«Есть установка весело встретить Новый год»

65 лет назад на экраны вихрем ворвалась «Карнавальная ночь». С этого фильма, по сути, и началась самая романтичная новогодняя традиция, пережившая страну, в которой она родилась. 

«Я сюда попал или не сюда?»

Больше всего на свете Элик Рязанов любил читать. К восьмому классу он твёрдо решил стать писателем, чтобы доставлять такую же радость другим. Серьёзно настроенный юноша понимал, что писатель должен знать жизнь, и решил, что лучшей школой для него станет море. После девятого класса он за три недели сдал экстерном экзамены за десятый. Одиннадцать предметов, на подготовку к каждому — всего один день. Получивший двойку немедленно сходил с дистанции — пересдача исключалась. По всем гуманитарным предметам Рязанов получил пятёрки, по математике и естественным дисциплинам — четвёрки, физику вытянул на тройку. Последней была органическая химия, в которой молодой человек за сутки разобраться не сумел — слишком уж она отличалась от органической, которую проходили в девятом классе. Элик вышел к доске и не смог произнести ни слова. Добросердечные педагоги, увидев в ведомости приличные оценки, «резать» его не стали.

Получив заветный аттестат, Рязанов отправил документы в Одесское мореходное училище. Время шло, а ответа всё не было. Терять с таким трудом добытый год было ужасно обидно. Его товарищ по экзаменационному конкурсу ехал во ВГИК сдавать документы на экономический факультет и за компанию прихватил с собой Эльдара, который на тот момент понятия не имел о том, что существует вуз, где учат снимать кино. Организация кинопроизводства юношу не увлекла. Для поступления на актёрский нужно было читать стихи и прозу, на операторский представить фотоработы, а на художественный — живопись и графику. Рязанов никогда не участвовал в самодеятельности, не умел ни рисовать, ни фотографировать. Оставался факультет кинорежиссуры. Там требовалось представить свои сочинения, а у Элика имелась заветная тетрадка со стихами. Худо-бедно все испытания Рязанов выдержал, и его зачислили на курс к Григорию Козинцеву. Условно. Будущему мэтру отечественного кино в ту пору ещё не было семнадцати.

На последнем курсе мудрые наставники посоветовали Эльдару Рязанову идти в документалистику — игровых фильмов в сталинские времена снималось мало, выдающиеся мастера могли годами ждать следующей картины, а новичкам чуть ли не до седин приходилось бегать в ассистентах. Работа в документальном кино с лихвой компенсировала мечты о путешествиях и приключениях, и Рязанов, вероятно, служил бы ему верой и правдой и дальше. Если бы не необходимость неукоснительно следовать жёстким стандартам отображения на экране советской действительности. Мыслить раз и навсегда установленными штампами молодой режиссёр не хотел. И, когда вскоре после смерти Иосифа Сталина было принято решение увеличить производство художественных фильмов, он рванул в неизведанное.

«Бабу-ягу со стороны брать не будем»

Первая самостоятельная работа Эльдара Рязанова оказалась на стыке документального и игрового кино — фильм-ревю о художественной самодеятельности ремесленных училищ «Весенние голоса». Экзамен на профпригодность в художественном кинематографе был сдан на твёрдую четвёрку, и режиссёра зачислили в штат «Мосфильма».

Главной студией страны руководил тогда Иван Пырьев. Замечательный режиссёр, отдавший должное комедийному жанру — «Свинарка и пастух», «Богатая невеста», «Трактористы», «В шесть часов вечера после войны», он каждому новоприбывшему предлагал снять кинокомедию. Рязанов, не собиравшийся становиться комедиографом, отказать начальству не смог — боялся с ходу получить волчий билет. А у Пырьева уже был наготове авторский дуэт — известный писатель-сатирик Владимир Поляков и Борис Ласкин, по сценарию которого Рязанов только что снял фильм «Весенние голоса». Новая картина тоже предполагалась в жанре ревю, но талантливую самодеятельность, пышно расцветающую под кровом некоего передового дома культуры, предстояло изображать профессиональным артистам.

Пырьев обладал редким для руководителя даром распознавать одарённость в других. Он угадал в ничего ещё не умеющем режиссёре комедийный талант и принялся интенсивно его взращивать, несмотря на активное сопротивление талантообладателя. Рязанов пытался отказаться от картины четыре раза — на стадии написания сценария, на этапе запуска в производство и ещё дважды во время съёмок. Всё было тщетно. По распоряжению Ивана Александровича в съёмочную группу были назначены профессионалы экстракласса, способные своим опытом поддержать дебютанта.

И вот эти зубры, сообразив, что руководить ими будет желторотый птенец, тут же принялись учить несмышлёныша, как снимать настоящее кино. Каждый стремился донести до молодого режиссёра своё видение фильма, естественно, абсолютно не совпадавшее с его собственным. Рязанов очень быстро понял, что обратить подчинённых в свою веру у него силёнок не хватит, и принял единственно правильное решение — всех выслушивать, не возражать, но делать по-своему.  

Впрочем, одними советами дело на первых порах не ограничивалось. Однажды главный оператор фильма Аркадий Кольцатый, на счету которого к тому времени было уже без малого три десятка картин, вздумал «подменить» новичка-режиссёра. Эльдар Александрович, отрепетировав сцену, собирался дать команду «Мотор!», но его срочно вызвали к Пырьеву — директор студии хотел обсудить уже отснятый материал. Ивану Александровичу он понравился. Вдохновлённый его тёплыми словами режиссёр вернулся в павильон, где в его отсутствие оператор снимал только что отрепетированную сцену.

Даже спустя много лет Эльдар Александрович с болью вспоминал этот эпизод: «Съёмка проходила без меня! Это была неслыханная бестактность со стороны Аркадия Николаевича. Только бесцеремонное, пренебрежительное отношение к молодому постановщику могло толкнуть его на подобный поступок. Оператор не имел никакого права снимать в моё отсутствие. Лишь если бы, уходя, я сам попросил его об этом. Что мне было делать? На размышление оставалась какая-то доля секунды. Не драться же! Не орать! Это говорило бы исключительно о моей слабости. Решение пришло мгновенно. Я вышел из-за декорации и спокойно, но громко сказал помощнику режиссёра: "Этот дубль не печатать!" Поединок был выигран. Точки над "i" расставлены».

С операторами, осветителями, гримёрами эта тактика работала. Но не с Пырьевым. Рязанов, вынужденный снимать комедию, хотел по крайней мере придать её актуальности и злободневности: «Я намеревался, — признавался режиссёр в своих "НЕподведённых итогах", — поставить реалистическую, не только смешную, но и ядовитую ленту, где социальные мотивы — разоблачение Огурцова — играли бы доминирующую роль. То есть я стремился снять в первую очередь сатирическую комедию, зло высмеивающую дураков-бюрократов, оказавшихся не на своём месте». Пырьеву же обличительный пафос был не особенно близок, ему хотелось видеть на экране в первую очередь карнавал, праздник, дарящий радость.

«У меня лично сомнений нет — это дело так не пойдёт»

По замыслу Рязанова, центральной фигурой фильма должен был стать Огурцов. Исполнителя на эту роль молодой режиссёр выбирал особенно тщательно. Отсмотрев чуть ли не два десятка кандидатов, Эльдар Александрович остановил свой выбор на актёре Театра Советской армии Петре Константинове. Кинопроба привела Рязанова в восторг точным попаданием в его замысел — этот Огурцов «не столько смешил, сколько страшил. На экране действовал очень взаправдашний, натуральный, зловещий чиновник. Фигура, созданная Петром Александровичем Константиновым, вызывала бы у зрителя глубокие и далеко не весёлые аллюзии».

Директора студии это категорически не устраивало, и он принял волевое решение — пригласить на роль Огурцова Игоря Ильинского. Рязанов, помня, с каким блеском актёр сыграл товарища Бывалова в «Волге-Волге», надеялся, что Игорь Владимирович, избегавший самоповторов, откажется. Однако Ильинский хоть и не сразу, но согласился. Более того, они с Рязановым буквально «пересочинили» роль прямо по ходу съёмок. Огурцов получался эдакой реинкарнацией Бывалова в сер. 1950-х годов. Да, он человек недалёкий, но не запретитель, как его предшественник, а наоборот, человек инициативный, стремящийся не испортить людям праздник, а наоборот, провести его как можно лучше. Разумеется, в соответствии со своими представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Одним словом, врио руководителя дома культуры был смешон и жалок, но никак не страшен, чего и добивался Пырьев: «Иван Александрович не отрицал сатирической направленности картины, — вспоминал режиссёр. — Он считал, что при гротесковом, буффонном решении сила сатиры увеличивается. Я же был уверен (и тогда, и сейчас), что так называемая реалистическая сатира бьёт более точно, более хлёстко, более полновесно».

С точки зрения зрителей, прав был, конечно же, Пырьев — картина-то новогодняя. А вот Рязанов и спустя десятки лет после выхода фильма сожалел, что не сумел настоять на своём: «Что же касается интерпретации фильма, — дипломатничал Эльдар Александрович, — я не берусь судить, кто из нас был тогда прав — Пырьев или я. Ведь существует только один вариант "Карнавальной ночи". А сравнивать осуществлённую комедию с неосуществлённым замыслом невозможно». Ой, не зря Иван Александрович называл своего молодого коллегу «тихим упрямцем».

За режиссёром-новичком пристально следил не только директор киностудии, но и худсовет. Ошибок у Рязанова было немало, многие сцены приходилось переснимать, что, естественно, привело к перерасходу сметы. Художественный совет, отсмотрев снятый материал, составлявший примерно половину картины, пришёл к выводу, что она получается совершенно бездарной, но заканчивать всё равно придётся, поскольку деньги на исходе, актёров менять поздно, режиссёра — тем более. И никого из уважаемых худсоветчиков не смущало, что в их собственном послужном списке музыкальные комедии отсутствовали напрочь.

Имена большинства тех почтенных кинодеятелей ничего не сказали бы тогдашнему зрителю. Тем более не скажут сегодня. А «Карнавальная ночь» продолжает согревать наши сердца который год.

«Костюмы заменить, ноги изолировать»

Соискательниц на роль Леночки Крыловой набралось немало, но все они, к сожалению, не умели петь. Говорят, самому Эльдару Александровичу больше всего по душе пришлась Ирина Скобцева, но на «простую советскую девушку», комсомолку-заводилу, она явно не тянула. В итоге худсовет утвердил кандидатуру «двойника» Леночки — Людмилу Касьянову, милую, естественную и, главное, самодеятельную артистку. Пробы получились абсолютно убедительными. Но, когда дело дошло до съёмок, выяснилось, что человек, не владеющий профессией, не способен создать живой образ на экране. И Рязанов, приготовившись к самому худшему, пошёл к директору признаваться в профнепригодности. И исполнительницы, и собственной.

Пырьев понимал, что и сам ошибся. Разноса не последовало. А через пару дней Иван Александрович привёл на площадку Люсю Гурченко. Она тоже пробовалась на эту роль, но съёмка вышла неудачной, несмотря на то что вгиковская второкурсница была пластична, музыкальна, стройна и обаятельна. И даже спела своим голосом что-то темпераментное из репертуара аргентинской кинозвезды Лолиты Торрес. Вот только камера оператора, снимавшего кинопробу, ко всем её талантам оказалась слепа и глуха настолько, что Гурченко единодушно отвергли и Пырьев, и худсовет. Каково же было удивление режиссёра, когда глава студии в качестве замены предложил именно её.       

По воле случая Иван Александрович столкнулся с Люсей в коридоре «Мосфильма» и увидел, насколько бездарным оказался оператор, лишивший картину такой героини. В результате за камеру поставили сверхопытного Аркадия Кольцатого, непревзойдённого мастера крупных планов. Гурченко была несказанно хороша, темперамент бил через край, а оправой для него послужили восхитительные платья, скопированные с моделей самого Кристиана Диора. Это была заслуга Пырьева, задействовавшего свои связи в высоких сферах.

Когда фильм вышел на экраны, зрительницы пересматривали его по многу раз. Вооружившись карандашами и блокнотами, они срисовывали силуэты, чтобы потом самим или с помощью портних соорудить что-то, хотя бы отдалённо похожее. Что, впрочем, не мешало армии блюстителей коммунистической нравственности забрасывать и киностудию, и саму актрису гневными письмами по поводу коленок, которые открывали летящие платья во время танцев.    

В споре Пырьева и Рязанова победа осталась за Иваном Александровичем: в остросатирической комедии Гурченко вряд ли переиграла бы Ильинского, и это была бы совсем другая история…