Слово и дело
18 Сентября 2018
Можно ли судить о характере человека по его письменной речи? А если речь идёт об историческом прошлом? Мы попытались исследовать письма последнего русского императора методом психолингвистического анализа.
В письмах к матери Николай мотивирован на «достижение успеха», «избежание неудач», «аффиляцию» (расположение) и «надежду на поддержку». В письмах к жене эти значения подавлены. Или, скажем, такой параметр, как валентность — способность человека видеть в окружающей среде положительные или отрицательные факторы, влияющие на жизнь. Из писем к матери мы видим, что Николай понимает, зачем он их пишет и для чего, а в письмах к жене — не очень. Такой параметр, как «страх власти» (тут мы имеем в виду и страх обладания, и страх потери власти), в письмах к матери явно выражен, а в письмах к супруге — нет. Другими словами, Николай понимает, что мать может влиять на него и на его статус, а жена на это не способна, даже если того желает.
Также интересно, что в общении с матерью Николай хотел показать разнообразие своей личности, другими словами, стремился понравиться и произвести благоприятное впечатление, а в общении с женой эти факторы император игнорировал.
В дни великих испытаний
Эти письма написаны, можно сказать, «в минуты роковые», в период трагический и поворотный и для империи, и для последнего русского императора. Поздняя осень 1905 года — время, которое впоследствии назовут «первой русской революцией». Толчком к массовым восстаниям, к радикализации политики стали события 9 (22) января, когда демонстрация рабочих в Санкт-Петербурге обернулась кровопролитием. В октябре в стране прошла «политическая стачка», охватившая более двух миллионов человек.
Наконец, 17 (30) октября Николай II подписал манифест, который оказался одним из важнейших решений в его жизни и, по существу, изменил политический режим в стране. Гражданские свободы из мечтаний стали реальностью, началось развитие парламентаризма, появились легальные политические партии, в том числе оппозиционно настроенные. Вскоре после этого ответственного шага император написал письмо матери, с которым мы работали, — от 10 ноября 1905 года.
Видно, насколько он собран, настроен на принятие решений, на политическую борьбу и в то же время, учитывая сложность ситуации, спокоен, уверен в себе. И для него важно доказать матери собственную состоятельность в качестве политического деятеля. При этом нельзя сказать, что письмо написано после событий. Неспокойный год продолжался. В ноябре высшая точка уличного противостояния ещё не была пройдена. Пик «баррикадных» беспорядков в Москве, Харькове и ряде других городов пришёлся на декабрь 1905 года.
Письмо и телеграмма жене, которые мы проанализировали, относятся к не менее трагическому времени. Сентябрь 1914 года, начало Великой войны. Второй месяц Россия сражалась. Первые недели войны показали неподъёмную тяжесть всемирного противостояния, финал которого императору не суждено было увидеть. Завершилась неудачная для русской армии Восточно-Прусская операция. Готовилась осада Перемышля. Страну охватил патриотический подъём, ещё не сменившийся паническими настроениями. Письмо и телеграмма, которые мы рассмотрели, личного характера, но следы мировых катаклизмов, влияние государственной жизни на настроение императора воюющей державы несомненны.
Самодержец по-прежнему внятно демонстрирует власть, желание и умение контролировать ситуацию. В значительной степени наш анализ отметает стереотипное представление о тихом и безвольном царе, который находился под влиянием более властной супруги. Перед нами письма настоящего политического деятеля, уверенно чувствующего себя в экстремальной ситуации.
Письма императора Николая II
Царское Село. 10 ноября 1905 г.
Милая, дорогая Мама,
От всего сердца благодарю тебя за твое доброе, длинное письмо, которое меня глубоко тронуло. Я чувствовал все это время твои молитвы за меня и знаю, что постоянно думаешь обо мне. Так же как и мои мысли всегда окружают тебя. Хотя мы и в разлуке, но душою и сердцем вместе. Это сознание облегчает перенесение трудностей жизни!
2 ноября Миша прикатил в Петергоф на своем моторе, и мы переехали вместе сюда. В этот же день началась вторая забастовка железных дорог вокруг Петербурга; но она была не серьезная, так как все остальные дороги отказались от нее. Стачка на фабриках прекратилась потому, что рабочие на этот раз ничего не добились, кроме голода для себя и своих семейств.
Знаменитый "Союз союзов", который вел все беспорядки, много потерял своего значения после этой забастовки!
Но вместе с этим, как ты, конечно, знаешь, внутри России начались аграрные беспорядки. Это самое опасное явление вследствие легкости подбивать крестьян отнимать землю у помещиков, а также потому, что войск везде мало.
Армия из Манчжурии возвращается медленно из-за прекращения движения Сибирской ж.д. Три генерал-адъютанта были посланы для усмирения этих беспорядков: Струков, Дубасов и Сахаров. Сведений от них еще немного, но там, где они сами бывали, наступает спокойствие.
У меня каждую неделю раз заседает Совет Министров. Миша тоже присутствует. Говорят много, но делают мало. Все боятся действовать смело, мне всегда приходится заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять. Ты мне пишешь, милая Мама, чтоб я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все возможное, чтобы облегчить его трудное положение. И он это чувствует. Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка прежде всего.
Он сам мне говорил еще в Петергофе, что, как только манифест 17 окт. будет издан, правительство не просто может, но должно решительно проводить реформы и не допускать насилий и беспорядков. А вышло как будто наоборот — повсюду пошли манифестации, затем еврейские погромы и, наконец, уничтожения имений помещиков!
У хороших и честных губернаторов везде было спокойно; но многие ничего не предпринимали, а некоторые даже сами ходили впереди толпы с красными флагами; такие, конечно, уже сменены. В Петербурге менее всего видно смелости власти, и это именно производит странное впечатление какой-то боязни и нерешительности, как будто правительство не смеет открыто сказать, что можно и чего нельзя делать. С Витте я постоянно говорю об этом, но я вижу, что он не уверен еще в себе.
21 сентября 1914 года, Ставка Верховного главнокомандующего. Телеграмма
Слава Богу, даровавшему нам вчера победу у Сувалок и Мариамполя. Приехал благополучно. Только что отслужили благодарственный молебен в здешней военной церкви. Получил твою телеграмму. Чувствую себя отлично. Надеюсь, все здоровы. Крепко обнимаю. Ники.
22 сентября 1914 года, Ставка, Новый императорский поезд
Моя возлюбленная душка женушка!
Сердечное спасибо за милое письмо, которое ты вручила моему посланному, — я прочел его перед сном.
Какой это был ужас — расставаться с тобою и с дорогими детьми, хотя я и знал, что это ненадолго. Первую ночь я спал плохо, потому что паровозы грубо дергали поезд на каждой станции. На следующий день я прибыл сюда в 5 ч. 30 м., шел сильный дождь, и было холодно. Николаша встретил меня на станции Барановичи, а затем нас отвели в прелестный лес по соседству, недалеко (пять минут ходьбы) от его собственного поезда. Сосновый бор сильно напоминает лес в Спале, грунт песчаный и ничуть не сырой.
По прибытии в Ставку я отправился в большую деревянную церковь железнодорожной бригады на краткий благодарственный молебен, отслуженный Шавельским. Здесь я видел Петюшу, Кирилла и весь Николашин штаб. Кое-кто из этих господ обедал со мною, а вечером мне был сделан длинный и интересный доклад — Янушкевичем, в их поезде, где, как я и предвидел, жара была страшная.
Я подумал о тебе — какое счастье, что тебя здесь нет!
Я настаивал на том, чтобы они изменили жизнь, которую они здесь ведут, по крайней мере при мне.
Нынче утром в 10 часов я присутствовал на обычном утреннем докладе, который Н. принимает в домике как раз перед своим поездом от своих двух главных помощников, Янушкевича и Данилова.
Оба они докладывают очень ясно и кратко. Они прочитывают доклады предыдущего дня, поступившие от командующих армиями, и испрашивают приказов и инструкций у Н. насчет предстоящих операций. Мы склонялись над огромными картами, испещренными синими и красными черточками, цифрами, датами и пр. По приезде домой я сообщу тебе краткую сводку всего этого. Перед самым завтраком прибыл генерал Рузский, бледный, худощавый человечек с двумя новенькими Георгиями на груди. Я назначил его генерал-адъютантом за нашу последнюю победу на нашей прусской границе — первую с момента его назначения. После завтрака мы снимались группой со всем штабом Н. Утром после доклада я гулял пешком вокруг всей нашей Ставки и прошел кольцо часовых, а затем встретил караул лейб-казаков, выставленный далеко в лесу. Ночь они проводят в землянках — вполне тепло и уютно. Их задача — высматривать аэропланы. Чудесные улыбающиеся парни с вихрами волос, торчащими из-под шапок. Весь полк расквартирован очень близко к церкви в деревянных домиках железнодорожной бригады.
Генерал Иванов уехал в Варшаву и вернется в Холм к среде, так что я пробуду здесь еще сутки, не меняя в остальном своей программы.
Отсюда я уеду завтра вечером и прибуду в Ровно в среду утром, там пробуду до часу дня и выеду в Холм, где буду около 6 часов вечера.
В четверг утром я буду в Белостоке, а если окажется возможным, то загляну без предупреждения в Осовец. Я только не уверен насчет Гродно, т.е. не знаю, буду ли там останавливаться, — боюсь, что все войска выступили оттуда к границе.
Я отлично прогулялся с Дрентельном в лесу и по возвращении застал толстый пакет с твоим письмом и шестью книжками.
Горячее спасибо, любимая, за твои драгоценные строчки. Как интересна та часть письма Виктории, которую ты так мило копировала для меня!
О трениях, бывших между англичанами и французами в начале войны, я узнал несколько времени тому назад из телеграммы Бенкендорфа. Оба здешние иностранные атташе уехали в Варшаву несколько дней тому назад, так что в этот раз я не увижу их.
Трудно поверить, что невдалеке отсюда свирепствует великая война, все здесь кажется таким мирным, спокойным. Здешняя жизнь скорей напоминает те старые дни, когда мы жили здесь во время маневров, с той единственной разницей, что в соседстве совсем нет войск.
Возлюбленная моя, часто-часто целую тебя, потому что теперь я очень свободен и имею время подумать о моей женушке и семействе. Странно, но это так.
Надеюсь, ты не страдаешь от этой мерзкой боли в челюсти и не переутомляешься. Дай Бог, чтобы моя крошечка была совсем здорова к моему возвращению!
Обнимаю тебя и нежно целую твое бесценное личико, а также всех дорогих детей. Благодарю девочек за их милые письма. Спокойной ночи, мое милое Солнышко. Всегда твой старый муженек Ники.
Передай мой привет Ане.
Леонид Лифиц