Петр и Александр

Святого благоверного князя Александра Невского на Руси чтили издавна, но именно Петр I поставил его образ в центр государственного культа

Роман Соколов, доктор исторических наук

В допетровские времена почитание Александра Ярославича носило ярко выраженный церковный характер. Об этом говорят иконы князя, на которых он чаще всего изображался в монашеской рясе, реже – в великокняжеском облачении и почти никогда – в облике воина. В период правления первого русского императора светская составляющая исторической памяти об Александре Невском стала намного более значимой. Это выразилось в установлении нового иконописного канона, о котором возвестил указ Святейшего синода 1724 года. В соответствии с ним следовало «отныне того святого в монашеской персоне никому отнюдь не писать, – и о том послать куда надлежит крепкие из Синода указы, а в Сенат для известия сообщить ведение немедленно. А писать тот святого образ во одеждах великокняжеских».

Возвращение к Неве

Деятельность первого русского императора по реформированию всех сторон существования российского общества и государства коренным образом изменила традиционный уклад жизни. Это утверждение правомерно не только для вопросов материального свойства, но и для духовной сферы, которую Петр также стремился по возможности всецело подчинить нуждам столь заботливо и тщательно создаваемого им «регулярного государства». Не были оставлены в стороне ни церковная организация, включая элементы культа, ни гуманитарные науки, ни искусство. Это в полной мере касалось и организации работы по созданию исторических трудов. Одной из важнейших задач, которые имел в виду Петр при обращении к истории, было использование «аргументов из прошлого» в политике. Так, усилиями самого Петра и его неутомимых «птенцов» история побед Александра Невского оказалась вписана в новую государственную идеологию, а сам образ великого князя превратился в один из наиболее значимых символов российской государственности.

Необходимо учитывать то, что Петр обладал весьма неплохими знаниями об историческом прошлом страны, которой ему довелось управлять. Он был знаком с летописями, в его библиотеке имелись русские и иностранные рукописи исторического содержания, он живо интересовался старинными артефактами, думал об организации тиражирования летописного и актового наследия посредством переписывания и последующей публикации. Разумеется, ему были известны и агиографические повествования, в том числе подробный рассказ Жития Александра о победах русских войск на Неве и Чудском озере.

Это было неслучайно. В центре внимания Петра на протяжении двух десятилетий оставалось соперничество со Швецией в Северной войне. В сознании государя и современников это противостояние порождало параллели с борьбой, которую в XIII веке Александр вел с тем же противником и фактически на той же (хотя и более ограниченной) территории. Поэтому сразу после основания Петром в 1703 году в дельте Невы города, которому суждено было стать новой столицей государства, святой князь приобрел статус его покровителя. Уже на следующий год после начала строительства Санкт-Петербурга, в 1704-м, решено было устроить в его честь монастырь, который должен был не только стать духовной доминантой города, но и выступать своего рода символом военных побед над шведами и самого Александра Невского, и его достойного преемника – Петра. Помимо этого, монастырь в будущем получил еще одно предназначение, имеющее в какой-то степени и культурно-просветительную значимость: в нем был устроен пантеон, где находили упокоение крупные государственные сановники.

Впрочем, воплощение широких планов по устройству монастыря несколько затянулось. Слишком большого внимания требовали обеспечение армии и военная ситуация, складывавшаяся на первом этапе не в пользу России. Долгое время Санкт-Петербург был, по сути, прифронтовой зоной, и его жители не могли чувствовать себя в полной безопасности. Только после блестящей Полтавской победы, в 1710 году, наконец началось возведение Свято-Троицкого Александро-Невского монастыря. В 1713-м в нем был освящен первый храм, и монастырь стал считаться действующим. Резонно предположить, что уже тогда имелось в виду перенесение в него мощей князя из прежней великокняжеской столицы – Владимира. Однако подготовка этого мероприятия надолго затянулась.

Символ империи

30 августа 1721 года в Ништадте (сейчас это город Уусикаупунки на юго-западе Финляндии) был подписан мирный договор, положивший конец Северной войне. К этому добавился еще один весьма важный с точки зрения выстраивания государственной идеологии нюанс: правитель Российского государства 22 октября 1721 года был провозглашен императором. Это требовало укрепления и статуса монархии Романовых в целом, и статуса ее вновь созданной столицы в частности. Данное обстоятельство придавало еще бóльшую актуальность возможному перемещению мощей Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург, в монастырь, который изначально был посвящен этому святому.

29 мая 1723 года император огласил указ, согласно которому останки святого Александра надлежало переместить в Петербург. В конце июня Синод утвердил документ, регулирующий различные нюансы будущего действа. Изначально планировалось, что мощи будут перевезены на лектике (легкой повозке), к которой следовало «определить опробованных в несвирепости лошадей потребное число». Однако после получения «ведения» из Сената Синод изменил прежнее решение, приняв дополнительные меры безопасности: мощи теперь предстояло нести на руках в специально для этого изготовленном ковчеге. Непосредственно для перемещения разрешалось привлекать людей во всех населенных пунктах (городах, селах, деревнях) из числа посадских, крестьян, ямщиков, «чьего б оные ведения не были». Сооружение ковчега и «болдехина», который следовало установить над ковчегом, было поручено суперинтенданту Ивану Зарудневу. Ответственными за сопровождение торжественной процессии, двигавшейся крестным ходом, назначались окольничий Михаил Васильевич Собакин и архимандрит Владимиро-Рождественского монастыря Сергий.

Для охраны ценного груза прикомандировали 20 драгун, из Ямского приказа должны были выдать подводы, а из Штатс-конторы – прогонные деньги. К счастью будущих историков, имелся и особо оговоренный приказ по ведению специального «Юрнала» (журнала), в котором во время пути надлежало фиксировать все происходившее. Благодаря этому до нас дошла буквально каждая из перипетий путешествия, о нем по этому источнику и сейчас можно получить исчерпывающее представление.

О сверхзадаче императора красноречиво свидетельствует пункт, согласно которому мощи надлежало доставить в Петербург не позже 25 августа – кануна очередной годовщины мира в Ништадте. Увязывание этой памятной даты с переносом мощей святого должно было придать прежде сугубо государственному празднику характер религиозного торжества.

Петр I объявляет Ништадтский мир на Троицкой площади в Санкт-Петербурге. 1721 год. Гравюра с картины А.И. Шарлеманя. 1860 год

Петр I перевозит мощи святого Александра Невского в Санкт-Петербург. Рельеф на двери Исаакиевского собора. Скульптор И.П. Витали. 1847 год

Из Владимира в Санкт-Петербург

Петр твердо решил немедленно начать осуществление своего плана, однако сроки тут же были сорваны. Собакин прибыл во Владимир лишь 3 августа, и уже тогда стало ясно, что в отведенные рамки уложиться не удается. 6 августа во Владимир доставили ковчег и балдахин, но опять-таки «не в сущей готовности». Итогом их доведения до «кондиции» оказалось весьма внушительное сооружение высотой около 4 метров и длиной почти 8 метров, для перемещения которого требовалось около 150 человек.

Сразу по завершении этих работ, 11 августа, мощи были вынесены из города, и начался их долгий и весьма нелегкий путь. Особые трудности возникали при преодолении водных преград. Состояние мостов в то время оставляло желать лучшего, а масса груза и перемещавших его людей была немалой. Все это становилось причиной многочисленных досадных происшествий, которые скрупулезно фиксировались в «Юрнале», ведь в интересах его составителей было описание каждой объективной причины задержки. Перспектива успеть к 30 августа в Санкт-Петербург представлялась крайне призрачной, потому оправданиями для легкопредсказуемого опоздания надлежало заручиться заблаговременно.

Некоторые из возникавших казусов угрожали сохранности мощей. Уже 16 августа едва не случилось беды при переправе через реку Шолову. Перекинутый через нее мост оказался недостаточно крепким и обломился. Одновременно повредились помочи, на которых несли ковчег, «и ношатые люди на силу с мощми из реки назад возвратились и изыскав через ту реку шли в брод глубиною в аршин и больши с великою нуждою». Еще худшее происшествие произошло во время перехода через реку Звегину: «…ношатые люди восмь человек переломали себе ноги, – понеже прилучились мосты узкие…» Добавляла трудностей и узость городских улиц, что вынуждало разрушать отдельные постройки. Например, в Клину «чрез реку переходили мостом с великою трудностию и шли люди в воде по колени и выше, и в улицах за теснотою прилавки ломали».

Церковные и светские власти постарались обеспечить торжественность действа на всем протяжении пути. Каждый раз во всех городах и селах святые мощи с почестями провожали светские управители на местах, духовенство и простые жители. Особенно торжественной была встреча в Москве, до которой добрались лишь 18 августа. 26-го процессия достигла Твери, в которой для прохода опять-таки пришлось ломать хоромы. Еще спустя двое суток подошли к Торжку, а на следующий день возникли затруднения иного свойства. На этот раз разбежались набранные принудительно «ношатые» люди (80 человек). Собакину и архимандриту Сергию пришлось заменять их, вновь набирая помощников из подвернувшихся прохожих. Движение тем не менее продолжалось, и 19 сентября ковчег прибыл в Шлиссельбург. В результате перенесение задержалось не менее чем на три недели. Все установленные Петром сроки были нарушены, но принципиально менять своего решения он не пожелал и распорядился оставить мощи в Шлиссельбурге еще на год, до следующей годовщины Ништадтского мира. В преддверии этого события, 15 июня 1724-го, появился уже упомянутый указ о запрете впредь изображать Александра Невского на иконах как схимника. Вместо этого надлежало представлять его образ в великокняжеских одеждах, что, конечно, подчеркивало бы покровительство святого и имперской столице, и императорской династии. Таким образом, распоряжение об утверждении «великокняжеского» иконописного канона, имевшее, безусловно, особенное значение, следует рассматривать в контексте общих мероприятий, направленных на подготовку завершения перенесения мощей Александра Невского в Санкт-Петербург.

Благоверный князь Александр Невский на фоне Александро-Невского монастыря. Икона. Худ. И.А. Гусятников. 1736 год

В июне 1724 года вышел указ Синода, в соответствии с которым предписывалось «отныне того святого в монашеской персоне никому отнюдь не писать, а писать тот святого образ во одеждах великокняжеских»

Наследник славы

Очередная годовщина заключения мира в Ништадте становилась все ближе. На этот раз опоздания быть не могло – мощи находились в нескольких десятках километров от столицы, и 30 августа 1724 года наконец состоялась церемония их торжественной встречи в Санкт-Петербурге.

Разумеется, центральным лицом во всем действе был император, выступавший в роли наследника славы великих дел своего знаменитого предшественника. Он ожидал мощи Александра Невского, которые везли на галере по Неве, у устья Ижоры. Существует предание, что, открыв ларец и осмотрев останки, государь вновь замкнул замок и бросил ключ от ларца в речные волны. Так это или нет, мы не знаем, но достоверно известно, что Петр лично встал у руля галеры, а у ее весел разместились первые сановники империи. С таким блистательным экипажем судно продолжило путь к столичному монастырю.

Ранним утром того воскресного дня город был оповещен о готовящемся праздновании тремя пушечными выстрелами. Это одновременно стало сигналом для построения в акватории Невы военных кораблей. Среди встречавших святые мощи судов находился знаменитый ботик, с которого началось увлечение царя морским делом. Лично император и его приближенные везли останки Александра на большой адмиральской галере, которой салютовала вся собранная здесь флотилия. Выстрелы корабельных орудий продолжались во время переноса мощей от причала к монастырю, а также при непосредственной установке раки в обители. Так был найден способ придать форме почитания святого, характерной для русской православной культуры той эпохи, новое обстоятельство: Александр Невский как бы благословлял не только в целом победы Петра, но и его важнейшее нововведение – создание сильного флота. Мощи были доставлены в «верхнюю» монастырскую церковь, которая тогда же была освящена во имя этого святого. Первоначальный проект здания храма, нижний этаж которого был освящен в честь Благовещения, осуществил Доменико Трезини. Останки князя должны были находиться здесь вплоть до постройки главного собора обители – Троицкого, сооружение которого в итоге по ряду причин серьезно затянулось.

В тот же день последовало указание Петра, менявшее дату церковного празднования памяти Александра Невского на 30 августа. Необходимо подчеркнуть особо, что это, как и перенесение мощей само по себе, вовсе не было со стороны государя актом противоречившего православной традиции волюнтаризма. Доказательством тому служат многочисленные прецеденты, когда день перенесения останков того или иного святого становился днем празднования его памяти. Тогда же Петр приказал составить новую церковную службу Александру Невскому. Написать ее поручили архимандриту Троице-Сергиева монастыря Гавриилу Бужинскому. Выбор на этого иерарха пал неслучайно, поскольку он был хорошо знаком царю и как человек, способный к литературному труду, превозносивший победы русского воинства в своих проповедях, и как деятель, довольно тесно связанный с военно-морскими делами: именно он занимал пост обер-иеромонаха флота.

К январю 1725 года Гавриил закончил составление службы, текст которой оправдал все ожидания Петра. В ней имелось упоминание о победе князя над шведами, причем этой битве уделено было намного больше места, чем не менее известному сражению на Чудском озере, содержалась и благодарность Петру за победу в Северной войне. Кроме того, подчеркивался еще один важный, с точки зрения составителя и, видимо, его венценосного заказчика, момент – победа императора над врагами внутренними, «злоковарными мятежниками», и за нее также выражалась признательность. Труд Бужинского был оценен по достоинству, текст приказали напечатать и разослать по всем храмам.

По стопам Петра

Кончина Петра в январе 1725 года не принесла каких-либо перемен во вновь установленную по воле государственной власти практику церковного празднования памяти святого князя. Напротив, Екатерина I учредила задуманный еще ее покойным супругом орден Александра Невского, а гробница святого оставалась одной из почитаемых святынь столицы. В 1726 году для Александро-Невского монастыря была составлена программа торжеств на 30 августа, которая в течение всего XVIII столетия повторялась с небольшими изменениями. Разумеется, это было прямым продолжением начинания Петра, поскольку нет никаких сомнений в том, что он, если бы не внезапная кончина, позаботился бы о регламентации вновь установленного праздника и учредил орден. Об этом, в частности, писал в мемуарах голштинский дипломат Геннинг Бассевич: «В начале 1722 г. император поручил одному искусному московскому золотых дел мастеру изготовить 40 орденских крестов. Он имел в виду учредить орден в честь св. Александра, который за славную победу, одержанную на берегах Невы над татарами [так в тексте. – «Историк»], был некогда наименован Невским».

После смерти Екатерины и вступления на престол Петра II служба князю была изменена – прежде всего потому, что к числу упомянутых в ней «мятежников» мог быть отнесен и замученный отец юного монарха – царевич Алексей. Впрочем, для Гавриила Бужинского это не имело фатальных последствий, хотя в его отношении было проведено следствие по другим поводам (небрежное отношение к Святым Дарам, неправомерные отлучения от церкви и т. д.). После опалы Александра Меншикова, имя которого было тесно связано с образом тезоименитого князя (какое-то время он даже был признан Синодом особенным покровителем Александро-Невского монастыря), по инициативе Петра II дата празднования памяти святого была вновь перенесена с 30 августа на 23 ноября (день погребения благоверного князя).

Земной путь самого Петра II не был долгим, и восшедшая на престол Анна Иоанновна очень скоро вернула через указ Синода установленную по воле Петра дату 30 августа. К тому же в первый год своего правления она позаботилась о восстановлении сгоревшей от удара молнии церкви на месте Невской битвы в Усть-Ижоре (первый, тоже деревянный храм там был построен еще при Петре Великом).

Значительный вклад в прославление святого князя и укрепление его культа внесла и «дщерь Петрова» Елизавета, которая всегда стремилась подчеркнуть преемственность собственной власти от великого отца. Одним из проявлений этого было особое почитание ею памяти Александра Невского. По инициативе государыни в Санкт-Петербурге с 1743 года было положено начало традиции ежегодного городского крестного хода от Казанского собора к Александро-Невскому монастырю. Такие торжественные шествия организовывались на протяжении всего дореволюционного времени.

Важную роль в увековечении памяти святого князя сыграл в тот период великий Михаил Ломоносов. Он, в частности, стал автором надписей, помещенных на новой серебряной раке для мощей Александра Невского, созданной под руководством Якова Штелина и Георга Кристофа Гроота в 1746–1753 годах. Ломоносов соединял имена Петра и Александра и в других своих произведениях – в «Слове похвальном блаженной памяти государю-императору Петру Великому», героической поэме «Петр Великий» и т. д. При этом уже в XVIII веке Ломоносов был далеко не единственным историком, писавшим об Александре Невском. Деяниям князя уделяли внимание Герард Фридрих Миллер, Василий Татищев и другие, а царствование Екатерины II окончательно утвердило традицию его почитания – церковного и государственного.

Звезда ордена Александра Невского с бриллиантовыми украшениями. 1840–1850 годы

Серебряная рака Александра Невского. Авторы – Яков Штелин, Георг Кристоф Гроот. 1746–1753 годы

«Он отлично колотил шведов»

Огромный интерес к фигуре небесного покровителя Санкт-Петербурга проявляла Екатерина II, назвавшая своего любимого внука именем святого благоверного князя

Владимир Рудаков, кандидат филологических наук

Свое отношение к великому князю Екатерина II высказала, в частности, в своей переписке с немецким дипломатом и публицистом Фридрихом Мельхиором Гриммом. В письме от 2–4 марта 1778 года императрица рассказала ему о небесном патроне своего недавно родившегося внука великого князя Александра Павловича («господина Александра», как именовала его в переписке государыня). «Вы говорите, что ему предстоит на выбор, подражать ли герою [имелся в виду Александр Македонский. – «Историк»], либо святому одного с ним имени [то есть Александру Невскому. – «Историк»], но вы, вероятно, не знаете, что этот святой был человеком с качествами героическими. Он отличался мужеством, настойчивостью и ловкостью, что возвышало его над современными ему, удельными, как и он, князьями. Татары уважали его, новгородская вольница подчинялась ему, ценя его доблести. Он отлично колотил шведов, а слава его была так велика, что его почтили саном великого князя. Итак, по-моему, Александру не придется выбирать. Его собственные дарования направят его на стезю того и другого. Во всяком случае из него выйдет отличный малый».

В другом письме, от 8 июня 1778 года, Екатерина, рассуждая о принципах, по которым в России происходит отбор епископов, пишет, что «у нас много епископов, каких трудно сыскать во всех других странах. Скажете, что они берутся из состояния противуестественного, из монашеского. Но Александр Невский тоже сделался монахом, а он имел доблести героические до такой степени, что когда-нибудь я напишу в похвалу ему слово, будучи недовольна тем, которое произносится в день, посвященный его памяти. Я велю произнести это слово, когда мой Александр [имеется в виду внук. – «Историк»] придет в возраст и будет в состоянии действовать, на что в моем слове, разумеется, не будет намеков».

При деятельном участии Екатерины II было завершено строительство Александро-Невского монастыря (статус лавры он получит уже в следующее царствование – в 1797 году). 30 августа 1790-го в присутствии императрицы был освящен задуманный еще Петром I Троицкий собор. В тот же день туда из стоящего неподалеку Благовещенского храма были перенесены мощи святого. В 1793–1794 годах по заказу императрицы – специально для Троицкого собора – живописец Григорий Угрюмов написал картину «Торжественный въезд Александра Невского в город Псков после одержанной им победы над немцами». Таким образом «весьма искушенной в создании сценариев родства с традициями своего избранного отечества» Екатерине удалось надолго соединить собственное имя с историей Александра Невского.