Война и мир княгини шаховской

В минувшем году исполнилось 110 лет со дня рождения талантливой писательницы и журналистки, кавалера ордена Почётного легиона, дважды лауреата Французской академии, русской эмигрантки, княгини Зинаиды Шаховской. В годы Второй мировой войны она спасала раненых в госпиталях Франции, распространяла листовки Сопротивления, под бомбёжками передавала срочные новости в Лондоне. Она одной из первых открыла Европе страшную правду о лагере Дахау и описала исторический момент суда над нацизмом. Шаховская покинула Россию ещё подростком, но всю жизнь хранила её в своей памяти и верила в скорую встречу

Зинаида Алексеевна происходила из старинного русского рода Шаховских, которые вели свою историю от Рюрика. Однако, несмотря на такое знатное происхождение, в семье самой Зинаиды всегда была в почёте скромность. «Одно из первых правил, которым нас учили, заключалось в том, что хорошо воспитанные люди не должны выставлять напоказ ни свое богатство, ни свои титулы и звания», — писала она. Родители Зинаиды всегда по-отечески относились к крестьянам, трудившимся на их земле — в деревне Матово Тульской губернии. «Крестьяне жили в нищете и невежестве, но мы понимали, что это люди с умом, сердцем, совестью, душой», — вспоминала она. И, когда в 1917 году в деревню пришли комиссары, матовские крестьяне не выдали своего барина и его семью.

Она  была подростком, когда на её глазах, как огромный корабль, перевернулась целая  страна, раскидав по океану жизни своих пассажиров. На пути из Петербурга в Новороссийск она видела все ужасы Гражданской войны.

В 1920 году четырнадцатилетняя княжна вместе с матерью и сёстрами отправилась в долгие скитания. Турция — переполненный людьми корабль в бухте, с которого беженцам не дают сойти на берег, антисанитария и болезни, нищета… Бельгия — бесконечные метания матери в поисках работы и пропитания, учёба Зинаиды в американском колледже («моя Вавилонская башня», как называла его юная Шаховская: вместе с ней учились девочки, говорившие на самых разных языках). И, наконец, Франция, куда  Зинаида отправляется, для того чтобы перестать быть обузой для матери и вступить во взрослую жизнь.

Вначале парижская жизнь оказалась не такой лёгкой и привлекательной

В первое время и без того скромные капиталы Зинаиды утекали как песок сквозь пальцы. Заикающейся, плохо одетой, выглядящей в свои 19 ещё совсем подростком, ей приходилось сталкиваться и с обманом, и с насмешками… Но мир не без добрых людей. Она снимает крохотную комнатку в мансарде на бульваре Монпарнас. И порой в кармане ни су, чтобы купить даже один рогалик на завтрак в кафе, но парень за барной стойкой толкает в её сторону бутерброд, не прося денег.

В Париже она училась в Практической школе социальной службы. После занятий проходила практику в детских приютах. Потом бежала в диспансер госпиталя Святого Антуана, где перевязывала и промывала раны бездомным. А ещё надо было успеть на курсы по праву и экономике. Так складывался её парижский день.

А вечером уже ставший родным бульвар Монпарнас подогревал её любопытство манящими огнями кафе «Дом» и «Ротонда», и она отправлялась с кем-нибудь из русских друзей посмотреть на таинственного художника Леонара Фужиту, «всегда грязного» Хаима Сутина, «длинного» Ивана Пуни и целую вереницу их натурщиц, похожих на древних египтянок. Здесь пахло вином, а глаза посетителей блестели каким-то нездоровым блеском.

Хотя особенно дороги были вечера на бульваре Распай, где Зинаида встречалась с «маленькой русской империей без границ»: писателями Александром Куприным с его «татарскими раскосыми глазами» («после первого стакана он погружается в дремотную невозмутимость Будды»), Михаилом Осоргиным с его невероятными воспоминаниями о революционных днях, Алексеем Ремизовым, похожим на фавна из-за своей странной причёски, «порывистой дикаркой» Мариной Цветаевой и необычайно умным и проницательным Иваном Буниным.

В эти годы она всерьёз занялась журналистикой и помогала брату издавать русскоязычный журнал «Благонамеренный»

В 1926 году Шаховская стала женой Святослава Малевского-Малевича, тоже эмигранта из России, активного участника движения евразийцев. Вместе с мужем она на несколько лет уехала в Конго, где Святослав работал агентом бельгийской фирмы.

В 1934 году чета Малевских-Малевич перестала быть беженцами: они получили бельгийское гражданство. Зинаида стала корреспондентом бельгийского еженедельника «Ле Суар Иллюстре». Наконец-то она, всегда жаждавшая приключений и живой активной жизни, нашла своё дело: интервью, репортажи, заграничные командировки. Первая поездка — в Польшу, Латвию, Литву и Эстонию. Особенно в Эстонии так сильно щемило сердце от ощущения близости родины: совсем недалеко древний Псков. Но за той чертой, которую ей не дозволено перейти. Эта черта — советская граница.

«Меня не устраивала роль немого свидетеля, удобно устроившегося в кресле зрителя, перед которым разыгрывается трагедия. В те черные годы я предпочла подняться на сцену…» — напишет Зинаида Шаховская, вспоминая начало Второй мировой войны. В отличие от немалого числа эмигрантов она не питала иллюзий относительно Гитлера. В мае 1940 года Бельгия, поначалу сохранявшая нейтралитет, опустила голову перед немецкими войсками, однако Зинаида сдаваться не желала. «Боюсь, вы поставили не на ту лошадку», — сказал ей однажды знакомый. Но через 6 лет история покажет, чья «лошадка» сядет на скамью подсудимых в Нюрнберге…

Её муж Святослав вступает в добровольческую гвардию, Зинаида обивает пороги Красного Креста и всё-таки добивается направления санитаркой в госпиталь во Францию.

Военный госпиталь под Парижем время от времени содрогается от разрыва бомб. Здесь работали не покладая рук. «Для нас непрерывная вереница поступающих в госпиталь и была той битвой за Париж, которая не состоялась», — вспоминала Шаховская. Однажды, в июньский день, в госпиталь поступил приказ: оставить раненых, а медперсоналу эвакуироваться. Зинаида вместе со старой медсестрой и ещё несколькими санитарами наотрез отказалась бросать больных. Тем временем главврач и капеллан, толкаясь, брали штурмом отъезжающие автомобили. Напрасно Зинаида пыталась их остановить, взывая к совести… Как выяснится потом, главврач не доехал до Парижа: прямо в машине он пустил себе пулю в висок…

Позже пришло известие: Франция оккупирована, немцы в столице. По приказу оккупационных властей  госпиталь расформировали для передачи здания немецким военным. Пациентов отправили по разным парижским больницам.

Зинаида увидела Париж словно замершим в растерянности. Горожане выстраивались в гигантские очереди за спичками и сахаром, привыкали к похлёбке из брюквы вместо мяса. После голодного революционного детства Зинаиду это нисколько не пугало. Гораздо опаснее гестаповцев становились простые соседи: желая быть у немцев на хорошем счету (или просто от зависти), они доносили в гестапо на тех, кто тайком слушал Би-би-си, на тех, чьи родственники воевали в Сопротивлении, даже на тех, кто просто не выказывал бурного восхищения оккупантами.

На улице появились вывески «только для арийцев». Обыватели легко подхватывали этот насаждаемый дремучий антисемитизм. Однажды Зинаида не побоялась заступиться на улице за старого полковника, героя битвы при Вердене. Увешанного орденами старика грязно оскорбляли прохожие за его еврейское происхождение…

18 июня 1940 года де Голль по радио призвал французов сражаться. В сердце Зинаиды появилась надежда. Она вступает в Сопротивление, и ей доверяют не сложное,  хотя довольно рискованное дело — она распространяет по Парижу антинацистские листовки.

Когда 22 июня 1941 года Германия напала на СССР, по всей оккупированной Франции начались массовые аресты русских эмигрантов. Бельгийское подданство спасло Зинаиде жизнь. Однако ей было ужасно больно за судьбу соотечественников, и она даже заявлялась в гестапо, пытаясь доказать, что тоже русская, но её отказались арестовывать.

Тем временем её супруг Святослав уже давно сражался в добровольческих частях в Великобритании. Зинаида уезжает в Лондон, где получает работу в Международном французском информационном агентстве на Флит-стрит.  За время работы Шаховская ни разу не спустилась в бомбоубежище. Она всегда оставалась на рабочем месте, ведь могла поступить срочная информация. Самым страшным воспоминанием в её памяти остались гигантские «дудлы» — беспилотные самолёты-снаряды V-1, летавшие по городу.

В мае 1945-го освобождённая Европа ликовала. Увы, для Зинаиды это была радость, смешанная с горькой печалью: вернувшись в это время в Бельгию, она узнала о гибели в концлагерях и застенках гестапо многих друзей из Сопротивления…

После окончания войны Шаховская, теперь уже корреспондент бельгийской газеты «Котидьен», отправилась в командировку в Германию. В Берлине она своими глазами видела руины рейхсканцелярии, пустой бункер Адольфа Гитлера. «Здесь разыгрался последний акт трагедии, были видны следы абсурдных действий ее режиссера, предвидевшего все, кроме развязки», — писала она.

Её не интересовали интервью с политическими знаменитостями, равно как и местные скандалы

Её интересовали судьбы солдат и офицеров, учителей, врачей и мелких служащих… Она встречает бывших лагерных военнопленных, напоминающих живых скелетов, и записывает их воспоминания. Она видит на скамьях подсудимых тех, кто ещё вчера отдавал приказы и брал города. Теперь они глупо пытались оправдаться перед грозным судом истории…

Журналистов нередко приглашали на публичные казни, но Шаховская категорически отказывалась: она повидала уже слишком много смерти. А любование казнью безоружных людей считала уделом чудовищ.

Зинаида Алексеевна оказалась и в числе первых журналистов, поведавших миру правду о страшном лагере Дахау, о чудовищных экспериментах над узниками. Абажурах и чемоданах из человеческой кожи, стенах, расцарапанных жертвами газовых камер, и многом другом. Её репортаж из Дахау открыл глаза всем тем, кто в годы оккупации видел в нацистах гарантию спокойствия и порядка. Тем, кто кидал камни в евреев, сдавал в гестапо маки или просто был равнодушен…

В последующие годы Зинаида Шаховская работала в Международной федерации киноархивов, затем в главной редакции Радио Франс. В 1968–1978 годах была главным редактором русскоязычной газеты «Русская мысль». Под псевдонимом Зинаида Сарана написала множество книг на французском и русском языках. Все невероятные повороты судьбы, удивительные встречи и исторические события она описала в своих мемуарах под названием «Таков мой век».

Огромная часть русской эмиграции первой волны жила с мечтой увидеть Россию снова хоть на одну секунду. С этой мечтой, так и не сбывшейся, уходила в мир иной...  Зинаиде Шаховской посчастливилось приехать в СССР вместе с мужем (после войны Святослав стал дипломатом) и даже прожить в Москве несколько лет. Однажды тёмным зимним вечером 1956 года она долго стояла на ступенях дома в Сивцевом Вражке, но так и не решилась позвонить в дверь. Да и зачем? Не зря говорят: никогда не возвращайся в те места, где когда-то был счастлив. В этом доме живут совсем другие люди. От когда-то родных стен веет холодом и тленом. Вокруг совсем другая страна. Это уже совсем другая история… И эту страну, и эту историю она описала в своей книге «Моя жизнь в СССР». Книгу перевели на многие языки, а Шарль де Голль в письме Шаховской отметил: «Ваша Россия есть то, что она есть, была тем, чем она была, будет тем, чем она будет. Во что бы ее ни "одевали", ничто не может переменить ее сущность... очень большого, очень дорогого, очень человечного народа нашей общей земли».

Она не дожила совсем немного до 100-летия. Зинаиды Шаховской не стало в 2001 году, и она обрела последний покой на знаменитом русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Татьяна КУТАРЕНКОВА