомым литераторам ответить на вопросы анкеты о поэте Николае Некрасове. Вот что ответил Александр БЛОК.

1. Любите ли вы стихотворения Некрасова? Да.2. Какие стихотворения Некрасова вы считаете лучшими?«Еду ли ночью по улице темной…», «Умолкни, муза», «Рыцарь на час» и многие другие. «Внимая ужасам…».3. Как вы относитесь к стихотворной технике Некрасова? Не занимался ею. Люблю.4. Не было ли в вашей жизни периода, когда его поэзия была для вас дороже поэзии Пушкина и Лермонтова?Нет.5. Как вы относились к Некрасову в детстве?Очень большую роль он играл.6. Как вы относились к Некрасову в юности?Безразличнее, чем в детстве и «старости».7. Не оказал ли Некрасов влияния на ваше творчество?Оказал большое.8. Как вы относитесь к известному утверждению Тургенева, будто в стихах Некрасова «поэзия и не ночевала»?Тургенев относился к стихам, как иногда относились старые тетушки. А сам, однако, сочинил «Утро туманное».9. Как вы относитесь к народолюбию Некрасова?Оно было неподдельное и настоящее, то есть двойственное (любовь – вражда). Эпоха заставляла иногда быть сентиментальнее, чем был Некрасов на самом деле.10. Как вы относитесь к распространенному мнению, будто Некрасов был безнравственный человек?Он был страстный человек и «барин», этим все и сказано.

«Ты и убогая, ты и обильная…»

Свою крестьянскую эпопею со странным названием «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов писал долго. Первые наброски появились в 1863-м, а последние исправления он вносил незадолго до смерти, в 1877-м. С тех пор ни одна статья о «великих реформах» не обходится без цитаты:

Порвалась цепь великая,

Порвалась – расскочилася:

Одним концом по барину,

Другим по мужику!..

Получилась симфония, музыкально-поэтическая панорама. Не хуже, чем у Глинки или Мусоргского.

К тому времени романтические поэмы считались позавчерашним днем, а монотонные «повести в стихах» поднадоели. Угнаться за Пушкиным никто не мог. И Некрасов принялся изобретать собственный жанр. Безрифменные ямбы, которыми написана основная часть поэмы, напоминают народный лубочный лад. Но при этом немало и новых мотивов – голова кругом от разнообразия. Особенно удались сцены яростного разгула:

Ты и убогая,

Ты и обильная,

Ты и могучая,

Ты и бессильная,

Матушка Русь!

Написать такую поэму – неподъемный труд, опубликовать – тоже не шутка. Бороться приходилось за каждую главу. У немцев есть родственное произведение – «Германия» Генриха Гейне (1844). Схожая фабула – путешествие по родной стране. Язвительное отношение к сложившимся устоям, к солдатчине, к церкви. Сны, видения, трактиры, легенды, споры… И ощущение бесприютности в стране, в которой никому не живется весело и вольготно. Однако Некрасов не только бичует, но и воспевает русский люд…

Иллюстрация к стихотворению Н.А. Некрасова «Генерал Топтыгин». Худ. М.П. Клодт. 1890 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

«Народ был главным мифом его лирики, величайшею его галлюцинацией» – это снова Чуковский. Для Некрасова, как и для многих его единомышленников, народ стал святыней и смыслом служения. Но розовых очков он не носил и вывел скептическую формулу:

Люди холопского звания –

Сущие псы иногда:

Чем тяжелей наказания,

Тем им милей господа.

Некрасов – мастер панорамных полотен, длинных сюжетных поэм, баллад и пространных рассуждений. Однако и «тонкая работа» ему удавалась. «Распрямись ты, рожь высокая, // Тайну свято сохрани!» – можно ли рассказать о самом интимном более тонко и тактично? А вот вдова оплакивает мужа:

Сшивая проворной иголкой

На саван куски полотна,

Как дождь, зарядивший надолго,

Негромко рыдает она.

Поэзия высвечивает то, чего не видно на первый взгляд, открывает новые подробности в природе и психологии человека.Классик и «Современник»Некрасову удалось дать жизнь и оснастку двум кораблям – литературным журналам «Современник» и «Отечественные записки». Тут пригодились его коммерческое чутье и преданность литературе. Возвращаясь домой к утру, после картежных ночей, он вникал в рукописи…

Некрасов не уставал открывать новых авторов – и, между прочим, находил источники для выплаты им весьма существенных гонораров. Лев Толстой, Иван Гончаров, Федор Достоевский – все это некрасовские открытия!

Повезло Некрасову еще и в том, что он стал одним из главных героев едва ли не лучшей книги в русской мемуаристике. Написала ее «фатальная женщина» нашей литературы Авдотья Панаева. Недавно ее воспоминания переиздали под броским рыночным названием «Мой любовник – Николай Некрасов». История и впрямь сенсационная: Некрасов влюбился в жену Ивана Панаева, друга и собрата по «Современнику», добился взаимности, но… «Мы с тобой бестолковые люди: // Что минута, то вспышка готова!» – «панаевская» лирика Некрасова горька. Гармонии не получилось.

Авдотья Яковлевна Панаева (1820–1893, во втором браке Головачева). Портрет работы неизвестного художника. 1850-е (Фото предоставлено М. Золотаревым)

А некрасовскому наследию повезло, когда за него взялся Корней Чуковский. О лучшем исследователе и комментаторе и помечтать нельзя. Чуковский стал рыцарем некрасовского образа, и не на час, а на полвека, подготовил канонические собрания сочинений поэта, получил Ленинскую премию и оксфордскую мантию за книгу о нем…

В наши дни принято скептически относиться к тем, кого в прежние времена называли «заступниками народными». Нашлось немало прокуроров, указывающих Некрасову на его «антиобщественный» и лицемерный образ жизни. Ворочал, дескать, миллионами, кутил, не считался с семейными узами, жил барин барином, а в стихах пробрасывал революционные идеи…

Между тем Некрасов никогда не жил праздно, трудился по-бурлацки, до изнеможения. Не позволял себе продыха даже во время тяжелой болезни. Здесь сгодится определение из его же стихов: «И червонцы твои не украдены». Упреки в барственности ему приходилось выслушивать нередко – и от ортодоксальных монархистов, и от «монашествующих» революционеров, от молодых догматиков и моралистов. Таких в 1870-е расплодилось с избытком.

У Тургенева есть стихотворение в прозе о последней встрече с Некрасовым после многолетней размолвки. «Желтый, высохший, с лысиной во всю голову, с узкой седой бородой, он сидел в одной, нарочно изрезанной рубахе… Он не мог сносить давление самого легкого платья. Порывисто протянул он мне страшно худую, словно обглоданную руку, усиленно прошептал несколько невнятных слов – привет ли то был, упрек ли, кто знает? Изможденная грудь заколыхалась – и на съеженные зрачки загоревшихся глаз скатились две скупые, страдальческие слезинки. <…> Мне почудилось, что между нами сидит высокая, тихая, белая женщина. <…> Эта женщина соединила наши руки… Она навсегда примирила нас. Да… Смерть нас примирила». Так уходил Некрасов. И до последнего часа в его голове носились новые строки.

Несомненно, он был самым читаемым поэтом своего времени. Никто не мог сравниться с ним по тиражам. Студенты 1860–1870-х ставили его выше Пушкина. На похоронах Некрасова Федор Достоевский назвал его продолжателем Пушкина и Лермонтова. И тут раздались молодые голоса: «Выше! Выше Пушкина!» Конечно, это было преувеличение, простительное в трагическую минуту. Но никто не добавил к пушкинской оркестровке русской поэтической речи больше, чем Некрасов.

Арсений Замостьянов

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

СКАТОВ Н.Н. Некрасов. М., 1994 (серия «ЖЗЛ»)

ЧУКОВСКИЙ К.И. Мастерство Некрасова // Собр. соч.: в 15 т. М., 2001–2009. Т. 10

ПАНАЕВА А.Я. Воспоминания. М., 2002