Так начиналась война...

Мы уже привыкли к тому, что каждый год в конце лета польские политики и СМИ устраивают истерику, приуроченную к очередным годовщинам подписания Советско-германского договора о ненападении и начала Второй мировой войны. В этот раз в центре внимания оказалась премьер-министр Польши Беата Шидло, заявившая о том, что за ущерб, нанесённый Польше в годы Второй мировой войны, Варшава должна потребовать от Германии новые репарации. Получить их поляки хотят и от России. Как сказал депутат сейма Станислав Пента, «Москва должна заплатить нам триллионы злотых».

Польские политики будто не знают, что ещё в 1954 году Польская Народная Республика отказалась от германских репараций, а СССР понёс такие людские потери при освобождении Польши и материальные — при её восстановлении, что говорить о наших долгах Польше могут лишь подлецы.

Однако у шляхты слоя «логика». С давних времён она уверена в том, что каждый из её соседей ей задолжал и в чём-то перед ней виновен. Сегодня Варшава имеет претензии не только к немцам и русским, но и к украинцам, литовцам, белорусам, чехам. Как свидетельствует многовековой опыт, попытки переубедить чванливую и своекорыстную польскую элиту бесперспективны, ибо контраргументов она не слышит. Поэтому адресовать их надо русофобскому руководству Польши, а не ангажированным людям, желающим разобраться в том, по чьей вине в 1939-м Польша в очередной раз исчезла с политической карты мира.

Польская пропаганда отвечает на этот вопрос просто: всему виной «пакт Молотова — Риббентропа» — так на Западе принято именовать Советско-германский договор о ненападении. Аналогичные договоры, которые задолго до Советского Союза заключили с гитлеровской Германией Польша, Великобритания и Франция, якобы «независимые» и «объективные» западные журналисты и политики не называют «пактом Гитлера — Пилсудского», «пактом Гитлера — Чемберлена», «пактом Гитлера — Даладье». Что это, как не ярко выраженные двойные стандарты?

Вплоть до нач. 1939 года внешнеполитический курс Польши, о «равновесии» которого говорил министр иностранных дел Юзеф Бек, на деле был ориентирован на Берлин. Польские политики обхаживали руководителей Третьего рейха. Герман Геринг не раз приезжал в Польшу на охоту, что позволяло ему общаться с польскими руководителями в неформальной обстановке. В 1937-м нацист № 2 в разговоре с маршалом Эдвардом Рыдз-Смиглы сказал, что угрозу Польше и Германии представляет не просто большевизм, но и Россия как таковая — независимо от того, какой строй в ней существует. 31 августа 1937 года эта мысль была воспроизведена в директиве польского Генштаба, указавшего на то, что конечной целью польской политики является «уничтожение всякой России».

Ещё раньше, в январе 1934-го, Варшава и Берлин заключили пакт о ненападении, который, как уверяет польский историк Марек Кондрат, Юзеф Пилсудский и Юзеф Бек считали «величайшим достижением польской дипломатии».

Когда Германия покинула Лигу Наций, её интересы в этой международной организации представляла польская дипломатия. Варшава одобрила ввод германских войск на демилитаризованную территорию Рейнской области в 1936 году и «аншлюс» Австрии в марте 1938-го.

Пиком польско-германского сближения стал бандитский раздел Чехословакии. Бек рассчитывал на то, что Польша будет представлена на Мюнхенской конференции, где вместе с руководителями Великобритании, Франции, Германии и Италии поставит подпись под соглашением. Избавил поляков от этого позора премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен. Он не считал Польшу великой державой и выступил против приезда её представителя в Мюнхен.

А вот плодами Мюнхенского сговора Варшава воспользовалась сполна. Сначала она отторгла от Чехословакии Тешинскую область, а затем получила Яворину — небольшую территорию (226 кв. км) на севере Словакии. Поведение Варшавы вызвало отвращение даже у расчётливого и многое повидавшего Уинстона Черчилля. Он писал: «Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства, отторгнув у него Тешинскую область».

После захвата Тешинской Силезии поляки пребывали в эйфории. Но не прошло и месяца, как Адольф Гитлер недвусмысленно дал шляхте понять, что он не считает их страну великой державой и готов рассматривать её исключительно в роли сателлита Третьего рейха. 24 октября 1938 года германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп предложил Варшаве присоединиться к Антикоминтерновскому пакту, дать согласие на вхождение вольного города Данцига в состав Третьего рейха и разрешить постройку «коридора в коридоре» — экстерриториальных железной и шоссейной дорог через польские земли между Германией и Восточной Пруссией.

Однако, как справедливо заметил историк Станислав Морозов, «польское политическое руководство стремилось любым путем избежать официального оформления своего фактически существовавшего на антикоминтерновской почве сотрудничества с Германией и Японией». В течение пяти месяцев Берлин пытался уломать поляков. А когда в конце марта 1939 года Германия выдвинула ультиматум, в дело вмешались англичане. Лондон, желавший удержать Варшаву от дальнейшего сближения с Берлином, пообещал Польше свои гарантии. Выступая 31 марта в палате общин, Чемберлен заявил: «В случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и при которой польское правительство соответственно сочтёт необходимым оказать сопротивление своими национальными вооружёнными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах. Оно дало польскому правительству заверение в этом. Я могу добавить, что французское правительство уполномочило меня разъяснить, что оно занимает по этому вопросу ту же позицию, что и правительство Его Величества».

Поверив обещаниям лукавых англичан, Варшава переориентировалась на Лондон. Польша отклонила предложения Берлина, заявив, что любое изменение положения Данцига будет рассматриваться ею как нападение.

Когда информация об этом была доведена до Гитлера, тот пришёл в ярость и пообещал своему окружению, что следующей жертвой Германии станет Польша. В апреле фюрер утвердил «Директиву о единой подготовке вооружённых сил к войне на 1939–1940 гг.». План войны с Польшей, получивший название «Вайс» («Белый»), устанавливал срок готовности германских вооружённых сил к войне — 1 сентября 1939 года.

28 апреля, выступая в рейхстаге, Гитлер денонсировал польско-германский пакт от 26 января 1934 года. «Это вызвало в польских правящих кругах настоящий шок, ибо свидетельствовало о крушении всей предшествовавшей внешнеполитической концепции Бека. Хотя она и носила название "равновесия", но в ней имела место ярко выраженная фаворизация Германии. Теперь же фаворит разрушал краеугольный камень, на котором строилась польская внешняя политика в течение более 5 лет!» — констатировал Морозов.

Таким образом, решение начать войну с Польшей в Берлине приняли почти за полгода до подписания Советско-германского договора о ненападении.