Приключения итальянцев в россии

Итальянцы в нашей истории — тема большая и многогранная. На протяжении веков уроженцы Апеннинского полуострова строили соборы Кремля и дворцы Петербурга, тешили публику нежным бельканто, а позже крепили оборону Страны Советов, как Роберт Бартини и Бруно Понтекорво. Но самой необычной и интригующей была их роль в XVIII веке, когда в России искали счастья знаменитые авантюристы и адепты тайных наук.

Памятник архитектору Трезини. Санкт-Петербург, Университетская наб., 21

После того как в 1539 году из Москвы уехал последний итальянский «муроль», то есть архитектор, Петрок Малый, новая встреча двух культур состоялась лишь через полтора века, когда в только что основанный Петербург прибыл приглашённый Петром зодчий Доменико Трезини. Трудами его и других итальянцев Северная столица превратилась в жемчужину не просто русской, но и мировой архитектуры. Однако в европейских дворцах бушевали азиатские интриги — семь дворцовых переворотов за полвека! В последнем из них, приведшем к власти Екатерину II, проявился знаменитый граф Сен-Жермен — первый из плеяды великих итальянских оккультистов.

Впрочем, итальянских ли? Граф имел два десятка имён и называл себя то венгром, то испанцем, то французом, то вообще выходцем из древней Иудеи, современником Христа. Он первым придумал «ноу-хау» многих авантюристов — подучил слугу говорить: «Не знаю, сколько моему господину лет, но за те 130, что я ему служу, он совсем не изменился». Талантам Сен-Жермена не имелось числа: он виртуозно играл на скрипке, рисовал картины, обладал уникальной памятью, был сведущ во всех науках, включая астрологию и алхимию. Говорили о его службе королевским дворам, как и о том, что он выполняет задания могущественных тайных обществ.

Собор Петропавловской крепости — самая известная постройка Доменико Трезини

Во многих политических потрясениях того времени современники видели руку графа. Не стал исключением и переворот 1762 года в Петербурге. Говорили, что Сен-Жермен участвовал в его подготовке под именем Одара, адвоката городской торговой палаты. Войдя в доверие к княгине Наталье Голицыной, он с её помощью стал интендантом во дворце Петра III и в нужный момент сдал его заговорщикам. Правда, ничто не доказывает, что Одар и Сен-Жермен — одно лицо.

В 1760 году граф действительно находился в Петербурге — этим годом помечена его пьеса для арфы, посвящённая графине Остерман и купленная в антикварной лавке историком Михаилом Пыляевым. Вдобавок при русском дворе тогда служил его друг, живописец Пьетро Ротари. Возможно, он и пригласил Сен-Жермена в столицу.

Исследовательница жизни графа англичанка Изабель Купер-Оукли пишет, что «Сен-Жермен был в этих краях в эпоху Петра III и покинул Россию по восхождении Екатерины II на престол». Он имел хорошее знакомство с главными заговорщиками братьями Орловыми. В 1775 году специально приехал в порт Ливорно, чтобы повидаться с Алексеем Орловым. По странному совпадению как раз в это время Орлов арестовал самозванку, известную как княжна Тараканова. Не Сен-Жермен ли помог заманить её в Ливорно? И не за это ли он получил звание генерала русской армии, которым хвастался позже? Впрочем, недолго. В 1784 году он умер в Шлезвиге, хотя и после этого многие видели неугомонного графа в самых разных странах.

В 1765 году Россию посетил другой не менее известный итальянец — Джованни Казанова. В Петербурге, как и везде, он отметился любовными похождениями: купил за сто рублей у родного её отца крестьянскую девушку 13 лет, прозванную им Заирой в честь прекрасной дикарки Вольтера. Девушка быстро овладела итальянским языком, после чего стала устраивать своему благодетелю сцены ревности и даже швыряла в него бутылки, когда он возвращался домой под утро. В итоге ему пришлось по русскому обычаю поколачивать Заиру, чтобы она вела себя посмирнее. Не на шутку увлёкшийся ловелас возил возлюбленную к родителям в Екатерингоф, а потом в Москву, куда они отправились в громадном дормезе — спальной карете размером с небольшую комнату. Уезжая из России, Казанова понимал, что Заире невыносимо будет вернуться в нищую крестьянскую избу, и передал её пожилому итальянскому архитектору Антонио Ринальди, ученику Трезини, который прожил с ней до самой своей смерти.

Граф Сен-Жермен

Конечно, Казанова прибыл в Петербург не просто наслаждаться прелестями крестьянских девиц, но и искать удачу на службе императрицы. Екатерина не спешила привечать заезжих авантюристов, однако при помощи графа Никиты Панина Казанове удалось «случайно» столкнуться с ней в Летнем саду. Она расспросила гостя о Венеции, но едва он начал излагать свой план реформы русского календаря, как императрица повернулась к нему спиной, чтобы приветствовать какого-то вельможу.

Казанова ещё не раз пытался пробиться к ней на приём, прибегая к помощи масонов и сочиняя один проект преобразований за другим. Среди них были планы колонизации Сибири, ввоза из Шотландии овец, а из Америки — картофеля («земляное яблоко» стали разводить в России в том же году, хотя вряд ли с подачи венецианца). Ни один из проектов Казановы не был востребован, и он уехал из столицы несолоно хлебавши, однако сохранил уважение к русским, удивительно точно предсказав, что когда-нибудь они вместе с американцами будут владыками мира. На прощание великий любовник устроил в Екатерингофе праздник для друзей и верной Заиры, истратив на ужин и фейерверк скромную сумму, собранную для него братьями-масонами.

Своих собратьев по авантюрам затмил «Великий Копт» Калиостро — по-настоящему уроженец Палермо Джузеппе Бальзамо, прославившийся не только интригами в европейских столицах, но и обновлением ритуалов масонства по образцу египетских мистерий. Подобно Сен-Жермену, Калиостро претендовал на уникальное долголетие и владение секретом философского камня, превращающего любой металл в золото. Обгоняемый славой, он появился в Митаве, столице Курляндского герцогства, где обещал наполнить казну алхимическим золотом, а также отыскать древнеегипетский (!) клад, скрытый в каком-то местном болоте. Однако обещания не сбылись, и «магистр чёрной и белой магии» отправился в Петербург в сопровождении красавицы-жены Лоренцы Пеллегрини, с помощью которой он порой завоёвывал симпатии влиятельных лиц.

Портрет Джованни Казановы, приписываемый кисти Франческо Наричи

В июне 1779 года граф и графиня Калиостро прибыли в столицу империи и поселились в самом её центре, на Дворцовой набережной. По своей привычке Джузеппе назвался чужим именем — полковника испанской службы графа Феникса. Для начала он обратился к видному масону, гвардейскому майору Карлу фон Гейкингу, который позже вспоминал о нём не слишком лестно:

«Его речь и выражения, которые он употреблял, свидетельствовали о человеке низкого происхождения и весьма малого образования. Он пригласил меня посетить его жену, графиню, которая… по внешнему виду была особа перезрелая, красноватые глаза ее свидетельствовали о пролитых слезах, а осанка ее и речь, менее вульгарная, чем у мужа, выдавали одну из тех жалких комедианток, которых заставляют плясать против воли».

Тем не менее Калиостро завоевал доверие не только масонов, но и влиятельных русских сановников, включая самого князя Григория Потёмкина. Для этого у него хватало средств: от рассказов о невероятных приключениях до материализации духов и раздачи… нет, не слонов, а чудесным образом вызванных из прошлого «египетских реликвий». А в затруднительных ситуациях на помощь приходило обаяние супруги; именно оно подействовало на Потёмкина, который будто бы даже собрался жениться на Лоренце. Ходили слухи, что светлейший заплатил её мужу 20 тыс. рублей, чтобы тот не путался под ногами; по другой версии, их вручила Калиостро императрица, чтобы тот поскорее убрался из Петербурга вместе с женой.

Джузеппе Бальзамо

Но магистр откладывал отъезд, всё ещё надеясь — подобно Казанове — встретиться с императрицей и выпросить у неё тёплое местечко при дворе. В ожидании удобного момента он занялся вызыванием духов во дворце видного масона Ивана Елагина на нынешнем Елагином острове. По городу ходили удивительные слухи:

«У княгини Волконской вылечил больной жемчуг; у генерала Бибикова увеличил рубин в перстне на одиннадцать каратов и, кроме того, изничтожил внутри его пузырек воздуха; Костичу, игроку, показал в пуншевой чаше знаменитую талию, и Костич на другой день выиграл свыше ста тысяч; камер-фрейлине Головиной вывел из медальона тень ее покойного мужа, и он с ней говорил и брал ее за руку, после чего бедная старушка совсем с ума стронулась… Словом, всех чудес не перечесть».

Спеша ковать железо, пока горячо, магистр занялся целительством при помощи таинственного «эликсира жизни». Он вылечил бесноватого при помощи пощёчин и купания в холодной невской воде. Потом попытался спасти тяжело умирающего малыша, сына князя Гагарина (по другим данным, богатого купца), а когда тот умер, подменил его здоровым младенцем, купленным у одной нищенки. Возможно, этот случай переполнил терпение властей: Екатерина II приказала выдворить «полковника Феникса» из столицы, а позже разоблачила его в целых трёх комедиях, где он был выведен под непроизносимым именем Калифалкжерстон. В одной из комедий, «Обманщик», мнимый чародей крал у хозяина дома, где гостил, драгоценности, но поклонник хозяйской дочери разоблачал мошенника и в награду получал руку девушки. Нетрудно заметить, что именно на этой комедии основаны повесть Алексея Толстого «Граф Калиостро» и фильм Марка Захарова «Формула любви», по которым у нас долго судили не просто о Калиостро, но и вообще о приезжих итальянцах.

Письма Екатерины показывают, что против самого Калиостро она ничего не имела (и ни разу с ним не общалась), однако считала его тайным орудием то ли масонов, то ли иезуитов, которых одинаково опасалась. Поэтому в октябре 1779-го супругам Калиостро приказали «елико возможно поспешно» покинуть Петербург. Последним чудом магистра стало то, что он будто бы выехал из столицы одновременно через четыре заставы, о чём оставил записи в подорожных книгах, впрочем, и это ничем не подтверждается. Он уехал в Париж и принял участие в знаменитой афере с ожерельем, приблизившей Французскую революцию. Оттуда бежал в Италию, где был пойман инквизицией и заключён в замок Сан-Лео, в котором умер.

С ним закончилась эпоха великих авантюристов, и отныне из Италии в Россию приезжали люди умеренные и благоразумные. Хотя Джузеппе Гарибальди… Впрочем, это уже другая история.

Вадим ЭРЛИХМАН