Первые открытия русских археологов

Сегодня, в День археолога, мы предлагаем вспомнить о первых русских открытиях в этой области. Богатейшая доисторическая и древняя история земель, постепенно входивших в состав Российской империи, не могла не оставить после себя множества материальных памятников. Скифские и греческие — в Причерноморье и Крыму, варяжские и древнерусские — на Смоленщине и в Белоруссии, палеолитические — в Черноземье и Приазовье… Но до тех пор, пока археология в России не оформилась как серьёзная наука, она фактически сводилась к кладоискательству и раскопкам курганов. Ведь именно курганы, возвышающиеся над местностью, неизменно влекли к себе взгляды путешествующих, а рассказы о сказочных кладах, вынутых из-под земли, заставляли пускаться в путь охотников за сокровищами, которые очень быстро сообразили, что лучший результат приносит охота на древние могилы. И лишь в последней трети XIX века археология начала приобретать те черты, которые присущи ей теперь, и занялась поисками древностей не ради богатства, а ради восстановления истории российских земель. Тем не менее в дореволюционной России совершено достаточное число археологических открытий, оказавших серьёзное влияние на мировую историческую науку. О пяти из них и рассказывает сегодня «Историк».

1. Мельгуновский клад

Место обнаружения: близ крепости Святой Елисаветы, Херсонская губерния

Дата обнаружения: 1763 год

Кто обнаружил: главнокомандующий Новосербским корпусом генерал-поручик Алексей Мельгунов

Находку Мельгуновского клада и исследование Мельгуновского (Литого) кургана можно считать не просто одним из самых значимых открытий в дореволюционной археологии России, но и фактически первыми научно-организованными раскопками в нашей стране. Соревноваться с ними в давности могут разве что находки костей мамонтов в окрестностях Воронежа (см. ниже «Костёнковские стоянки»), однако там серьёзной научной работы не велось вплоть до последней трети XIX века. А Литой курган был вскрыт, исследован и описан в 1763 году хоть и под руководством совершенно военного человека — главнокомандующего Новосербским корпусом Алексея Мельгунова, но по всем тогдашним правилам археологической науки.

Примечательна сама фигура Алексея Мельгунова, которого с достаточным основанием можно считать основоположником если не всей российской, то как минимум южнорусской полевой археологии. Выпускник кадетского корпуса, сделавший блестящую военную карьеру, он во время дворцового переворота 1762 года остался верен императору Павлу, за что попал в опалу у Екатерины II, впрочем, краткую. Быстро поняв, что Мельгунов верен прежде всего России и лишь потом её императору, Екатерина Великая нашла ему применение, отправив командовать войсками в Новую Сербию — военно-административную единицу Российской империи в северо-западной части Запорожья. Сюда с 1751 года переселялись выходцы из Сербии, Молдавии, Черногории, Валахии, Македонии и других балканских регионов. Назначение генерал-поручика совпало с большим расследованием злоупотреблений в Новой Сербии, и пост стал фактически его проверкой на верность, которую он выдержал с честью.

При этом Алексей Мельгунов был не только блестящим военным, а ещё и весьма образованным человеком: инициатор издания первого частного еженедельника в России, завзятый театрал, любитель истории. Прослышав о якобы наполненных золотом курганах в окрестностях крепости Святой Елисаветы, он взялся за раскопки одного из самых крупных — Литого. По одним данным, делал он это на свой страх и риск, желая добыть лишнее подтверждение верности трону (что более вероятно), по другим, получил на то специальное указание от Екатерины II (что менее вероятно). Однако результат превзошёл все самые смелые ожидания. Генералу Мельгунову удалось найти захоронение одного из скифских царей — во времена, когда и само слово «скифы» было, скорее, легендой.

Литой курган стал первым памятником скифской археологической культуры, исследованным на территории Восточной Европы. Самая яркая находка Мельгуновского клада — меч-акинак с золотой обкладкой ножен, украшенной изображениями держащих луки со стрелами фантастических существ в смешанном урарто-скифском стиле. Это монстры с туловищем то быка, то хищника, с хвостом в виде скорпиона, с головой то барана, то льва, то человека, то орла и с крыльями в виде рыбы со звериной головой. Кроме того, в том же кургане были найдены золотая диадема, золотые пластинки с изображениями обезьян и ибисов, 17 массивных фигурок птиц с распущенными крыльями, бронзовая застёжка с головками львов на концах и серебряные ножки от трона урартской работы. По мнению учёных, курган насыпали над местом, где был погребён богатый воин-вождь, который мог участвовать в скифских походах в Переднюю Азию.

Увы, несмотря на всю научность подхода экспедиции Алексея Мельгунова, никаких подробных описаний самого кургана не сохранилось. Видимо, исследователи просто не придали этому значения. До наших дней дошли только сведения о том, что курган имел высоту в 10,5 м, а все основные находки сделаны в его западной части на глубине почти два метра в камере, обложенной каменными плитами. Сам же Мельгуновский клад организатор экспедиции преподнёс императрице, которая отправила его в Кунсткамеру. Оттуда позднее он попал в Эрмитаж, где и экспонируется по сей день.

2. Старо-Рязанский клад, или Рязанские бармы

Место обнаружения: село Старая Рязань

Дата обнаружения: 6 июня 1822 года

Кто обнаружил: крестьяне Устин Ефимов, Моисей Ефимов и Яков Петров

Первый из так называемых старорязанских кладов, которые и по сей день продолжают находить в самом старинном русском городе и его ближайших окрестностях, оказался и самым богатым. Отряжённые на ремонт дороги вблизи городских валов крестьяне Ефимовы и Петров из села Старая Рязань почти два века назад нашли драгоценности общим весом около двух фунтов, то есть порядка 2,5 кг, и всего два предмета из найденных — яшмовые крестики — не были сделаны из золота. Все остальные предметы оказались золотыми или на золотой основе: тяжёлые княжеские бармы (широкое оплечье сложной составной формы, часть парадного одеяния), браслеты, наручи, перстни, нашивавшиеся на одежду украшения-бляшки, подвески-образки, нательные кресты… Всего в первом старорязанском кладе насчитывалось 45 предметов, которые шестью веками ранее сложили в кожаную суму (её остатки крестьяне тоже обнаружили) и зарыли у стен тогдашнего Спасского собора. Судя по всему, сделали это приближённые последнего рязанского князя того времени — Игоря Юрьевича — перед падением Рязани под натиском войска хана Батыя.

Уникальные находки крестьяне не стали утаивать, а отдали своему хозяину — помещику Шестакову, незадолго до того получившему дворянство за гражданскую службу. Тот передал клад рязанскому губернатору князю Алексею Лобанову-Ростовскому, который, в свою очередь, передал небывалую древность состоявшему в свите императора «для особых поручений» генерал-адъютанту Александру Балашову, являвшемуся в то время генерал-губернатором Рязанского округа (включавшего Воронежскую, Орловскую, Рязанскую, Тамбовскую и Тульскую губернии). Тот, будучи просвещённым человеком и особой, приближённой к императору Александру I, лично сообщил о находке самодержцу. А Александр распорядился отправить золотые украшения на хранение в коллекцию Эрмитажа, нашедшим же их крестьянам — выплатить колоссальную по тем временам сумму в 10 000 рублей.

Сегодня все эти находки можно увидеть в Оружейной палате Московского Кремля. Самые ценные из них — бармы, которые долгое время считались сделанными в Киеве или даже в Византии и оттуда были привезены в Рязань. Хотя позднее исследования доказали, что уникальные бармы изготовлены в Рязани в нач. XII века. Сделанные в технике перегородчатой эмали и скани святые в центре барм — это мученики-страстотерпцы святые благоверные князья Борис и Глеб, традиционно почитаемые как покровители Рязани.

3. Большая Близница

Место обнаружения: деревня Стеблиевская, Таманский полуостров

Дата обнаружения: 1864 год

Кто обнаружил: археологи Иван Забелин и Александр Люценко

О том, что на территории бывшей древнегреческой колонии Фанагория можно найти уникальные древности, было известно как минимум с первой четверти XIX века — с тех пор, как русские солдаты раскопали один из курганов. Но до 1860-х годов раскопки там велись бессистемно, а то и варварски. И лишь после того, как в 1859 году младшим членом Императорской археологической комиссии стал знаменитый к тому времени историк Иван Забелин, которому и поручили раскопки скифских курганов в Екатеринославской губернии и на Таманском полуострове, курганы начали не разворовывать, а исследовать. И одним из первых крупных открытий стал курган Большая Близница, вскрытый в 1864 году. В этой работе Ивану Забелину помогал другой знаменитый археолог того времени — Александр Люценко, уже успевший сменить карьеру военного путейца и звание полковника на пост директора Керченского музея древностей и прославившийся открытием Александропольского кургана (он же Луговая могила), явившего миру скифские древности.

Курган высотой 15 м и длиной окружности 340 м оказался местом нескольких погребений второй пол. IV века до н.э. Все похороненные в Большой Близнице — а это как минимум три женщины и один мужчина, — как постепенно выяснили учёные, скорее всего, являлись представителями одной и той же жреческой фамилии, имевшей отношение к знати Боспорского царства. По национальности погребённые были синдами — представителями одного из меотских племён, обитавших на Тамани и в Северном Причерноморье с нач. первого тысячелетия до н.э. и как раз к нач. IV века до н.э. почти полностью эллинизировавшихся. Самым богатым оказалось одно из женских захоронений, где в резном деревянном саркофаге покоилась жрица Деметры (богини плодородия и земледелия), одежду которой украшали две тысячи рельефных золотых бляшек. В другом саркофаге покоился воин с дорогим вооружением и доспехами, а потолок третьего склепа был покрыт многоцветной росписью: на нём была изображена голова Деметры.

После Ивана Забелина и Александра Люценко, которые провели первые раскопки Большой Близницы в 1864 году, и самого Люценко, работавшего здесь позднее, в 1865–1868 годах, в 1883 году исследования продолжил Степан Веребрюсов, а в 1884 и 1885 годах — Фёдор Гросс. Все артефакты, которые только можно было извлечь из кургана, извлекли и отправили в Государственный Эрмитаж, где многие из них и сейчас можно увидеть в экспозиции. А остатки кургана под воздействием дождей и ветра постепенно расплылись, и сегодня мало кто сможет опознать в загадочных валах на Тамани место одного из самых значительных археологических открытий дореволюционной России.

4. Гнёздовские курганы

Место обнаружения: село Гнёздово Смоленской губернии

Дата обнаружения: 1867 год

Кто обнаружил: дорожные рабочие

История открытия Гнёздовских курганов-могильников и городища во многом напоминает историю открытия старорязанских кладов. Здесь тоже всё начиналось с дорожных работ по прокладке Орловско-Витебской железной дороги. Правда, первый клад, найденный дорожными рабочими под селом Гнёздовом в 1867 году, был не золотым, а серебряным, зато относился к временам более ранним. Уже через несколько лет археологи выяснили, что поднятые из земли серебряные украшения явно принадлежат варяжским, то есть клад датируется X веком.

Через три года так же случайно нашли ещё два клада, и лишь в 1874 году Гнёздовскими курганами всерьёз заинтересовались учёные-археологи. Первым в соответствии с научным подходом к делу раскопал четырнадцать курганов член-корреспондент Московского (позднее — Императорского) археологического общества Михаил Кусцинский, посвятивший всю свою жизнь исследованиям истории Витебщины и Смоленщины. Фактически именно он первым установил, что случайные находки рабочих — всего лишь часть колоссальных залежей артефактов, в буквальном смысле похороненных в земле вместе со своими прежними хозяевами. Гнёздовские курганы оказались огромным некрополем.

Сделанные Михаилом Кусцинским находки, неоспоримо свидетельствовавшие о присутствии в окрестностях будущего Смоленска представителей скандинавской культуры, привлекли к Гнёздову внимание других археологов. Впервые археологическую экспедицию к Гнёздовским курганам организовал и возглавил в 1881 году Владимир Сизов — учёный, первым установивший славянскую могильную культуру, которая оказалась чрезвычайно схожей со скандинавской. Он руководил исследованиями в этом районе вплоть до 1901 года, а найденные его экспедициями артефакты пополняли фонды Исторического музея в Москве. Именно Владимир Сизов первым из коллег-археологов сделал выводы об этнической принадлежности Гнёздова в IX–XI веках, его хронологии и той роли, которое это городище сыграло в истории Древней Руси.

В дальнейшем в исследованиях Гнёздовских курганных полей отметились практически все крупные российские и советские археологи ХХ века, начиная с Василия Городцова и заканчивая Даниилом Авдусиным. Последние двадцать лет раскопками в Гнёздове занимается совместная экспедиция МГУ и Государственного исторического музея. Само же место раскопок с 2011 года превратилось в Историко-археологический и природный музей-заповедник «Гнёздово». Все открытия, сделанные за полтора века исследований тут, неоспоримо доказывают, что в X — нач. XI века в Гнёздове располагался большой по тем временам древнерусский раннегородской центр, тесно связанный своей историей с путём «из варяг в греки».

5. Костёнковские стоянки

Место обнаружения: село Костёнки Воронежской губернии

Дата обнаружения: 28 июня 1879 года

Кто обнаружил: русский зоолог, антрополог и этнограф Иван Поляков

Впервые о том, что в окрестностях города Костёнска — будущего села Костёнки — под Воронежем можно обнаружить редкостные древности, заговорили ещё в 1696 году, когда об исполинских костях прослышал император Пётр I, прибывший на Дон строить первые корабли русского флота. По слухам, и само название города происходило от того, что на том месте всё время находили гигантские кости неведомых зверей. Семь лет спустя о том, что «в местности, в которой мы были, к великому удивлению нашему, нашли мы много слоновых зубов, из которых я сохранил один у себя, ради любопытства, но не могу понять, каким образом зубы эти могли попасть сюда», написал в своих записках «Путешествие через Московию в Персию и Индию» голландец Корнелис де Брюйн, сопровождавший Петра Алексеевича в том путешествии. Сам русский царь, как писал де Брюйн, «рассказывал нам, что Александр Великий, проходя этой рекой, как уверяют некоторые историки, доходил до небольшого городка Костенка, находящегося верстах в восьми отсюда, и что очень могло быть, что в то самое время пало тут несколько слонов, остатки которых и находятся здесь еще и поныне». Однако действительность оказалась куда более интересной, чем самые смелые догадки царя-реформатора, который потребовал искать под Воронежем «великих костей как человеческих, так и слоновых и всяких других необыкновенных».

Первым серьёзные научные изыскания под бывшим городом Костёнском, ставшим к тому времени селом Костёнки, провёл замечательный русский учёный Иван Поляков. Сын казака и бурятки, выучившийся грамоте у казачьего урядника и сдавший экзамены за гимназию экстерном, он окончил естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета и прославился многими научными работами. При этом наибольшую славу ему принесло открытие палеолитической стоянки, носящей сегодня имя «Костёнки-1». Причём успех способствовал ему с самого начала исследований: буквально из первого же заложенного шурфа извлекли кремнёвые орудия труда, наконечники копий и другие предметы, неоспоримо свидетельствовавшие, что на этом месте десятки тыс. лет назад жили люди. Именно они и собрали под Костёнками то множество костей мамонтов, которое Пётр I считал останками слонов Александра Великого.

Периодически исследования в Костёнках велись всю последнюю треть XIX века и в нач. ХХ, но всерьёз за раскопки в этих местах взялись только после 1920-х. К настоящему времени в Костёнках вскрыто свыше 60 стоянок, которые учёные относят к верхнему палеолиту — от 37 до 18 тыс. лет назад. Вся территория исследований, а это около 10 кв. км, взята под охрану, и на ней организован Государственный археологический музей-заповедник «Костёнки».

Антон ТРОФИМОВ