Вольное казачество

Вольное казачество – это не просто гордые слова или поэтический образ. Говоря о происхождении казаков, без этой формулировки не обойтись. Дело в том, что наиболее ранние упоминания слова «казак», которые можно найти в хрониках XIV века и даже раньше, рассуждают об отрядах вольнонаемной стражи, которую держали пограничные с Диким полем города, княжества или колонии (к примеру, существовавшая до 1475 года в Крыму торговая колония генуэзцев нанимала на службу казаков, но это были татары по происхождению). По-тюркски казак – это свободный, независимый, неподданный человек. Но мы должны сказать о большем – об историческом независимом сообществе свободных людей в степях Восточной Европы, потомки которых сейчас называют себя казаками

Казаки вручают Димитрию Донскому икону

Надежные документальные свидетельства о самостоятельных казачьих объединениях относятся к концу XV столетия. Это как раз понятно: именно в XV веке пёстрое монголо-татарское (изначально) государство, протянувшееся от Днестра до Хуанхэ, пришло в упадок в результате культурного застоя и политической «замятни». В Диком поле стало свободнее, но за эту свободу нужно было сражаться. И еще в XIX веке левый берег казачьего Дона по традиции звался ногайским, а правый – крымским: по имени тех татар, которые эти берега контролировали. То же – и с казачьим Днепром. Иначе говоря, свободные казачьи сообщества Дикого поля, которые к XVII веку окончательно собрались в «войска», на этом этапе своей истории существовали в условиях полного вражеского окружения. Татары слабели, однако появился новый, молодой и сильный противник – Османская империя. Турки уничтожили колонии генуэзцев в Крыму, подчинили татар, залили кровью Балканы, опустошили Венгрию и Польшу, исламизировали Кавказ. Их натиск крепчал. Робкая и разобщенная Европа еще не решалась противостоять разрастанию турецкой державы в Средиземноморье, хотя этот процесс начал принимать катастрофические масштабы. С сильным лучше дружить – и итальянские государства, несмотря на все запреты римских пап, услужливо предлагали Стамбулу продукцию своих оружейных мастеров: продавали пушки и холодное оружие, вооружая потенциального врага.

Такая ситуация сложилась в регионе в конце XV – начале XVI века. Кем были на тот момент вольные казаки? Какова была их вера и культура, кто они были по крови? Не на все эти вопросы можно сейчас ответить. Впрочем, кое-что науке известно.

Культура казаков того времени представляет собой синтез кочевых и оседлых элементов и отточенных навыков. Можно с основанием утверждать, что казачьи союзы были нетатарского происхождения: для кочевников совершенно не характерны мореплавание и рыболовство, казаки же освоили водные магистрали великих степных рек и бесстрашно выходили в море. И первые известные их походы были морскими… Вместе с тем и седло, и аркан, и лук со стрелой неспроста считались необходимыми предметами в жизни казака. Земледелием в эту эпоху казаки не занимались, вряд ли в тех условиях оно вообще было перспективным. Но бытовало среди них и представление, согласно которому землю пахать – поруха рыцарству. Промыслами казачества оставались охота, рыбная ловля, военные походы и отчасти скотоводство. Но кочевниками в полном смысле они не были – крепко держались рек, по которым и звались. Очень интересно то, что и реки у казаков величались по-особому, с отчествами: Дон Иванович, Днепр Славутич, Терек Горыныч… Такая «народная» гидронимия в целом не характерна ни для одной из восточнославянских традиций.

«Самостоятельное», автохтонное происхождение казаков от неких древних народов вполне возможно, хотя еще не доказано и не опровергнуто наукой; исследования археологов в этом направлении ведутся. Общим языком был как славянский, так и татарский (до XIX века он оставался «в домашнем обиходе»). Строй общественной жизни казаков традиционно демократический: все важнейшие решения принимал круг, главой был выборный атаман. Судя по тому, что в XVII столетии и донцы, и запорожцы, и терцы с уральцами – люди православные, можно смело предполагать, что православие укоренялось в среде казаков и в более ранний период. Именно укоренялось, поскольку в то тревожное время они принимали в свои ряды тех, кто приходил с твердым намерением присоединиться к казачьему миру, какого бы происхождения эти люди ни были. Постоянная угроза набегов со стороны татар, нестабильность экономического положения, большие потери в боях и от болезней не могли позволить казачеству обойтись без этого– для самовосполнения демографии нужно было иметь хоть какие-то «тылы», защищенные от вторжений. Таких тылов казачество не имело, но у него было другое: внутренняя свобода, мужество и сила духа. Эти качества сплавили всех приходящих в единое православное племя, благодаря этим качествам они преодолели все нужды и опасности времени.

Интересен вопрос: какое будущее ожидало бы казачество, не будь оно тогда столь открытым, без «подпитки» храбрыми и свободолюбивыми со стороны? Ответ на него могут дать судьбы многих «законсервировавшихся» этносов, отступивших под натиском врагов в горы Кавказа: казачество стало бы малой периферийной народностью и не сыграло бы своей роли в истории.

Единственными, кто непрерывно противостоял возраставшей с XV века агрессии Османской империи в Средиземноморье, были Мальтийский орден и вольные казачьи братства. Султаны объявили Черное море внутренним морем своей империи, но казаки, несмотря на неравные силы, бесстрашно боролись за «божьи пути», открытые для всех. Ежегодно их быстроходные парусно-гребные суденышки, струги и «чайки», каждое из которых вмещало от 40 до 60 бойцов, по Днепру и Дону выходили в море. Казаки блокировали в открытом море боевые корабли османов, брали штурмом города Турции и Крымского ханства, высаживались в пригородах Стамбула, пугая орудийным громом султанский гарем…

Освобожденных от рабства христиан – всех – они отпускали на волю, давая в дорогу часть добычи (в этом казаки были благороднее мальтийцев: те отпускали только католиков). Тяжким и страшным был их ратный труд, потери – высокими. При безветрии, отмечали специалисты того времени, было достаточно одной «чайки» для блокады крупного вражеского корабля, но при свежем ветре мощный парусник способен был бороться с десятком этих суденышек. Когда дело доходило до абордажа, победа практически всегда была за казаками. (Турецкий хронист Мустафа Найма писал о них: «Можно смело сказать, что во всем мире не найдется людей более смелых, которые менее заботились бы о жизни, менее боялись бы смерти; опытные в морском деле люди рассказывают, что эта голь своей ловкостью и отвагой в морских битвах страшнее всякого врага»). Часть экипажа взбиралась на высокий вражеский борт, вторая поддерживала их огнем, третья удерживала струг борт о борт с турком. Однако артиллерийская дуэль и морской маневр заканчивались по-разному, и часто приходилось удальцам прыгать в воду с разбитых ядрами лодок, плыть по морским волнам километры, ныряя, уходить от пуль и стрел преследователей, ориентироваться по звездам и очертаниям берегов, скрываться в прибрежных скалах и камышах, условными знаками созывая товарищей. В случае пленения «в идеале» их ждали галерные цепи (зафиксированы случаи захвата полоненными казаками турецких галер и увода их в Италию или домой), а почасту – пытки и лютая казнь на мейдане Стамбула.

В XVII веке донцы писали московскому царю о специфике своей «боевой работы»: «Дворянину твоему Ждану Кондыреву не возможно итти с нами на море, потому что он жил при твоей государевой светлости, человек он нежный и наших нужд, морских походов и пешей службы ему не вынесть. На море нам бывают нужды на хуртины [бури – Б. П.] великия, струги наши разносит по морю, так что друг друга не взведаем; многие наши струги на берег выметывает и разбивает, и мы без запасу и воды многие дни бываем… Когда мы прежде на крымские села хаживали, то, бывало, бежим наспех [на веслах. – Б. П.] от пристани к пристани день и ночь, а Ждан такую службу не перенесет».

Так жил вольный казак в те времена. И то, что он предпочитал жить так, чтобы оставаться вольным; то, что свободу свою он пестовал не за счет ближнего своего, а, напротив, стремился освободить плененного, поддержать обездоленного, защитить безоружного, говорит о многом.

То была богатырская эпоха подлинно народного героизма. А потом? Потом толчок технического прогресса постепенно свел на нет все преимущества кочевых народов. Турция не выдержала «гонки вооружений» и войны на всех направлениях и стала отступать… Не выдержало бы и казачество, оставаясь независимым: экономических, территориальных, демографических резервов у него не было. Наступало время политического слияния с Россией…

Автор: Бажен Петухов