Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Именем Революции

№1 январь 2015

На карте Москвы по-прежнему немало улиц, названных в честь боевиков 1905 года.

Это в лихие 1990-е переименовывали направо и налево: старым улицам и площадям возвращали их исторические названия, стирая с карты Москвы – одним скопом – как имена революционеров и советских государственных деятелей, так и имена писателей, артистов и поэтов. Давно уже вернули дореволюционные названия Малой Ордынке (в советское время улица А.Н. Островского) и Ильинке (бывшая Куйбышева), Большой Дмитровке (Пушкинская) и Малой (улица А.П. Чехова), Брюсову (улица Неждановой) и Газетному переулкам (улица Огарева) и многим другим.


Угол Немецкой (ныне Бауманской) улицы и Денисовского переулка – место гибели Николая Баумана.
Фото Сергея Басова

Сейчас столичные власти не торопятся менять таблички с названиями улиц, чье бы имя они ни увековечивали. Может, оно и верно: история «не терпит суеты». А когда-то доходило до курьезов: улицу Разина переименовали обратно в Варварку, а названия в честь его «коллеги» Емельяна Пугачева улицам 1-й и 2-й Пугачевским оставили. Каляевской улице, которая с 1924 года носила имя террориста Ивана Каляева , в феврале 1905-го прямо в Кремле убившего великого князя Сергея Александровича, историческое название вернули: она снова Долгоруковская. Между тем Халтуринская улица, с 1925 года прославляющая имя другого террориста – Степана Халтурина , который в 1880 году устроил неудачное покушение на Александра II непосредственно в Зимнем дворце, так и не стала Прогонной, как было до революции.

Впрочем, что значит неудачное? Император по счастливой случайности не пострадал, но 11 солдат, несших службу в его резиденции, были убиты взрывом, еще 56 человек получили ранения. Все могло быть и куда хуже: Халтурин натаскал в Зимний столько динамита, что чуть было не разрушил здание. В 1882-м террориста все-таки казнили по решению военно-полевого суда: «удача» ненадолго ему улыбнулась – вместе с товарищем он убил одесского прокурора, но их обоих тут же скрутили прохожие. Кстати, в Петербурге улице Халтурина возвращено старое название – это знаменитая Миллионная, на которую выходит портик Нового Эрмитажа с не менее знаменитыми атлантами...

Но Халтуриным парадоксы московских топонимов не ограничиваются.

На карте столицы по-прежнему есть площадь Белы Куна , названная так в 1986 году в честь венгерского коммуниста, который в 1919-м устроил «мировую революцию» у себя на родине, а потом, после провала этой кровавой затеи, прибыл в Советскую Россию. Примерно с той же «миссией»: в конце 1920 года Бела Кун вместе с Розалией Землячкой жестоко расправлялись в Крыму с теми, кто не успел уплыть с врангелевцами в Константинополь и кто, по мнению большевиков, представлял угрозу новой власти.

Счет шел на десятки тысяч: в недавно вышедшем на экран фильме Никиты Михалкова «Солнечный удар» точно передана атмосфера массового революционного террора в Крыму. «Бывшим» (не только офицерам, но и чиновникам, духовенству, простым служащим), так или иначе сотрудничавшим с белыми, – всем, кому командарм Михаил Фрунзе при наступлении красных дал гарантии безопасности, – следовало зарегистрироваться в новых органах власти. По этим спискам их и выводили на расстрел. Хорошо хоть улице Землячки вернули прежнее имя – Большая Татарская...

Есть, наконец, улица Войкова, пять Войковских проездов, Войковский район и одноименная станция метро. Все они названы в память об убитом в Варшаве в 1927 году советском дипломате Петре Войкове . В июле 1918-го он имел отношение к расстрелу царской семьи в Екатеринбурге. Вот и удостоился чести.


Николай Шмит. Фото предоставлено М. Золотаревым
Мемориальная доска Баумана. Фото Сергея Басова

Первая русская революция, разумеется, не могла не оставить на карте Москвы имен своих наиболее активных деятелей. Самый известный революционер 1905 года, имя которого было увековечено при советской власти, – Николай Бауман (1873– 1905). В память о нем до сих пор названы улицы (Бауманская и 2-я Бауманская), станция метро, сад, два моста и микрорайон с родовой усадьбой Романовых Измайлово (Городок имени Баумана). Столь старательное увековечивание памяти этого деятеля большевистского крыла РСДРП было связано с тем, что, в отличие от многих его «коллег», устроивших осенью-зимой 1905-го кровавый беспредел в Москве, Николай Бауман сам стал одной из первых жертв порожденной им и другими революционерами стихии.

Прозванный за легкость перехода границы «Грачом», Бауман в 1903 году по поручению Владимира Ульянова (Ленина) вернулся из Цюриха в Москву. Нужно было организовывать подпольную типографию, агитировать население на борьбу с «проклятым режимом». У него еще был шанс спастись: в июне 1904-го, когда всполохи будущей революции только появлялись на горизонте, Николая Баумана арестовали, и он почти полтора года просидел в Таганской тюрьме. Но царизм, вопреки большевистской пропаганде, был гуманен по отношению к своим врагам: в начале осени 1905 года его выпустили на свободу. Он не успел ею насладиться: 18 октября – на следующий день после опубликования известного царского Манифеста – Бауман был убит.

Это произошло на углу Немецкой (ныне Бауманской) улицы и Денисовского переулка во время демонстрации, организованной Московским комитетом РСДРП. В докладе царю министра юстиции Ивана Щегловитова так описывалось трагическое происшествие: «Во главе демонстрации появился Бауман; выхватив из рук одного участника красный флаг, он сел в извозчичью пролетку и, держа флаг, быстро поехал в направлении Покровки. В это время крестьянин Михалин Николай Федотович , Тамбовской губернии [он работал в Москве на фабрике братьев Щаповых. – Прим. ред.], стоящий на тротуаре, замахнулся на него железной палкой, но последний успел соскочить с пролетки и бросился бежать. Михалин настиг его посредине улицы и ударил по голове, а когда тот упал, ударил еще несколько раз по голове, раздробив ему череп. Бауман в тот же день скончался. Михалин тут же явился в полицейский участок». Правда, в донесении отсутствует одна деталь, о которой свидетельствовали очевидцы: «Долой Бога! Долой царя! Теперь я ваш царь и Бог!» – кричал Николай Бауман из пролетки...


Шмитовский проезд. Фото Сергея Басова

На суде Михалин заявил, что лишил жизни Баумана из ненависти ко всем, кто ходит с красными флагами, и что он намерен таких людей и в дальнейшем убивать. Тамбовский крестьянин также показал, что он потребовал от революционера убрать флаг, а тот в ответ выстрелил в него из револьвера, тогда он и ударил Баумана.

Потом большевистские историки в официальной биографии своего товарища напишут, что он погиб от рук махрового черносотенца. Был ли Михалин таковым, сейчас уже трудно определить. Очевидно лишь, что он действительно поддерживал власть в ее стремлении навести порядок. Поддерживал теми средствами, которые, по его разумению, были наиболее эффективны в тот драматический момент. И таких, как он, в Москве было немало. 22 октября 1905 года газеты сообщали: «Толпа манифестантов осадила окружной суд и потребовала у прокурора Судебной палаты немедленного освобождения убийцы Баумана. Прокурор согласился и отдал распоряжение о немедленном освобождении арестованного. Манифестанты отправились в тюрьму и торжественно вывели оттуда убийцу, устроив ему овацию».

Впрочем, суд над Михалиным все же состоялся. По совокупности: за кражу в Москве из сторожки дома Пасбург самовара и «за убийство в состоянии раздражения» Николая Баумана – он был «присужден к лишению всех особенных прав и преимуществ и отдаче в исправительное арестантское отделение на один год и шесть месяцев». Правда, отсидел Николай Михалин лишь треть срока. «Я нахожу, что Михалин впал в описанное преступление в эпоху революционного движения, когда под влиянием массовых демонстративных действий противоправительственных партий, безмерно оскорблявших патриотические чувства верных сынов Отечества, раздражение последних против виновников смуты достигло крайнего напряжения и выразилось, наконец, в актах насилия над крамольниками, – писал императору Иван Щегловитов. – Посему ввиду чистосердечного сознания осужденного, добровольно отдавшегося в руки правосудия, и понесенного уже им наказания содержанием в течение около шести месяцев под стражею, которым он в достаточной мере искупил свою вину не только за убийство Баумана, но и за учиненную им маловажную кражу, я, со своей стороны, полагал бы возможным даровать лишенному всех особенных прав и преимуществ Николаю Федотовичу Михалину помилование». Николай II инициативу министра поддержал.

Похороны же Николая Баумана превратились в грандиозную демонстрацию, использованную большевиками для пропаганды и дальнейшей подготовки восстания: до глубокого вечера гроб с телом несли от Технического училища, которое потом назовут его именем, через всю Москву на Ваганьково.

Кстати, недалеко от Ваганьковского кладбища есть целый район, где множество улиц носят имена, связанные с Первой русской революцией. Доехать туда можно на метро – либо до станции «Баррикадная» (переход на «Краснопресненскую»), либо до «Улицы 1905 года». Именно здесь, на Пресне, в декабре 1905-го шли наиболее кровопролитные бои, возводились баррикады. Во дворах боевики кочали полицейских, и городовым тут лучше было не появляться: ножи, револьверы, удавки – все шло в дело.


Мантулинская улица. Фото Сергея Басова

Конечно, революционерам помогали. В том числе и материально. Удивительно, но факт: представители, как тогда говорили, имущих классов охотно жертвовали на революцию. Одним из таких жертвователей был фабрикант Николай Шмит (1883– 1907): не путать с лейтенантом Петром Шмидтом , поднявшим восстание на крейсере «Очаков» в 1905 году.

Меняющиеся созвучные названия Шмитовского проезда в Пресненском районе столицы заслуживают отдельного рассказа. Шмитовским – в память о революционном фабриканте – он стал в 1931-м. Интересно, что в 1925-м проезд ошибочно назвали Шмидтовским, а потом ошибку исправили. Наконец, до революции проезд был Смитовским, поскольку здесь находился завод Ричарда Смита .

История Николая Шмита по-своему уникальна. Его отец был владельцем крупного предприятия в Москве. На Кузнецком Мосту он держал магазин, а его фабрика художественной мебели располагалась в районе Пресни. Мать – наследница богатейшей старообрядческой семьи Морозовых. На приданое невесты Шмит-старший к 1883 году и отстроил фабричные корпуса и двухэтажный особняк для семьи.

Когда отец умер, 20-летний Николай Шмит учился в Московском университете. Уже тогда его увлекли социалистические идеи. Вступив во владение мебельного предприятия на Пресне, он ввел 9-часовой рабочий день вместо 11-часового, повысил заработную плату, открыл при фабрике амбулаторию и школу. А во время декабрьских событий 1905 года Шмит финансировал деятельность революционеров, передав Московскому комитету РСДРП 20 тыс. рублей на вооружение рабочих. Фабрика Шмита стала очагом восстания, за что полицейские прозвали ее «чертовым гнездом». Шмитовцы отчаяннее других сражались на баррикадах. Участвовал в столкновениях с полицией и войсками и сам Николай Шмит.

В ходе тех боев фабрика была разрушена артиллерией, а ее владелец был арестован и вскоре умер в Бутырской тюрьме. Панихида по Николаю Шмиту состоялась в особняке Морозовых, похоронили его на старообрядческом Преображенском кладбище.

Большевики обвиняли в смерти Шмита надзирателей. Однако есть и другая версия. Поговаривали, что его убила не тюремная администрация, а люди, подосланные большевиками. «Шмит никаким физическим пыткам не подвергся. Охранка никогда бы не посмела применить к нему, члену фамилии Морозовых, [таких] приемов, – писал впоследствии бежавший из большевистской России революционер Николай Валентинов в книге «Малознакомый Ленин». – Жандармский офицер из Московского охранного отделения, ведавший делом Шмита, вел с ним «сердечные» разговоры как бы тайком. Обстановка, в которой проходили эти беседы, напоминала скорее отдельный кабинет ресторана (стол с разными яствами и напитками), чем камеру допроса. Наивный, не умеющий лгать Шмит однажды назвал фамилии рабочих, получивших через него оружие, назвал и других лиц, говорил о Савве Морозове и его субсидиях революции».

Такой Николай Шмит большевикам был не просто не нужен – он был опасен. Впрочем, мертвый фабрикант мог принести партии немалую пользу. По свидетельству жены и соратницы Ленина Надежды Крупской, «перед смертью Шмит сумел передать на волю, что завещает свое имущество большевикам». И за его наследство развернулась нешуточная борьба.

У Николая Шмита были две сестры (совершеннолетняя Екатерина и несовершеннолетняя Елизавета) и 15-летний брат Алексей. С помощью «ряда методов» большевики заставили Алексея Шмита отказаться от наследства Николая в пользу сестер. Каждая из них должна была получить по 129 тыс. рублей. Адвокат Николай Андриканис по требованию Владимира Ленина женился на Екатерине Шмит, но передал революционерам лишь треть ее состояния. Большевики начали угрожать адвокату убийством, если он не передаст всех денег. Посред- никами в этом деле выступили эсеры: взяв за «услуги» 15 тыс. рублей, они добились-таки, что в декабре 1908 года Николай Андриканис отдал большевикам еще 85 тыс. рублей. Мужем второй сестры Шмита – по поручению все того же Владимира Ленина – стал большевик Александр Игнатьев. В июне 1908 года партия получила от молодоженов около 80 тыс. рублей. Но в дело вмешались меньшевики: один из их лидеров, Юлий Мартов , заявил Ленину, что оставшиеся примерно 50 тыс. должны быть переданы им. Тяжба между большевиками и меньшевиками тянулась до лета 1915 года, пока третейский суд германских социал-демократов в лице Карла Каутского , Клары Цеткин и Франца Меринга не постановил, что остаток суммы все же принадлежит большевикам...

В Пресненском районе – самом революционном районе столицы – также находятся улицы Мантулинская, Николаева и Литвина-Седого.

Федор Мантулин (1878–1905) – большевик, рабочий Даниловского Трехгорного сахарного завода, находившегося в Студенецком проезде. В советское время и сам завод, и улица, где тот находился, получили имя этого боевика 1905 года. Мантулин руководил заводской боевой дружиной. 18 декабря, в ходе подавления вооруженного сопротивления на Пресне, он был захвачен отрядом Семеновского полка и расстрелян в заводском дворе.


Иван Бабушкин и Михаил Николаев. Фото предоставлены М. Золотаревым

Его ровеснику Михаилу Николаеву (1878–1956) повезло больше. В декабре 1905-го он, рабочий завода «Динамо», был командиром боевой дружины фабрики Шмита на Пресне, однако, в отличие от Николая Шмита и Федора Мантулина, после разгрома восстания ему удалось избежать смерти: гуманный царский суд признал его виновным и... отправил в ссылку. Семье разрешили выехать к нему!

После Февральской революции 1917 года Николаев вновь окунулся в революционную деятельность. Член партии с 1903 года, с приходом большевиков к власти он служил в ВЧК. Советское руководство высоко оценило заслуги Николаева: в 1934-м ему было присвоено звание Героя Труда. Михаил Николаев дожил до XX съезда партии.

Пережил все революции и член РСДРП с 1897 года Зиновий Литвин-Седой (1879– 1947). В июне 1905-го его арестовали, он был заключен в Таганскую тюрьму. Но после оглашения Манифеста 17 октября по амнистии Зиновий Литвин вышел на свободу и тут же включился в активнейшую борьбу, был одним из руководителей боевого комитета Пресненского совета. После кровавых декабрьских событий он скрылся в Финляндии, в 1906-м участвовал в Свеаборгском восстании солдат и матросов. В конце того же года Литвин уехал на лечение в Швейцарию, позднее жил в Канаде, США, Франции. Вернулся в Россию в 1917 году. В Гражданскую войну был комиссаром полка. В 1921–1939 годах занимал должность директора хлопчато-бумажного техникума в Москве. С 1939-го – персональный пенсионер.

Есть на карте Москвы и другие «революционные» точки. Ухтомская улица в районе Лефортово названа в честь Алексея Ухтомского (1875–1905). Он – единственный эсер, имя которого прославлялось после прихода большевиков к власти. Было за что: в 1905 году Ухтомский руководил стачечным комитетом железнодорожников, возглавлял боевую дружину Казанской железной дороги. Во время Декабрьского вооруженного восстания дружина Ухтомского полностью взяла под свой контроль участок Москва – Голутвин: боевики разоружали полицию, резали провода правительственного телеграфа, задерживали воинские эшелоны, шедшие из Маньчжурии.


Улица Николаева. Фото Сергея Басова

В ходе подавления восстания Алексей Ухтомский был арестован частями Семеновского полка, 17 декабря с шестью другими дружинниками расстрелян на станции Люберцы.

В память о революционере Иване Бабушкине (1873–1906) получила название улица около станции метро «Академическая». Правда, Бабушкин боролся с режимом за пределами столицы. В 1903 году он был арестован в третий раз и на пять лет сослан в Верхоянск. В 1905-м, выйдя на свободу по амнистии, верный большевик вел пропаганду и агитацию среди рабочих и солдат в Сибири. Правительственные войска задержали его во время сопровождения целого железнодорожного состава с оружием и боеприпасами, следующего из Читы в Иркутск. Вместе с четырьмя подельниками он был расстрелян без суда и следствия на станции Мысовая (ныне город Бабушкин, Бурятия). Возможно, такой чести – быть увековеченным в названиях улиц и городов – он удостоился во многом благодаря словам вождя большевиков: «Все, что отвоевано было у царского самодержавия, отвоевано исключительно борьбой масс, руководимых такими людьми, как Бабушкин».

Раиса Костомарова