Прощание невозможно

За те восемьдесят семь, что были отпущены Василию Лановому, он успел сделать столько, что другим хватило бы на десяток жизней. Он мог — как невыносимо больно, почти невозможно говорить уже в прошедшем времени — сыграть кого угодно: сказочного принца и железного наркома, красного комдива и белогвардейского поручика, великого драматурга и следователя с Петровки. И с неизменным юмором отвечал на коронный вопрос поклонников и журналистов о любимой роли: товарищ, первым заметивший, «как хорошо плывёт эта группа в полосатых купальниках». В фильме Владимира Фетина «Полосатый рейс» эта сцена, снимавшаяся на самом знаменитом пляже Одессы — Аркадия, длится всего три с половиной секунды. В 1961 году эта лента стала лидером проката.

В роли Ивана Вараввы в кинофильме «Офицеры»

Между тем блистательной актёрской будущности юному Васе Лановому ничто не предвещало: помимо сильного украинского акцента, унаследованного от родителей, он ещё и заикался — такой след оставила в мальчишке автоматная очередь, выпущенная фашистским солдатом над его головой. Впрочем, он о ней и не думал: театральная студия при Доме культуры завода ЗИЛ, куда он попал совершенно случайно, не готовила из своих питомцев «настоящих» артистов. Это была попытка вытащить детей, родители которых поднимали страну из развалин, из полубеспризорного состояния. Но театр, судя по всему, сразу пустил в его душе глубокие корни: узнав о наборе в Щукинское училище, Василий рискнул попробовать свои силы, узнать, на что годен. Его зачислили, а он, памятуя наставления отца с матерью о необходимости иметь настоящую профессию, поступил в МГУ на журфак. Вот только выдержал он там всего один семестр.  

Более полусотни ролей в театре — от Калафа в легендарной «Принцессе Турандот» до Фредерика Леметра в «Бульваре преступлений», от Казановы в «Трёх возрастах Казановы» до Владимира Маяковского в «Конармии», от Дона Гуана в «Каменном госте» до Александра Пушкина в «Шагах командора». Свыше семидесяти литературно-поэтических программ: Уильям Шекспир и Павел Антокольский, Максим Горький и Стефан Цвейг, Иван Бунин, Фрэнсис Фицджеральд, Михаил Лермонтов, Василий Гроссман. Почти сотня ролей в кино — и тут уже не знаешь, как упомянуть хотя бы самые яркие: Вронский, Тулин, Варавва, Курагин, Дзержинский, Грей, Вольф… Принято говорить, что актёрская биография не измеряется цифрами. На первый взгляд правильно, но с другой стороны, стоит задуматься, как при такой огромной нагрузке — а в сутках ведь только 24 часа — Лановому удавалось каждую роль независимо от объёма и значимости для общего замысла сделать на пределе подлинности переживаний и поступков?   

В роли принца Калафа в спектакле «Принцесса Турандот»

О Василии Лановом и сыгранных им персонажах легенды ходили ещё при жизни артиста. То, что на экране выглядело как безупречная лёгкость, на деле было оплачено адским трудом и неколебимой стойкостью не только самого артиста, но и тех, кто его окружал. Лишь один пример. Сегодня экранизацию «Дней Турбиных», снятых Владимиром Басовым в 1976 году, и профессиональные булгаковеды, и страстные поклонники творчества писателя считают канонической. Между тем режиссёру пришлось вести неравный бой с теленачальством, убеждённым в том, что актёр, сыгравший Павку Корчагина, не имеет морального права сниматься в роли белого офицера, не ставшего на сторону революции. Это сегодня подобный аргумент кажется смешным и нелепым, а тогда настойчивость могла обернуться для Басова «волчьим билетом» в режиссуре.

«Работать с Василием Семёновичем было удивительно легко, — вспоминала Валентина Титова, сыгравшая в картине Елену Тальберг, — он был профессионал высочайшего класса. Сцены Шервинского с Еленой — это просто штучная работа — так целомудренно сыграть страсть! Каждую сцену снимали тремя камерами одновременно, и физически это обычно очень тяжело. Актёр ведь хитрый, знает, где можно чуть сэкономить силы, а при таком «обстреле» не сэкономишь. И Василий Семёнович был для нас просто кладезем энергии. Казалось, он вообще не уставал». 

Он мечтал создать в Москве Литературный театр, на сцене которого царило бы Великое Русское Слово: для него было только так — всё с большой буквы. У Василия Семёновича были и, как это теперь принято называть, концепция, и обширнейшая программа, и невероятное количество единомышленников — режиссёров, актёров, сценографов. Не было только помещения. Лановой был убеждён, что такой театр нужен в центре Москвы, а не на окраине, куда зрителя не завлечь. Не сложилось. Василий Семёнович выразился тогда резко и нелицеприятно: «Звон монет заглушил голос классиков!» А он хотел, чтобы он — голос Авторов — был не просто слышен, но оставался незамутнённым. В современном искусстве царит интерпретация, слишком многие жаждут самоутвердиться за счёт Антона Чехова и Льва Толстого, Фёдора Достоевского, Николая Гоголя, Александра Пушкина.

Если бы можно было собрать в одном месте всех, кто открыл для себя тугие пушкинские строки благодаря Лановому, шествие получилось бы, сопоставимое с «Бессмертным полком», душой которого был Василий Семёнович. «Пушкин на сегодняшний день, — не уставал повторять артист, — как раз та самая национальная идея, которую с завидным энтузиазмом ищут уже столько лет и не могут найти, хотя она у нас перед глазами. Александр Сергеевич сплавил все наши достоинства и недостатки, тягу к добру, красоте и неистовство разрушения. В нём — разгадка русской души. И противоядие от той мерзости, которая готова нас поглотить».

На открытии памятника Евгению Вахтангову на старте сотого сезона родного театра Василий Семёнович читал… «Вакхическую песню»:

Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Ты, солнце святое, гори!

Как эта лампада бледнеет

Пред ясным восходом зари,

Так ложная мудрость мерцает и тлеет

Пред солнцем бессмертным ума.

Да здравствует солнце, да скроется тьма!

Всю жизнь играя несгибаемых и стойких, Лановой и сам был таким. Ещё в декабре ему стоя рукоплескал огромный вахтанговский зал на «Посвящении Еве» и «Последних лунах». Так, как говорил о любви Лановой, не мог уже никто. Это хрупкое искусство с его уходом, похоже, утрачено навсегда. Он был полон надежд и планов: собирался лететь на открытие Дома-музея Вахтангова во Владикавказе, мечтал сыграть старого князя Болконского в «Войне и мире» у Римаса Туминаса, премьерой которого театр отметит своё столетие. Рок решил иначе. С ним не поспоришь. Отныне о великом артисте придётся говорить в прошедшем времени. Но он останется в нашей памяти таким — страстным, сильным и солнечным! Прощание невозможно.