«отечество нам царское село»

Если Пушкин — наше всё, то самому поэту пусть не всё, но очень многое дала его альма-матер — Царскосельский лицей. И не только ему — для всей России лицей стал маяком просвещения, колыбелью целого поколения образованных и свободомыслящих людей.

Как в Европе

Несмотря на все усилия власти и общества со времён Петра I, в начале XIX века дела с просвещением в России обстояли не слишком хорошо. Читать и писать умело всего 20% населения, и даже среди дворян имелись те, кто с трудом выводил на бумаге собственное имя. Во всей громадной империи насчитывалось 550 школ — меньше, чем в Германии, — и один университет, Московский, к которому в начале века добавилось ещё четыре. Это явилось заслугой императора Александра I и его советника, знаменитого реформатора Михаила Сперанского. Их стараниями было создано Министерство народного просвещения (в 1802 году) и принято положение, по которому в каждом городе и селе создавались школы, а в губернских центрах — гимназии.

Аристократы, по традиции, нанимали своим детям учителей-иностранцев или отправляли их учиться за рубеж. Однако в условиях, когда почти вся Европа под знамёнами Евросоюза, то есть наполеоновской империи, выступила против России, это стало считаться непатриотичным. Возникла нужда в собственном элитном училище для знати, дающем образование не хуже европейского. Пример решили взять с того же Наполеона, создавшего во Франции сеть лицеев — высших школ, где обучали не только гуманитарным, но и естественным наукам, причём за казённый счёт.

Правда, французский император велел принимать в свои лицеи людей «всякого звания», а русский —  исключительно дворян. Зато первый лицей он разрешил устроить в собственном дворце; точнее, в дворцовом комплексе Царское Село, где жила его прославленная бабка Екатерина II и где в Александровском дворце прошло его детство. Под лицей отдали четырёхэтажный флигель другого дворца — Екатерининского, в котором прежде жили дочери Павла I. Положение обязывало: лицеисты должны были расти под бдительным надзором власти.

Класс

Слово «лицей» произошло от рощи Аполлона Ликейского (Волчьего) в Афинах, где когда-то основал свою школу Аристотель. Обучение в афинском лицее стоило немалых денег, а вот в Царскосельском было бесплатным, правда, принимались в него лишь те дети от 10 до 12 лет, что показали «примерные успехи и прилежание». Им предстояло учиться шесть лет, получая фактически университетское образование. Первые три года лицеисты проходили программу старших классов гимназии: древние и современные языки, математику, историю, географию, Закон Божий. Далее шла программа университета: та же математика с основами физики, словесность и «нравственно-политические науки». Не были забыты и обязательные для дворян танцы, фехтование, верховая езда. Как и ученики Аристотеля — перипатетики, что значит «гуляющие», лицеисты должны были общаться с природой, прогуливаясь в обширных парках Царского Села. Воплощая античную максиму «в здоровом теле — здоровый дух», их учили гимнастике и плаванию, музыке и рисованию. Стоит сказать, что лицей стал первым в России учебным заведением, свободным от телесных наказаний.

Проект лицея составил тот же Михаил Сперанский. Он хотел вырастить в нём образованных чиновников, способных воплотить в жизнь его реформаторские проекты. Он же рекомендовал на пост директора Василия Малиновского — дипломата, переводчика, поклонника идей Жан-Жака Руссо и Иммануила Канта. Тот пригласил педагогов, в первую очередь молодых: правоведа  Александра Куницына, математика Якова Карцова, латиниста Николая Кошанского. Впрочем, были среди приглашённых и седые ветераны, к примеру, преподаватель французского Давид де Будри — родной брат революционера Марата, сменивший фамилию, чтобы не иметь с ним ничего общего. Он строже всех вёл себя с учениками и единственный мог заставить их заниматься. Другие слишком либеральничали и держались с ними, скорее, по-товарищески, особенно учитель русской словесности Александр Галич (в его честь позже взял псевдоним известный бард-диссидент). Пушкин, больше всех любивший его, в стихах обращался к нему «мой добрый Галич».

Однако главным любимцем лицеистов являлся 27-летний Александр Куницын, которому выпала честь произносить приветственную речь на открытии лицея 19 октября 1811 года. В знаменитом стихотворении, посвящённом этому событию, поэт писал:

Куницыну дар сердца и вина:

Он создал нас, он воспитал наш пламень;

Поставлен им краеугольный камень,

Им чистая лампада зажжена.

Как можно заметить, всё перечисленное — масонские термины, и это неслучайно: по упорным слухам, Куницын (как и Малиновский) принадлежал к «вольным каменщикам». В своей речи он прозрачно намекнул, что власть имущие, включая самого царя, должны соблюдать собственные законы и служить народу. Времена стояли либеральные, и эти слова не смутили Александра I и его близких, которые присутствовали на церемонии. Впрочем, недовольные нашлись и тогда: обер-прокурор Синода князь Александр Голицын назвал новорождённый лицей рассадником «французской заразы» —  вольнодумства. Позже, став министром народного просвещения, Голицын первым делом разгромил «рассадник», уволив многих преподавателей, в том числе и Куницына. Ещё раньше лицей лишился Малиновского, ненадолго пережившего любимую жену. После него директором стал видный педагог Егор Энгельгардт. Он и проводил первых выпускников, вручив им на память чугунные кольца — знак верной дружбы (после этого они долго называли себя «чугунниками»).

Среди первых 30 лицеистов были очень разные люди, которых объединяло одно: их родители вовремя подали прошения об устройстве их детей на учёбу. К огорчению Сперанского, богачи-аристократы не проявили особого интереса к новому учебному заведению; это уменьшало не только его престиж, но и финансовые возможности. В итоге большинство лицеистов оказалось сыновьями небогатых дворян, в том числе Александр Пушкин, сын псковского помещика средней руки. Почти половину их составляли немцы, поляки, французы: будущий сановник Модест Корф, будущий же секундант Пушкина на роковой дуэли Константин Данзас или Сильверий де Броглио, потомок французских герцогов, «последний в учении, но первый по шалостям». Всего одного человека, племянника министра финансов Константина Гурьева, исключили (будто бы за воровство у товарищей), прочие окончили лицей и в большинстве сделали неплохую карьеру. Хотя как сказать: самые известные сегодня — после Пушкина — лицеисты Иван Пущин и Вильгельм Кюхельбекер полжизни провели на каторге. Пропал «во глубине сибирских руд» и Алексей Илличевский, которого в лицее считали поэтом посильнее Пушкина.

Кому ж из нас под старость день Лицея

Торжествовать придётся одному?

— спрашивал Александр Сергеевич. Он не знал ещё, что это будет острослов и модник Александр Горчаков, многолетний министр иностранных дел России (он умер в 1883 году). Большинству лицеистов едва перевалило за пятьдесят, а миловидный лентяй Николай Ржевский умер в 17 лет — от «нервной горячки». Не только Пушкин — многие из них вспоминали лицей как лучшую страницу жизни и пытались воплотить в своей деятельности то, чему их там научили.

Илья Репин. Пушкин на лицейском экзамене

Вскоре после начала учёбы лицею вместе со всей Россией пришлось пережить Отечественную войну 1812 года. Конечно, военных действий в Царском Селе не велось, хотя общее смятение коснулось и его — занятия то и дело срывались, а обещанное финансирование задерживали. Лицеисты жили довольно скромно: в их комнатках размером 2 на 4 метра помещались узкая железная кровать, комод, стул и умывальник. Для стола места уже не хватало, поэтому уроки делали стоя, за конторкой. «Дядька» будил учеников в шесть утра, а в семь начинались занятия. В девять — лёгкий завтрак и прогулка, потом снова занятия. В полдень — новая прогулка и обед из трёх блюд, список которых вывешивался в столовой. Меню одного из дней: суп из перловой крупы с телятиной, жаркое из цыплёнка и яйца всмятку. После обеда занятия продолжались ещё три часа, затем второй раз гуляли, занимались гимнастикой, а в ненастную погоду рисовали или музицировали под надзором педагогов. Учились не больше семи часов ежедневно, за чем следило руководство. Заболевших отправляли в больницу, к доктору Францу Пешелю. Туда стремились многие, в том числе и потому, что врач «для укрепления» наливал юным пациентам полстакана красного вина в день. В остальном алкоголь в лицее строго запрещался: известная попытка Пушкина и его друзей распить самостоятельно сваренный ими «гогель-могель» едва не кончилась исключением.

Учёба не ограничивалась занятиями: педагоги поощряли чтение любой, пусть и идейно сомнительной литературы. Модест Корф вспоминал: «Мы мало учились в классах, но много в чтении и в беседе при беспрестанном трении умов». Кроме небольшой поначалу лицейской библиотеки ученики брали книги у педагогов, выписывали их из Петербурга и даже из-за границы. Знакомство с литературой было и личным: в лицей приезжали Гаврила Державин, Василий Жуковский, Константин Батюшков и другие модные писатели, в том числе дядя Пушкина Василий. Все знают про памятный визит Гаврилы Державина на экзамены в 1815 году. Приехав, глуховатый поэт громко спросил у лакея, где здесь нужник, а потом расхвалил читавшему ему стихи Пушкина, объявив его своим «победителем-учеником».

Стихотворство в лицее поощрялось: профессор словесности Кошанский на уроках предлагал всем написать стихи на заданную тему. Собираясь в своих комнатках-кельях, лицеисты рассказывали всякие истории, читали свои и чужие стихи, спорили и шутили. Возник обычай записывать рассказанное, сочинялись рукописные журналы, а с 1814 года произведения учеников стали появляться в печати, правда, под псевдонимами. Первое стихотворение Пушкина «К другу-стихотворцу» было опубликовано в «Вестнике Европы» за этот год с подписью-анаграммой «Н.К.Ш.П». На лицейские стихи его вдохновляло не только прочитанное, но и увиденное — отношения с товарищами и педагогами, не всегда ровные. Пущин в своих записках отмечал: «Пушкин с самого начала был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии. Он иногда неуместными шутками, неловкими колкостями ставил себя в затруднительное положение, не умел потом из него выйти… Исковерканный домашним воспитанием… он был, конечно, тяжёлым человеком и для других, и для себя».

И всё же поэт сохранил о лицее самые светлые воспоминания — ещё и потому, что здесь испытал первую любовь. Это была фрейлина Екатерина Бакунина, часто навещавшая брата-лицеиста. Пушкин посвящал ей стихи, хотя ухаживал и за другими: юной графиней Натальей Кочубей, вдовой-француженкой Марией Смит, крепостной актрисой Натальей… Нередко влюблённый юноша самовольно покидал лицей, что запрещалось правилами, и получал за это взыскания. Впрочем, на результате это не сказалось — в июне 1817 года все лицеисты получили свидетельства об окончании учёбы и отправились в самостоятельное плавание по жизни. А их альма-матер продолжила работу — её окончило ещё немало выдающихся людей, включая писателя Михаила Салтыкова-Щедрина. Однако времена изменились, особенно после восстания декабристов, в котором приняло участие несколько выпускников лицея. Новый царь Николай I, посетив «рассадник вольнодумства», остался недоволен. Для начала он приказал закрыть пансион при лицее, а в 1831 году всё обучение там перевели на военный лад.

После этого слава учебного заведения померкла, а в 1843 году лицей переехал в Петербург, получив имя Александровского. В опустевшем царскосельском здании поселились отставные сановники. После революции Александровский лицей закрыли, зато дворцовый комплекс в Царском Селе (переименованном в Детское Село, а потом в Пушкин) превратили в музей. Возродившись после разрушений времён войны, бывший лицей стал составной частью Государственного музея Пушкина. Здесь восстановлены интерьеры пушкинской поры, и сотни тысяч посещающих музей туристов могут лично оценить правдивость строк поэта:

Куда бы нас ни бросила судьбина,

И счастье куда б ни повело,

Всё те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село.

Вадим Эрлихман