Новый год. Истинная история праздника

В течение нескольких лет (1928–1935) Новый год в Советском Союзе официально отмечали без ёлки. Почему? Всему виной была антирелигиозная кампания, которая ставила целью уничтожить старые, дореволюционные, порядки и завести новые. Поэтому и ёлка, и Дед Мороз превратились в «религиозные пережитки».

Новогодняя ёлка в Колонном зале Дома союзов

В 1929 году XVI партийная конференция утвердила «новый режим работы», ввела пятидневку, в результате чего день Рождества (7 января) стал обычным рабочим днём. В одном из документов той конференции отмечалось: «Ребят обманывают, что подарки им принес дед-мороз.

Религиозность ребят начинается именно с елки...

Господствующие эксплуататорские классы пользуются "милой" елочкой и "добрым" дедом-морозом еще и для того, чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала».

После этого празднование Нового года проходило обычно без ёлки, и тот, кто всё-таки нарушал этот запрет, рисковал поплатиться. Нет, не жизнью или свободой, как принято писать в либеральной историографии, а денежным штрафом, выписанным участковым милиционером, которому кто-то мог донести на тех, кто ставил в доме ёлку.

Возникает вопрос: откуда тогда люди брали ёлки, если их официальная продажа была свёрнута? Когда имелась возможность, привозили из леса либо покупали у спекулянтов, которые быстро наладили такого рода продажу в различных городах СССР. Таким образом, пусть неофициально, но празднование Нового года с пушистой ёлкой продолжалось, о чём можно судить по множеству мемуаров.

Например, Елена Булгакова (супруга писателя Михаила Булгакова) писала в своём дневнике сразу после встречи 1934 года следующее: «Елка была… Миша заиграл марш, и ребята влетели в комнату...»

Между тем возвращение «пушистой» в каждый советский дом произошло в первой пол. 1930-х. Причём не без вмешательства большой политики. Был взят курс на державное строительство, на привитие людям чувства патриотизма. Нигилизм отбросили как пережиток прошлого. Прекратилось шельмование исторического прошлого России, её традиционной культуры, глумление над патриотическими чувствами народа.

На этой волне официально реабилитировали и новогоднюю ёлку, которая должна была не просто стать неким «мостиком» между прошлым и настоящим, но и вернуть людям ощущение праздника, которого так не хватало в те годы — во времена интенсивной индустриализации страны. Сталинский лозунг «Жить стало лучше, жить стало веселее!» следовало подкрепить чем-то реальным. К примеру, превращением новогоднего праздника из частного в коллективный — всеобщий.

Согласно официальной легенде, инициатива возвращения ёлки на новогоднее торжество принадлежала члену Политбюро ЦК ВКП(б), первому секретарю Киевского обкома Павлу Постышеву. Якобы в беседе с Иосифом Сталиным он поднял этот вопрос. Вождь в итоге согласился. После чего в «Правде» появилось знаменитое письмо Постышева на эту тему… На мой взгляд, это было коллективное решение Политбюро, а Постышева сделали «инициатором», чтобы придать решению естественный оттенок.

Постышева избрали неслучайно. Его соратники прекрасно знали, что когда он был первым секретарём Харьковского обкома (с января 1933-го по июнь 1934-го, причём Харьков тогда являлся столицей Украины), то пользовался большой любовью у местных детей за свои инициативы. Постышев постоянно находил время, чтобы побывать в школах, детских домах, пионерских отрядах, клубах и даже в жактах (жилищно-арендных конторах), где были пионерские форпосты.

Он же стал инициатором создания «культурного уголка ребёнка в доме». Более того, именно Постышев 31 декабря 1933 года устроил новогодний праздник для детворы у ёлки. Всем детям тогда выдали подарки — бесплатно. Для того периода это довольно смелое решение, но Постышев на него пошёл, видимо, убеждённый в том, что времена меняются. И не ошибся.

Так что Сталин и его соратники прекрасно отдавали себе отчёт: если с инициативой о возвращении новогодней ёлки выступит именно Постышев, то это будет выглядеть более естественно, чем это сделает, к примеру, сам Сталин. В итоге 28 декабря 1935 года «Правда» опубликовала письмо Постышева, где он писал, что «следует этому неправильному осуждению ёлки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец», и призвал: «Давайте организуем весёлую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую ёлку во всех городах и колхозах».

И вот уже по всей стране в новогоднюю ночь с 31 декабря 1935-го на 1 января 1936 года были устроены детские новогодние ёлки. Однако возвращение «пушистой» только внешне обставили как заботу прежде всего о детях (именно тогда у них появились новогодние каникулы — с 30 декабря по 10 января). На самом деле это стало праздником и для взрослых — многомиллионной армии советских граждан, кто с утра до вечера шесть дней в неделю (выходной в то время был лишь один) трудился на предприятиях, крепя могущество своей страны. Сделать им приятное являлось делом государственно важным. Ведь впереди уже зримо маячила война, и дать людям ОБЩИЙ праздник для Сталина и его соратников было делом архиважным.

Первая всесоюзная новогодняя ёлка состоялась 31 декабря 1936 года в Колонном зале Дома союзов. На неё пригласили лучших учеников — школьников из Москвы и ближайших окрестностей. Родителей туда специально не пустили, чтобы дети смогли насладиться праздником без назойливой опеки взрослых. На этой ёлке впервые появились Дед Мороз и Снегурочка.

В роли первого выступил знаменитый конферансье Михаил Гаркави, а снегурочек в те годы изображали школьницы-отличницы, а не профессиональные актрисы. За пять минут до боя курантов на Спасской башне взмахом волшебной палочки Дед Мороз зажёг новогоднюю ёлку ростом в 15 м (отсюда пошла крылатая фраза «Ёлочка, зажгись!»), а потом поднял бокал «Советского шампанского», провозгласив наступление Нового года.

 Артист Михаил Гаркави в роли Деда Мороза

С тех пор этот шипучий напиток стал непременным атрибутом новогоднего застолья в СССР. Почему? Дело в том, что до сих пор советские люди встречали Новый год с разными сортами шампанского. Но в конце 1936 года на Донском заводе наладили выпуск «Советского шампанского», которое со следующего года стало массово поступать в продажу.

О том, как проходила ёлка в Доме союзов, есть воспоминания Евгении Рудневой, которой посчастливилось попасть туда 31 декабря 1937 года. Вот её рассказ: «Этот год (1938) я встречала, как никогда раньше и, наверное, никогда в будущем. Вечер в Колонном зале Дома Союзов начался в 9 часов вечера хороводом вокруг елки. Ну и елка! В жизни такой не видела, а ведь мне как-никак восемнадцатый год идет. До двенадцати часов время прошло совершенно незаметно. Каждая комната, почти каждый шаг в фойе таили что-нибудь интересное для нас. В темном углу шло кино, в зале и других комнатах выступали артисты эстрады, в тихой комнате было очень шумно: в центре бегал электропоезд, карусель бесплатно катала желающих, иные могли получить свой профиль, вырезанный из плотной черной бумаги; пушкинская викторина, литературная игра, которая заключалась в следующем: кто придумает самое длинное слово, тот получит "Мертвые души" в хорошем издании. Один ученик 10-го класса спрашивает: "Химическое название можно?" — "Пожалуйста". И он сказал: "Метилэтил... гексан". 22 слога! Существует ли такое вещество?

И вот к деду Морозу — конферансье — подбегает Снегурочка и лепечет: "Дедушка, до Нового года одна минута осталась!"

Тогда в зале потушили свет, горела и сверкала одна лишь елка. Прожектора пришли в движение, и все заколыхалось, поплыло. Затем включили Красную площадь. И, как только пробили часы, на потолке появилось: "С Новым годом! " Внутри была звезда, которая тотчас же завертелась. По потолку поплыли самолеты, а когда пропели "Интернационал", появилось "Спасибо любимому Сталину! ", и опять закружилась звезда, поплыли самолеты. Свет зажгли уже в новом, 1938 году. Выступал представитель МК комсомола, посылали радиограмму в эфир. Опять появился дед Мороз и сострил: "Сейчас вы увидите номер, который, я в этом уверен, вы видите первый раз в этом году". Выступал народный хор... Разыгрывали приз новогодней елки, который оказался патефоном. Его совсем неожиданно получила девочка, сплясавшая кабардинку».

Главным новогодним блюдом на протяжении нескольких десятилетий оставался винегрет. Горячо любимый нами сегодня салат оливье тогда тоже уже знали, но он считался деликатесным — трудно было достать майонез, промышленное производство которого наладят в СССР лишь во второй пол. 1950-х (тогда это блюдо и станет по-настоящему новогодним, войдя в каждый дом, а не только в дома элиты). Винегрет же оставался очень доступным и украшал столы советских граждан на Новый год и во время всех больших праздников. Заглянем в мемуарную литературу. Вот что писал Сергей Голицын: «Новый, 1929 год мы, подростки и молодежь, все между собой друзья, решили встречать вместе, в складчину у Урусовых, живших в высоком доме в Большом Знаменском переулке... Наша компания угощалась в сравнении с нынешними временами весьма примитивно — винегрет, картошка, клюквенный морс, самодельное мороженое, печенье. Алкоголя подавалось в меру, главным образом крюшон из столового вина с сахаром и яблоками...»

Помимо винегрета в 1930-е годы на новогодних столах чаще всего выставлялись в качестве угощений: варёная картошка, селёдка, украшенная колечками лука, водка (шампанское ещё имелось не у всех), пирожки. Также подавали фрукты, на десерт — торты, сладкие пироги, печенье, пряники.

И снова заглянем в мемуары. Дочь певца Петра Лещенко Вера (она с родителями жила в Одессе) вспоминала: «Я любила праздники. Особенно Новый год. До войны в доме на этот праздник всегда устанавливалась живая елка, за это отвечал папа. Он привозил елку, квартира наполнялась запахом хвои. Мы с братьями включались в предпраздничную суету и начинали украшать новогоднюю гостью. В это время мама хлопотала на кухне, периодически призывая нас на помощь: воды принести или почистить картошку, овощи. Мама готовила великолепно, когда было из чего, выдумщица была. Самое простое блюдо у нее выходило и вкусным, и красивым...

На праздники застолье обычно устраивалось в складчину. Сначала все активно налетали на угощения. В зависимости от времени года это были холодец, винегрет, черный хлеб с салом, помидоры, целиком, не в салатах, морепродукты и вертута вместо пирога...»

А это рассказ дамы из московской зажиточной среды — всё той же Елены Булгаковой. В своём дневнике от 1 января 1935 года она писала: «Новый год встречали у Леонтьевых. Невероятное изобилие...» А вот её же запись, но уже от 1 января 1939 года: «Вчера: елку зажгли. Сергей ликовал. Борис Робертович принес французское шампанское...»

Сразу после встречи Нового года и исполнения по радио Интернационала, в 00:05, начинался новогодний радиоконцерт, который ждала вся страна (иногда он начинался и до наступления Нового года, чтобы продолжиться после боя курантов). Он длился два часа. Звучали номера в исполнении самых знаменитых артистов предвоенного времени.

Среди них: хор имени Пятницкого, Лидия Русланова, молоденькая Мария Мордасова, Леонид Утёсов, Любовь Орлова, Иван Козловский, Вера Давыдова, Вадим Козин, Михаил Гаркави, Сергей Лемешев, Аркадий Райкин, Эммануил Каминка, Илья Набатов, Григорий Ярон, Давид Гамрекели, Ирма Яунзем, Тамара Церетели, Елена Савицкая, Людмила Геоли, Мария Миронова и Александр Менакер и многие-многие другие. Этого концерта очень ждали.

В 1960–1970-е годы точно так же миллионы людей будут ждать по новогоднему ТВ показа передач «Голубой огонёк» и «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады».

Радиофикация всей страны началась ещё в 1920-е годы, и первыми слуховыми приборами стали электромагнитные громкоговорители (репродукторы) типа «Рекорд» с бумажными диффузорами, выпускаемыми Ленинградским заводом имени Козицкого. За их внешний вид (они имели форму круга) в народе их прозвали «тарелками», или «сковородками». Они были чёрного цвета и картонные.

Внешне выглядели весьма неказисто. Выпуск репродукторов в оригинальных красивых корпусах начнётся только в 1950-х годах. Однако их старалась заиметь если не каждая советская семья, то большинство, чтобы быть в курсе всех событий, которые происходили в стране. К 1941 году в СССР насчитывалось уже 11 тыс. трансляционных узлов и 6 млн индивидуальных радиоточек.

И снова обратимся к мемуарам. Вот что писал Константин Бадигин, который в 1938–1940 годах дрейфовал во льдах на ледоколе «Седов»: «31 декабря 1938 года на корабле был обычный рабочий день... Новый год мы встречали на широте 84°43',8 и долготе 129°11'... Слушая веселый новогодний концерт, передававшийся по радио из Москвы, никто из нас не замечал, как летит время.

Поэтому я затрудняюсь сейчас с точностью сказать, в котором часу к нам пожаловал дед Мороз с мешком своих подарков. Пожаловал же он очень эффектно. Вначале раздался резкий стук в дверь. Это было неожиданно и таинственно: вот уже полтора года никто не стучался в кают-компанию. Все повернулись лицом к двери. Она приоткрылась, и на пороге появился некто с длинной седой бородой, красным носом и большим мешком за плечами...»

А это — воспоминания Е. Рудневой: «31 декабря 1939 года... Пойти включить радио — жду хорошего новогоднего концерта...»

Фёдор РАЗЗАКОВ