Первые русские медали наполеоновских войн

С тропических островов и дальневосточных побережий перенесёмся в Европу, где в сер. первого десятилетия XIX века Россия и её союзники по антинаполеоновской коалиции оказались, мягко говоря, в непростой ситуации.

Александр I

Весной 1805 года русские заключили с англичанами Петербургский союзный договор, послуживший основой для созданной вскоре так называемой Третьей коалиции (Россия, Великобритания, Австрия, Швеция, Португалия и Неаполитанское королевство). Целью объединения было противопоставить подавляющую численным превосходством силу безудержной дотоле французской экспансии (предполагалось поставить под ружьё не менее полумиллиона солдат), вернуть европейские страны хотя бы приблизительно в прежние границы, а на опрокинутые троны, восстановив их, посадить согнанные революционными войнами династии.

Переговоры шли трудно. Британцы, к примеру, никак не хотели возвратить Александру его, можно сказать, наследственную вотчину — перехваченный ими у французов остров Мальту. Но история Мальтийского ордена в России неумолимо шла к концу: события разворачивались с такой скоростью, что Александр принужден был махнуть на рыцарей-иоаннитов рукой.

Осенью начались боевые действия. Австрийцы, не дожидаясь подхода русских войск, вторглись в контролируемую французами Баварию, там, неожиданно столкнувшись с главными силами Наполеона, позволили себя окружить и 19 октября позорно капитулировали под Ульмом.

Бонапарт, обычно не знавший удержу в самовосхвалении, на сей раз оказался удивительно сдержан, приписав победу не столько себе, сколько глупости австрийского командования. В его пресловутом «Бюллетене Великой армии» от 21 сентября говорилось буквально следующее: «Солдаты… я обещал вам большое сражение. Однако благодаря дурным действиям противника я смог добиться таких же успехов без всякого риска… За пятнадцать дней мы завершили кампанию».

Австрия самостоятельно не могла бы дольше сопротивляться, однако император Франц II надеялся на силу русского оружия, ещё недавно на памяти у всей Европы явленную суворовскими чудо-богатырями в Италии и Швейцарии. Русские и впрямь опять совершили почти невозможное: внезапно оказавшись один на один с противником, ободрённым недавно достигнутым потрясающим успехом, сумели ускользнуть из готовой захлопнуться ловушки и соединиться с подтянувшейся к тому времени Волынской армией графа Фёдора Буксгевдена.

Особенно отличился при отступлении арьергард князя Петра Багратиона, геройским сопротивлением неоднократно задерживавший во много раз сильнейшего врага. В дело с обеих сторон шли все средства, включая военные хитрости и даже политические мистификации.

Вот несколько наиболее ярких примеров. Отступая, наши в буквальном смысле слова сжигали за собой мосты. Преследовавший их с авангардом французов Иоахим Мюрат вошёл в Вену. Здесь ему удалось стремительно и бескровно овладеть мостами через Дунай, заболтав австрийского офицера, в обязанности которого входило взорвать эти стратегические объекты; Мюрат убедил легковерного вояку в заключении перемирия — и беспрепятственно перевёл свой авангард на другой берег реки.

Но вот когда он решил использовать свой приём с «перемирием», чтобы приковать к месту русскую армию, то сам оказался обманут. Дело в том, что русскими командовал Кутузов, хитростью далеко превзошедший не просто Мюрата, но и самого Наполеона. Михаил Илларионович хоть и был одноглаз, однако ж прозревал суть вещей: наши находились далеко от своих баз в стране, которая вот-вот могла капитулировать или, не ровён час, переметнуться на сторону врага. Время Бородина ещё не пришло. Поэтому необходимо было во что бы то ни стало увести армию от западни, подобной ульмской, покуда она не оказалась зажатой между французским молотом и австрийской наковальней.

Кутузов вступил в переговоры с Мюратом, сделал ему ряд заманчивых предложений и так окрутил, что тот, возомнив себя вторым Шарлем Талейраном, отправил курьера с кутузовскими предложениями Наполеону в Вену. Телеграфа ещё не существовало, поэтому прошли сутки, покуда курьер обернулся туда-обратно, привезя отрезвляющий приказ.

При этом упущенного французами времени хватило, чтобы русская армия под прикрытием небольшого арьергарда успела выскользнуть из расставленной ловушки. Мюрат с тридцатью тыс. войска бросился поначалу в погоню, но под Шёнграбеном его ещё раз задержал отряд Багратиона, вшестеро меньший по численности. 7 ноября Кутузов благополучно соединился с Буксгевденом в Ольшанах, где занял крепкую оборонительную позицию.

Казалось, тут-то и следует поджидать французов, чтобы те обломали себе зубы о стену русских штыков. Однако вместо этого по причинам, от Михаила Илларионовича, в общем-то, не зависевшим, произошла катастрофа. Наполеон тоже прибег к хитрости. Он умело распустил слухи о бедственном положении своей армии, о скором отступлении, и русский император Александр, решив, очевидно, попытать счастья на том же поприще, что прославило в древности его великого македонского тёзку, несмотря на сопротивление Кутузова, повелел войскам нестись вперёд очертя голову.

Дело, как известно, кончилось битвой под Аустерлицем, в которой главная вина за поражение союзной армии, безусловно, падает на австрийского генерала Франца фон Вейротера, составителя бездарной диспозиции. Весьма вероятно, что Вейротер давно уже втайне переметнулся на сторону французов, ибо именно этот некогда прикомандированный к русскому штабу офицер австрийского Генерального штаба предложил заведомо гибельный для чудо-богатырей план Швейцарского похода. Если бы не полководческий гений Александра Суворова, лежать бы русским косточкам где-нибудь под Сен-Готардом.

Но пора нам вернуться к нашей теме. После аустерлицкого разгрома российская армия лишилась более двадцати тыс. лучших своих солдат и срочно нуждалась в пополнении как живой силой, так и вооружением. Получив горький урок, Александр I, отдадим ему должное, больше не вмешивался в непосредственное командование войсками, а вместо того довольно энергично занялся вопросами, как сейчас бы сказали, военного строительства.

Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Как и за двести лет до того, и за сто тридцать после, Россия нач. XIX столетия напрягла все имеющиеся у неё мобилизационные возможности. Ударными темпами наращивались мощности оружейных заводов. В срочном порядке вводились в промышленную практику новейшие технические изобретения. Изобретателям и мастеровым предназначались учреждённые ранее серебряные и золотые медали «За полезное» и их разновидности: «За усердие и пользу», «За труды и усердие» и т.д. Об этом мы уже писали в статье о первых медалях александровского царствования.

Кроме того, следовало незамедлительно увеличить численность армии. Молодые рекруты представляли собой материал перспективный, но малоценный: их требовалось основательно обучить. Иное дело ветераны — старослужащие и отставные солдаты. За возвращение в строй им полагалась изящная маленькая медаль с воинскими атрибутами на аверсе и надписью на реверсе: «ВЪ — ЧЕСТЬ ЗА — СЛУЖЕННОМУ — СОЛДАТУ».

Медали изготавливались двух видов в зависимости от продолжительности срока повторной службы: серебряная на красной ленте Александровского ордена — за шесть, а золотая на голубой Андреевской — за десять лет. Поскольку медаль всё-таки нужно ещё было выслужить, выдавать их начали не сразу: первые награждения случились аж в 1817 году. К тому времени отгремела уже гроза 1812 года, русское войско возвратилось из победоносного, хотя и стоившего многих жертв Заграничного похода. Так что доживших до вручения медалей оказалось совсем немного — всего несколько десятков человек.

Интересно авторство обеих медалей. В эту пору на поприще медальерного искусства активно вступало новое поколение мастеров в лице Владимира Алексеева и Ивана Шилова. Последний являлся учеником неоднократно упоминавшегося нами Карла Леберехта. Но и «старая гвардия» пока не сошла со сцены. Так, с именем Леберехта связана другая награда, более массовая.

Угрозу скорого вторжения Наполеона в Россию после Аустерлица стоило рассматривать всерьёз, и русское правительство пошло на крайнюю меру, подсказанную, впрочем, историческим опытом. В конце 1806 года началось формирование народного ополчения, так называемого Земского войска. Составлялось оно в основном из крепостных крестьян и представителей других податных сословий (и несмотря на это, все ополченцы выступили добровольцами!), содержалось на народные же пожертвования, коих в короткий срок набралось до десяти млн рублей.

Вскоре «войско» выросло до гигантской цифры в 612 тыс. человек. Разумеется, пристойно вооружить такую массу Россия в ту пору не могла: в руках у ополченцев появились экзотические пики и колья. Костяк «войска», разделённого на «батальоны», составляли, однако, профессионалы — отставные военные. А командовали им убелённые сединами старцы, прославленные «орлы» Екатерининской эпохи.

Подавая пример верноподданным, Александр I принял личное участие в благом начинании, приказав из дворцовых крестьян организовать в Стрельне особый батальон, названный для отличия от прочих «Императорским». Его-то солдаты в 1808 году первыми и получили серебряные медали с профилем императора на аверсе и четырёхстрочной надписью на реверсе: «ЗА ВЕРУ И — ОТЕЧЕСТВО — ЗЕМСКОМУ — ВОЙСКУ».

Для отличия офицерского состава отчеканили идентичные медали, правда, уже из золота и такие же, золотые, но меньшего диаметра — для офицеров-казаков. Носить их полагалось на Георгиевской ленте. Исключение составляли чиновники военного ведомства, находившиеся при «войске», однако в сражениях участия не принимавшие. Для них предназначалась лента менее «престижного», хотя тоже боевого Владимирского ордена.

Пёстрое по составу и вооружению, «Земское войско» представляло собой при этом серьёзное подспорье для действующей армии. Несколько ополченческих батальонов сражались, скажем, в победоносной для русских битве при Прейсиш-Эйлау и, как говорится, не ударили в грязь лицом.

О Прейсиш-Эйлаусской баталии в связи с особым типом воинской награды — крестом — мы и поговорим, как давно намеревались, в следующий раз.

Максим ЛАВРЕНТЬЕВ