Особый документ

Полвека СССР не признавал сам факт существования секретного дополнительного протокола к советско-германскому договору о ненападении.

Впервые текст этого секретного протокола был опубликован в СССР лишь в 1989 году, да и то он приводился не по советскому оригиналу, а по копиям из архивов ФРГ. Текст советского оригинала появился в печати три года спустя — уже в новой России. 

Протоколы не горят 

О секретных советско-германских договорённостях заговорили ещё в 1946 году в связи с Нюрнбергским процессом. Несмотря на то что главный обвинитель от СССР Роман Руденко предложил западным коллегам исключить из обсуждения ряд тем, среди которых был и вопрос советско-германских отношений 1939–1941 годов, адвокат Рудольфа Гесса Альфред Зайдль с американской подачи представил суду документы, связанные с подписанием пакта Молотова — Риббентропа. Руденко расценил эту акцию Зайдля как провокацию, а документы — как фальшивку. Суд принял сторону советского обвинения. 

Секретный дополнительный протокол к договору о ненападении между СССР и Германией. 23 августа 1939 года. Фотокопии советских оригиналов на русском и немецком языках

Бывший рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, выступая на Нюрнбергском процессе с последним словом, сказал, что, когда германская делегация в 1939-м прибыла в Москву на переговоры, Иосиф Сталин «дал понять, что если он не получит половины Польши и прибалтийские страны (ещё без Литвы) с портом Либава, то я [то есть Риббентроп. — Б.Х.] могу сразу же вылетать назад». Разумеется, это заявление было попыткой самооправдания. Суд не счёл сказанное обстоятельством, смягчающим вину. 

Следующим серьёзным шагом к обнародованию информации о секретных советско-германских договорённостях стала публикация на Западе материалов так называемой коллекции фон Лёша. История «коллекции» такова. Когда начались массированные бомбардировки Берлина англо-американской авиацией, Риббентроп распорядился изготовить фотокопии наиболее важных дипломатических документов и хранить их отдельно от оригиналов. В марте 1944 года во время очередного налёта на город подлинники погибли. Весной 1945-го, когда советские войска наступали на Берлин, фотокопии вывезли в Тюрингский Лес и там спрятали в тайнике. Одним из тех, кто участвовал в этой операции, был сотрудник Министерства иностранных дел Германии Карл фон Лёш, который впоследствии и выдал тайник американской разыскной группе. 

«Коллекция фон Лёша» включала копии секретных советско-германских документов, в частности дополнительного протокола к договору от 23 августа 1939 года. Сохранились как немецкий, так и русский тексты, причём в копии германского оригинала подпись наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова была на немецком языке. Именно этот, в общем-то, обыкновенный факт, известный в дипломатической практике как свидетельство доброй воли, вплоть до 1989 года давал повод советским экспертам объявлять «коллекцию фон Лёша» фальсификацией. Между тем характер текста, оказавшегося в руках американцев, вместе со всем комплексом полученных ими документов не оставлял никаких сомнений в том, что речь идёт об аутентичной копии. 

Вячеслав Молотов до конца своих дней не признавал наличия секретного протокола

В 1948 году в условиях начавшейся холодной войны Государственный департамент США издал на немецком и английском языках сборник «Нацистско-советские отношения», основу которого составила «коллекция фон Лёша». Появились и другие публикации этих документов, в том числе и на русском языке. Отметим, что все они основывались не на оригиналах из архивов СССР, а на копиях из архивов США, которые в дальнейшем были переданы ФРГ. 

«Презумпция подделки» 

Советская историография на протяжении полувека исходила из «презумпции подделки» секретных протоколов. Когда же анализ копий показал их подлинность, в Москве ушли в глухую оборону: мол, о копиях говорить не будем, пока не найдутся подлинники, а их в архивах не существует. «Секретных протоколов не было», — утверждал престарелый Молотов. Вместе с тем в беседах с писателем Феликсом Чуевым бывший нарком отмечал, что судьбу граничащих с Советским Союзом стран они «решили с Риббентропом в 1939 году», что, по сути, было признанием секретных договорённостей Москвы и Берлина. 

Весной 1989-го, уже во времена перестройки и гласности, Андрей Громыко (с 1957 по 1985 год — министр иностранных дел, а затем до 1988 года — председатель Президиума Верховного Совета СССР) в беседе c корреспондентом западногерманского журнала Der Spiegel по-прежнему отрицал наличие протоколов и называл их зарубежные публикации фальшивкой. Эта глухая оборона была поддержана генеральным секретарём ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым, который в ответ на неоднократные вопросы по этому поводу отвечал, что подлинников нет, копии нам не закон, выводы делать рано, надо ждать. 

Посол СССР в ФРГ в 1971–1978 годах Валентин Фалин писал о своём стремлении пролить свет на тайны предвоенных договоров: «Когда весной 1987 года был созван партийный олимп для обмена мнениями по данной теме [секретных протоколов. — Б.Х.], я счел свой долг почти выполненным. Поспешил. От присутствовавшего на Политбюро Г. Смирнова [помощника Горбачёва. — Б.Х.] мне известно, что все выступавшие, включая А. Громыко, с разной степенью определенности высказались в пользу признания существования секретных протоколов к договору о ненападении и к договору "О границе и дружбе", заключенных СССР с нацистской Германией соответственно в августе и сентябре 1939 года. Кто-то из присутствовавших отмолчался. Итог подвел М. Горбачев: "Пока передо мной не положат оригиналы, я не могу на основании копий взять на себя политическую ответственность и признать, что протоколы существовали"». 

Выйти из патовой ситуации помог случай. В 1988 году в ходе встречи канцлера ФРГ Гельмута Коля с Михаилом Горбачёвым речь зашла о секретном протоколе к пакту Молотова — Риббентропа. Коль, очевидно оговорившись, сказал, что в руках боннских архивистов находятся не только копии, но и оригиналы секретных приложений к договору. Эта оговорка стала поводом для организованной помощником Горбачёва Анатолием Черняевым при поддержке члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева «полудипломатической-полунаучной» поездки историка и журналиста Льва Безыменского в Бонн с целью официального получения от архивной службы ФРГ документов, о которых упомянул в беседе Коль. Результатом визита Безыменского в Германию стала справка, где говорилось, что немецкие «оригиналы протокола погибли в марте 1944-го во время очередной бомбежки», но знакомство с их копиями, происходящими из «коллекции фон Лёша», убеждает в том, что фальсификация этих документов «представляется невероятной». 

Немецкие копии протоколов, которые привёз в Москву Безыменский, сразу угодили в водоворот большой политики. На проходившем в мае-июне 1989 года Первом съезде народных депутатов СССР по настойчивому требованию представителей трёх прибалтийских республик — Латвии, Литвы и Эстонии — была образована Комиссия по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении. Её председателем стал Александр Яковлев, прекрасно понимавший важность и сложность этой задачи. 

23 декабря 1989 года на Втором съезде народных депутатов комиссия Яковлева ввела в официальный обиход понятие «секретный дополнительный протокол о границе сфер интересов Германии и СССР». В постановлении съезда отмечалось, что «подлинники протокола не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах», однако экспертизы копий, карт и других материалов, а также соответствие последующих событий содержанию копий подтверждают факт его существования. 

Кроме того, съезд констатировал: «Переговоры с Германией по секретным протоколам велись Сталиным и Молотовым втайне от советского народа, ЦК ВКП(б) и всей партии, Верховного Совета и правительства СССР, эти протоколы были изъяты из процедур ратификации. Таким образом, решение об их подписании было по существу и по форме актом личной власти и никак не отражало волю советского народа, который не несет ответственности за этот сговор». Седьмой пункт постановления гласил: «Съезд народных депутатов СССР осуждает факт подписания секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 года и других секретных договоренностей с Германией». 

Тайна пакета № 34 

Впрочем, открытым оставался вопрос о судьбе советских оригиналов секретных документов. Комиссия Яковлева лишь установила, что после войны Сталин и Молотов заметали следы, чтобы скрыть существование протоколов, но обнаружить, куда ведут эти следы, не смогла. 

Между тем они вели в Москву, на Старую площадь, дом 4, — в здание ЦК КПСС, где хранились многие секретные документы. Причём степень их секретности была различной: «секретные», «совершенно секретные», «особой важности» и, наконец, «документы ОП» — особой папки. Собственно говоря, папок как таковых не существовало, а это было обозначение высшей степени секретности для особо важных решений Политбюро. Однако мало кто знал, что была ещё одна, самая высокая степень секретности. Она получила название «закрытый пакет». И это действительно были большие пакеты под номерами, которые проставлялись от руки. «Закрытые пакеты» опечатывали (тремя или пятью печатями) или заклеивали в Общем отделе ЦК КПСС, обозначая их буквой «К» («конфиденциально»). 

Именно в таком «закрытом пакете» под № 34 обнаружились оригиналы секретных протоколов августа и сентября 1939-го вместе с подробным описанием их «архивной судьбы». Оказалось, что в апреле 1946 года они были изъяты из архива МИДа и переданы в личный архив Молотова, где находились до октября 1952-го, когда были направлены в Общий отдел. Последнее, возможно, было связано с тем, что Сталин под конец жизни стал относиться к бывшему наркому с явным недоверием, знаком чего явился арест супруги Молотова Полины Жемчужиной. 

Долгое время пакеты № 34 и 35 (в 35-м хранились большие географические карты по германо-советскому разграничению сфер влияния в Польше) никто не вскрывал. Известно, что в 1975 году, в эпоху Леонида Брежнева, копии оригиналов секретных протоколов посылались на имя заместителя министра иностранных дел СССР Игоря Земскова (он ведал архивами) для информирования Громыко. Копии находились в МИДе с июля 1975-го по март 1977 года, а потом вернулись в ЦК и были уничтожены. На рубеже 1980-х годов эта процедура повторилась: копии передали, а после возвращения в архив уничтожили. Но эти «путешествия» не имели последствий. Попытка Земскова убедить Громыко в необходимости изменить официальную позицию по отношению к секретным протоколам успехом не увенчалась. В ответ на уговоры министр произнёс знаменитую фразу: «Нас никто уличить не сможет». 

10 июля 1987 года пакет № 34 был вскрыт новым заведующим Общим отделом ЦК КПСС Валерием Болдиным. Тогда руководитель VI сектора Общего отдела Лолий Мошков получил от него два строгих указания: «держать под рукой» и «без разрешения заведующего пакет не вскрывать». Яковлеву о содержимом «закрытого пакета» не сообщили даже после того, как заработала комиссия под его председательством. Безыменский вспоминал, как «в дни работы комиссии Яковлев не раз с раздражением говорил, что Болдин ему не давал никаких документов, и в сердцах ругал "владыку архивов", подчинявшегося только Горбачеву». 

Разъяснение к секретному дополнительному протоколу договора о ненападении между СССР и Германией. 28 августа 1939 года. Фотокопия советского оригинала на русском языке

Знал ли Горбачёв? 

Вопрос о поведении Горбачёва в отношении признания факта существования «закрытого пакета» № 34 выглядит наиболее щекотливым. В оценке пакта от 23 августа 1939 года генсек соглашался со своим помощником Черняевым: договор «порочен и в принципе принес только беды и потери». При этом Горбачёв утверждал, что не знает местонахождения советских оригиналов этих документов. 

Однако тот факт, что пакет № 34 вскрывался в июле 1987 года, неоспорим. Он подтверждается пометой, сделанной на пакете рукой Мошкова: «Доложил т. Болдину В.И. Им дано указание держать пока под рукой в секторе. Книгу можно вернуть в библиотеку. 10.7.87. Л. Мошков». 

Болдин, в свою очередь, говорил, что Горбачёв не только был тогда ознакомлен с оригиналами протоколов, но и видел другие секретные советско-германские документы, например подписанную Риббентропом и Сталиным карту западных районов СССР и сопредельных стран, где была проведена будущая граница сфер обоюдных интересов. По версии Болдина, внимательно изучив документы, генсек приказал: «Убери подальше!» Когда же ему доложили о растущем интересе к секретным протоколам в стране и за рубежом, он бросил: «Никому ничего показывать не надо. Кому следует — скажу сам». 

Если Горбачёв так и не собрался признать существование оригиналов секретных советско-германских соглашений, то от президента РФ Бориса Ельцина такая команда поступила. В 1992 году в соответствии с его указами началось рассекречивание архивов КПСС и КГБ с последующей передачей их фондов в состав Государственной архивной службы России. В процессе изучения фондов бывшего архива ЦК КПСС, влившегося в Архив президента Российской Федерации, историком Дмитрием Волкогоновым был вскрыт пакет № 34, где обнаружились оригиналы секретных документов 1939–1941 годов. 

О находке Волкогонов сразу же доложил Ельцину. Тот позвонил Яковлеву и сказал, что протоколы, которые «искали по всему свету, лежат в Президентском архиве и что Горбачев об этом знал». Тогда же Ельцин попросил Яковлева провести пресс-конференцию, посвящённую сенсационной находке. 27 октября 1992 года советские оригиналы рассекреченных накануне советско-германских документов 1939–1941 годов были представлены общественности и затем наконец изданы. Первая публикация этого исторического раритета состоялась в журнале «Новая и новейшая история» и была подготовлена академиком Григорием Севостьяновым и автором этой статьи. 

Совсем недавно, в июне 2019 года, по инициативе Историко-документального департамента Министерства иностранных дел РФ были впервые опубликованы фотокопии советского оригинала договора о ненападении, а также секретного дополнительного протокола и разъяснения к нему на русском и немецком языках. Эта публикация окончательно ставит точку в споре о существовании и достоверности советско-германских секретных документов. 

Журнал «Историк» выражает благодарность ИДД МИД России за предоставленные фотоматериалы