Юлиан семёнов. информация к размышлению

Юлиан Семёнов — писатель, каждая книга которого переплетена с историческим контекстом. Невозможно всерьёз говорить о нём в отрыве от эпохи, от «холодной войны» с её тайным и явным фронтом. У Семёнова было два главных героя, их имена по сей день всем известны. И оба они имеют прямое отношение к спецслужбам. Это Отто фон Штирлиц и Феликс Дзержинский.

С успокоением классовых боёв международная политика в советской пропаганде всё увереннее теснила политику внутреннюю. Внедрялось имперское сознание, ощущение сверхдержавы, которая в 1945-м одолела страшного дракона и когда-нибудь похоронит конкурентов, наливаясь ядерной силой. Читатель становился всё менее наивным, но и менее пассионарным. Привыкший к домашнему комфорту обыватель брежневской поры был недурно образован и взыскателен к литературной правде. Король массовой литературы того времени ухватил, прочувствовал эту тягу к документализму. Он писал и традиционные, «адамовские» милицейские романы — такие, как «Петровка, 38» и «Огарёва, 6», и «кимовские» политические детективы («Дипломатический агент»). Павел Горелов саркастически вспоминал милицейский роман Семёнова: «Слово "ненавижу" в нем повторялось раз двадцать, менты "с бездонно синими глазами" ходили в консерваторию слушать Равеля, судачили о кибернетике, шутили из Ильфа и Петрова и волновались, "как бы Леночка не заразила Никитку" (в смысле ангиной). "Только не лгите, — говорили менты. — Вот только не надо нам лгать". Сударь происходил из семьи почетного чекиста, соратника Берии с "кровью честных коммунистов на руках", а Прохор и вовсе был из власовской контрразведки». Ирония вполне обоснованная: «Петровка» была не лучшим образцом милицейской прозы. Зато в жанре политического детектива Семёнов неподражаем. Свою тему он нащупал в 1964 году, работая над романом «Пароль не нужен», в котором разведчик Исаев — Владимиров появился в дальневосточных декорациях.

Атмосфера развитого социализма предполагала уважение к героике «наших отцов». Рапорты о счастливом настоящем выходили несколько фальшивыми, им было далеко до величественного мифа о боевом прошлом. Юлиан Семёнов намотал это на ус и вплёл в хемингуэевскую бороду. Публика требовала критики недостатков реального социализма —  и Семёнов даже в самом правоверно «лубянском» романе «ТАСС уполномочен заявить» мимоходом высмеивает формализм общественной жизни с единогласными собраниями, дефицит и скудность магазинных прилавков. Жизнелюбивый советский Дюма не прочь щегольнуть фрондёрством: фамилии реабилитированных и даже нереабилитированных большевиков то и дело попадают в тексты Семёнова, подмаргивая понимающему читателю. Любимым героем писателя был дозволенный Феликс Дзержинский, но возникала в томах Семёнова и фамилия «Бухарин», вычеркнутая даже из научных переизданий Сергея Есенина, от чего в стихотворении «Русь бесприютная» зияла незарифмованная строка со словом «хари» на конце.

Семёнов — летописец подвигов госбезопасности и в приключенческой саге, и в романе-хронике «Горение», посвящённом «человеку-искре» — Железному Феликсу. И Семёнов был властителем дум в десятилетие Владимира Высоцкого, Василия Шукшина, Валерия Харламова, Эльдара Рязанова, дряхлеющего Леонида Брежнева, мужающего телевидения. Делил пальму популярности с историческими романами Валентина Пикуля и народными сагами Анатолия Иванова. Более взыскательный читатель, предпочитавший то Валентина Распутина и Василия Белова, то Юрия Трифонова или Юрия Казакова, относился к Семёнову свысока, но неизбежно слыхал о Штирлице и майоре Вихре, об «информации к размышлению» и о том, что запоминается последняя фраза.

Писатель был любознателен и феноменально энергичен — таким не мешают ни завистники, ни собственные загулы. Шёл к успеху по собственному сценарию, не замечая препятствий: вот она, порода чемпионов массовой культуры. В этой системе необходима терпимость к увлечённому верхоглядству, необходим бурный темперамент, репортёрский нюх на сенсации; не помешает и немного бульварщины…

Да, Семёнов был классическим дежурным по апрелю, который играл на публику, знал свою аудиторию и азартно старался успеть ответить на множество вопросов. Публика ждала от Семёнова признаний. Кто убил актрису Зою Фёдорову? Что стало после крушения рейха с Мартином Борманом? Где спрятана Янтарная комната? Писатель расследовал, исследовал и отвечал.

В 1973 году, когда Семёнов пребывал на гребне успеха, Владимир Богомолов издал роман «Момент истины» («В августе сорок четвёртого»), в котором мастерски имитировал документализм. Читатель следил за несколькими пластами действия, следил за эмоциями Иосифа Сталина и Виктора Абакумова... Виртуозные профессионалы, разведчики-смершевцы Алёхин, Таманцев и Блинов стали не меньшими кумирами читателей, чем Штирлиц до телеэкранизации. По всей вероятности, у Семёнова появился бы опасный конкурент, если бы Богомолов начал играть по законам массовой культуры. Но писатель-перфекционист не жаловал кино и телевидение и не желал работать конвейерным способом. За всю жизнь Богомолов написал не больше двух томов прозы. А Семёнов был плодовит, как его почти однофамилец и добрый знакомый Жорж Сименон, и следовал конъюнктуре читательского интереса не чаще, но и не реже, чем сам создавал моду. Это качество королей, а не валетов масскульта. Французский романист-чемпион симпатизировал советскому. Ольга Семёнова в жэзээловской биографии отца опубликовала письмо Сименона автору «Мгновений»: «Дорогой собрат по перу! После нашей встречи, от которой у меня остались самые приятные впечатления, я тут же "пробежал" Вашу книгу. Я пока отказал себе в удовольствии почитать Ваше произведение с тем вниманием, которого оно заслуживает, — обязательно это сделаю, как только позволит время. Это было четыре дня назад, я в ней буквально растворился, как в знаменитой толстовской фреске. Это количество персонажей и переплетение действующих лиц, их человеческая правдивость произвели на меня неизгладимое впечатление. Ощущение невыдуманности истории было настолько сильно, что мне снова пришлось посмотреть обложку Вашей книги, чтобы увидеть слово "роман". Теперь я понимаю, почему Ваша книга стала бестселлером и по ней был снят сериал. Я, будучи сам не в состоянии написать что-либо, кроме коротких романов с небольшим количеством действующих лиц, был просто поражён этой гигантской историей, которая захватывает читателя настолько, что он не может отложить её ни на один вечер, пока не прочтёт до конца. Поздравляю Вас, мой дорогой собрат по перу и почти однофамилец! Хочу ещё сказать, что, когда я читал Вашу книгу, я зрительно представлял Вас сидящим в кресле Терезы, тихо и спокойно, с внимательным взглядом, ничего не оставляющим незамеченным, словом, таким же, как Ваши герои. Крепко обнимаю Вас, Жорж Сименон». Пожалуй, французский собрат переборщил с комплиментами, но и сквозь дипломатические реверансы видно: он признавал Семёнова мастером политического детектива.

Военный писатель Трауб

«Ему работалось, он выходил из номера только перекусить», когда его ждали листы чистой бумаги — «это вносило в его жизнь порядок и смысл». Сие написано и сказано, конечно, не столько про Плейшнера, сколько про самого Юлиана Семёновича. Который, засучив рукава, написал горы книг, в том числе целые серии о следователе Костенко и о первом чекисте страны Дзержинском. Но главный — это, конечно, Штирлиц. Среди книг, примыкающих к штирлицевскому циклу, есть такие, в которых Максим Максимыч присутствует лишь косвенно («Майор Вихрь»), а лучшим и наиболее влиятельным остаётся роман «Семнадцать мгновений весны». Семёнов посвятил роман памяти отца и в конце повествования не без кокетства перечислил города, в которых писал книгу: Москва — Берлин — Нью-Йорк. Короткий список, но сколько в нём дерзких амбиций! Увы, капиталистическая заграница стала в те годы «советской мечтой» гуманитарной элиты —  и Семёнов, указывая на свои вояжи в Берлин и Нью-Йорк, дразнил гусей, наживал завистников и указывал на собственную исключительность.

Генерал в поезде

Одна из аннотаций к изданию «Мгновений» гласила: «В романе заслуженного деятеля искусств, лауреата Государственной премии РСФСР Юлиана Семенова разоблачаются попытки сговора нацистских главарей с наиболее агрессивной частью военно-промышленного комплекса США в период Второй мировой войны. Роман построен на документальной основе. Главный герой романа — дзержинец-интернационалист М.М. Исаев (Штирлиц)». Лишний раз подчеркнуть интернационализм Штирлица не мешало: именно так можно было мотивировать активную разведдеятельность СССР на всех континентах. Семёнов написал свои «Семнадцать мгновений весны» в 1968 году, когда публика уже полюбила двух офицеров-разведчиков, работавших в тылу немцев, — Белова и Гончаренко. Но Семёнову удалось превзойти успех Юрия Дольд-Михайлика и Вадима Кожевникова.

Получить представление о стиле романа (крылатых выражений из него вышло не меньше, чем из «Эры милосердия» Вайнеров) можно по знаковому описанию встречи троих асов разведки и контрразведки — Штирлица, Шелленберга и Мюллера: «Около выхода на центральную лестницу им повстречался Мюллер.

— Хайль Гитлер, друзья! — сказал он.

— Хайль Гитлер, дружище, — ответил Шелленберг.

— Хайль, — ответил Штирлиц, не поднимая руки.

— Рад видеть вас, чертей, — сказал Мюллер, — снова затеваете какое-нибудь очередное коварство?

— Затеваем, — ответил Шелленберг, — почему ж нет?

— С вашим коварством никакое наше не сравнится, — сказал Штирлиц, — мы агнцы божьи в сравнении с вами.

— Это со мной-то? — удивился Мюллер. — А впрочем, это даже приятно, когда тебя считают дьяволом. Люди умирают, память о них остаётся.

Мюллер дружески похлопал по плечу Шелленберга и Штирлица и зашёл в кабинет одного из своих сотрудников: он любил заходить к ним в кабинеты без предупреждения и особенно во время скучных допросов». Короткие реплики фехтовальных диалогов в стиле Александра Дюма. Неповседневные умозаключения автора и его героев. Афористический литературный юмор.

Выполняя задание центра, Штирлиц вынужден временно служить Борману. Семёнов любил такие узлы, показывающие «двойничество» разведчика, — оборотня в погонах и без погон. Семёнову нравилась эта современная игра в шифры, поэтому он так усложнил происхождение героя, превратив и Исаева в очередной оперативный псевдоним Владимирова. Может быть, и Владимиров — легенда? За четыре года до «Мгновений» был опубликован роман братьев Стругацких «Трудно быть богом» — о деятельности разведчика-прогрессора в далёкой, зловеще средневековой цивилизации. Даниэль Клугер пишет: «Штирлиц-Исаев, по отношению к нацистскому окружению, такой же представитель будущего, утопического общества, как и Антон-Румата. И чертами характера они похожи. Он столь же ироничен, интеллектуален, не чужд поэзии, проницателен, но главное — он носитель иной морали, иной этики, нравственности будущего». Штирлиц, конечно, тоже был мечтой о «правом деле», о чистом и справедливом герое в аккуратном аду национал-социализма. Семёнов осознанно творил многослойный миф о Штирлице.

Интересно рассудил Владимир Березин: «Герои "Семнадцати мгновений весны" образуют замкнутое мифологическое пространство, связное и функциональное. Они похожи на героев Александра Милна, в сказочном лесу которого Винни-Пух, Пятачок, печальный ослик Иа-Иа, Сова и Кролик, Тигра и семейство Кенга заполняют, кажется, все мыслимое пространство архетипов. В "Семнадцати мгновениях", что проросли в народном сознании как самодостаточный миф, все персонажи архетипичны: Шелленберг как версия Мюллера, Мюллер как версия Шелленберга, радистка и Холтофф, чья главная функция — подставить голову, и среди них — Плейшнер как кажущаяся трагическая версия пастора Шлага. И над всем этим кукловод Штирлиц, будто могущественный Кристофер Робин» («Памяти Плейшнера»).

В этой сказке о добре и зле, конечно, не было места окопной правде: не тот жанр. Некоторые передержки  бросаются в глаза: скажем, в знаменитом сериале о Йозефе Геббельсе и Германе Геринге «Информация к размышлению» авторитетно сообщается: «Образование — среднее». Это неправда. И Геббельс, и Геринг в донацистской Германии получили высшее образование, хорошо учились, а Геббельс даже защитил докторскую диссертацию. Его так и называли — «доктор Геббельс». Однако Семёнов то ли беспокоился за авторитет германского университетского образования, то ли решил лишний раз принизить вождей рейха. Вышло несуразно. Думаю, сказался культ интеллигентности, свойственный Семёнову. Он боялся мысли, что Геббельс в молодые годы относился к сообществу, певшему «Гаудеамуса».

«Я вам сюрприз приготовил...»

Семёнов знал толк в политической геометрии и метафизике. Диалоги о природе власти у него не только репризны, они до сих пор остры. Скажем, спор о начале «холодной войны», который ведут за водкой герои «ТАСС уполномочен заявить»... Насколько сегодня он актуальнее, чем политические разговоры «перестроечных» фильмов! При шевелении фашистских настроений в обществе (да и во многих других случаях!) мы всегда будем вспоминать монолог Мюллера, предназначенный для ушей дружищи Штирлица: «Тем, кому сейчас десять, мы не нужны: ни мы, ни наши идеи; они не простят нам голода и бомбёжек. А вот те, кто сейчас ещё ничего не смыслит, будут рассказывать о нас легенды, а легенду надо подкармливать, надо создавать сказочников, которые переложат наши слова на иной лад, доступный людям через двадцать лет. Как только где-нибудь вместо слова "здравствуйте" произнесут "хайль" в чей-то персональный адрес — знайте, там нас ждут, оттуда мы начнём своё великое возрождение!». А хмельной монолог «генерала в поезде»! А метания «военного писателя Трауба» из «Майора Вихря»!

В «перестройку» энергичный и предприимчивый писатель создал газету «Совершенно секретно» и журнал, посвящённый его любимому жанру, — «Детектив и политика». Это были успешные предприятия, но настоящая слава Юлиана Семёнова осталась во временах, когда он слыл самым востребованным политическим Бояном эпохи развитого социализма. Сегодня о Семёнове не забывают, потому что сильна ностальгия по эпохе. К тому же в жанре политического романа со шпионской начинкой он остаётся непревзойдённым.

Арсений Замостьянов