"Латышский стрелок"

Личность Яна Фрицевича Фабрициуса — кавалера ордена Красного Знамени № 4 и первого четырежды удостоенного высшей советской награды — сама по себе малоинтересна. Но в связи с ним есть смысл поговорить о роли латышей в Гражданской войне, сто лет назад огненным колесом прокатившейся по России.

Ситуация коренным образом изменилась, когда, окружив и пленив героически сражавшийся XX корпус в февральских боях, весной 1915 года немецкие войска вторглись в Курляндию, а в сер. лета создали непосредственную угрозу Риге. В этих условиях командующий Северо-Западным фронтом генерал Михаил Алексеев подписал приказ № 322 (848-3287) об образовании латышских стрелковых батальонов. Осенью эти части продемонстрировали высокую устойчивость, не допустив падения Риги.

Латыши в массе люто ненавидели немцев, своих давних угнетателей, поэтому добровольцы в батальоны охотно прибывали не только из неоккупированных латышских районов, но даже из таких отдалённых окраин Российской империи, как Сахалин, где проживал в ссылке после отбытия каторги член РСДРП с 1903 года сын батрака Ян Фабрициус. Он добился соответствующего разрешения и был зачислен в ряды 1-го батальона, ставшего в ноябре 1916-го 1-м полком Латышской стрелковой дивизии.

В конце декабря дивизия вместе с сибирскими формированиями 12-й армии приняла участие в Митавской операции. После значительных первоначальных успехов, не поддержанных командованием Северного фронта (генерал Николай Рузский), наступление выдохлось и было прекращено. Среди солдат распространились слухи о предательстве на высшем уровне, имевшие под собой основание. Ужасные жертвы (одних только латышей за несколько дней выбыло из строя более девяти тыс.) оказались напрасными. Симпатии стрелков качнулись влево, чему в немалой степени способствовал кавалер ордена Святого Владимира старший унтер-офицер большевик Фабрициус.

Февральские события в Петрограде едва не привели к немедленному развалу русской армии (достаточно вспомнить подписанный Александром Керенским печально известный «Приказ  № 1», отменявший в войсках единоначалие). Однако латыши и тут проявили стойкость. Правда, и они нацепили на шинели красные банты и учредили Исколастрел (этот мрачный неологизм расшифровывался как Исполнительный комитет латышских стрелков), при этом не допустили у себя ни расправ над офицерами (кстати, некоторые из них вступили в партию большевиков, чего не наблюдалось в среде чисто русского офицерства), ни дезертирства, в первые весенние недели выкашивавшего, подобно чуме, полки и дивизии по всему фронту.

Осенью 1917-го, окончательно распропагандированные, вняв обещаниям положить конец войне, ставшей для латышей вдвойне бессмысленной с потерей Риги, стрелки — в основном бывшие батраки или рабочие — твёрдо встали на сторону Советской власти и непосредственно на защиту её вождей, взяв под охрану Смольный. Именно их части, единственные сохранившие строгую дисциплину и высокую боеспособность, воспрепятствовали походу Петра Краснова и Александра Керенского на Петроград, а затем упорно сдерживали немцев, в свою очередь, пытавшихся посягнуть на «колыбель трёх революций».

Впрочем, деваться им было всё равно некуда. Если русский крестьянин бежал с фронта в свою деревню, казак —  в станицу, а горец — в аул, то прибалтам путь на родину оказался отрезан. С другой стороны, такая ситуация сразу поставила их в привилегированное положение. Большевистское руководство тотчас сообразило, что при начинающемся грандиозном переустройстве России ни на кого нельзя положиться с такой уверенностью, как на этих новых варягов. Латыши сделались преторианцами, лейб-гвардией пролетарской революции.

Без их участия не обходилось ни одно крупное военное или внутриполитическое событие в стране. Стрелки разгоняли в январе 1918 года законно избранное Учредительное собрание, обеспечивали в марте переезд советского правительства в Москву, подавили здесь же в июле мятеж левых эсеров и в дальнейшем железной рукой расправлялись с антисоветскими восстаниями, в том числе с так называемой антоновщиной — крестьянским сопротивлением продразвёрстке в Тамбовской губернии. Неслучайно латышский национальный элемент наряду с еврейским доминировал в ВЧК (надо подчеркнуть: не численно).

Но, разумеется, считать латышей обыкновенными карателями нельзя. Полки Латышской стрелковой дивизии привлекались и для действий на фронте. По сути, это был мобильный советский спецназ, который по внутренним коммуникационным линиям то и дело перебрасывался на угрожаемые направления. Латыши успешно противостояли лучшим частям деникинцев, штурмовали врангелевский Крым. Пожалуй, самой серьёзной неудачей стала для стрелков операция по установлению Советской власти на их собственной родине.

В январе 1919-го сформированная из латышей и русских Армия Советской Латвии без большого труда заняла Ригу. Однако дальше продвинуться не удалось. А вскоре под угрозой окружения эстонскими (с севера) и польскими (с юга) отрядами советские войска вынуждены были полностью очистить Латвию.

За эти безуспешные бои Ян Фабрициус тем не менее получил награду (некоторые считают, что задним числом) — свой первый орден Красного Знамени. Всего их у него было четыре: второй — «за отличие в прорыве обороны белополяков под Сморгонью 14 июля 1920 г.», третий — «за участие в подавлении Кронштадтского мятежа» (лично повёл в атаку свой полк по льду Финского залива), последний — «за бои при наступлении на Варшаву и последующие арьергардные бои» в 1921 году.

В конце 1920 года Краснознамённую Латышскую дивизию расформировали. 12 тыс. рядовых пожелало вернуться на родину, в буржуазную Латвию. Комсостав в основном остался в России, где многие из латышей заняли видные военные и административные посты. На какое-то время.

Так, Яков Алкснис (дед известного российского политического деятеля) в 1931 году стал командующим ВВС РККА. В 1938-м расстрелян.

Густав Бокис, начальник механизированных войск РККА. Расстрелян в марте 1938-го.

Иоаким Вацетис, руководивший подавлением левоэсеровского мятежа, а с сентября 1918-го по июль 1919-го бывший главнокомандующим всеми Вооружёнными силами РСФСР. Расстрелян в 1938 году.

Карл Юлий Данишевский, руководивший латышскими стрелками вместе с Вацетисом, в послевоенные годы — председатель правления Внешторгбанка СССР и заместитель наркома лесной промышленности СССР. Расстрелян в январе 1938-го.

Кирилл Стуцка, последний комдив Латышской дивизии. Расстрелян в январе 1938-го.

Ивар Смилга, с мая 1919-го по январь 1921-го начальник Политуправления РВСР, руководившего деятельностью всех комиссаров в РККА. Расстрелян в январе 1937-го.

Фёдор Эйхманс, чекист с 1918 года, комендант знаменитого «поезда Троцкого», затем первый комендант Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН). Расстрелян в сентябре 1938-го.

Мартын Лацис (Ян Фридрихович Судрабс) — наряду с Феликсом Дзержинским один из первых чекистов. Легендарной стала цитата из его статьи, опубликованной в журнале «Красный террор»: «Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора».

Расстрелян в марте 1938-го.

Были репрессированы и многие простые латыши. Так, осенью 1937 года квартира арестованного НКВД и 28 ноября расстрелянного беспартийного главного инженера отдела машиностроительной промышленности Госплана СССР Александра Лаврентьева (деда автора) в 3-м Сыромятническом переулке была, как тогда выражались, «уплотнена». Новый жилец Карл Эсалнек, как явствует из данных, приведённых на сайте mos.memo.ru, 1898 года рождения, уроженец Латвии («Лифляндская губ., Валкский уезд, с. Божас, латыш»), член ВКП(б) с 1917-го по 1920 год (интересные даты, не правда ли?), инженер-электрик в конструкторском бюро треста «Техника безопасности», едва имел время отпраздновать новоселье. Он был расстрелян 10 марта 1938-го.

В каком-то смысле больше повезло тем стрелкам, кто, оставшись в СССР, заранее умер своей смертью, как глава профсоюза металлистов Иван Лепсе, или погиб в авиакатастрофе, как Ян Фабрициус (оба расстались с жизнью в 1929 году). Их имена до сих пор носят улицы российских городов, а прах покоится не в братских могилах на Бутовском полигоне и не у подмосковного посёлка Коммунарка.