Храбрым судьба помогает

«Славное дело!»— написал на донесении о событиях, имевших место на южной границе Российской империи в октябре 1860 года, император Александр II. Самодержец поручил наградить отличившихся и всех солдат одарить сереб­ряным рублём. А подполковнику Герасиму Колпаковскому, с небольшим отрядом сумевшему остановить многочисленное войско кокандцев, которые намеревались «затоптать русских конями» и вернуть эти земли под свою власть, было присвоено звание полков­ника...

С 16 лет в строю

Будучи потомственным дворянином (он родился в 1819 году в Харьковской губернии в дворянской семье), Герасим Колпаковский начал военную службу в 16 лет рядовым в Молдинском пехотном полку в Севастополе. Похоже, он просто не хотел тратить время на военные академии, а рвался в бой. И сражений ему хватило в полной мере.

Он участвовал в десантной операции против горцев на Черноморской береговой линии в составе отряда генерала Николая Раевского. Получил первый офицерский чин. А через год отличился в делах против горцев уже на Кавказе. Потом были походы в Молдавию и Валахию, Венгерская кампания. И новые ордена, отметившие доблесть молодого офицера и его отвагу в бою.

В Венгрии Колпаковский познакомился с Густавом Гасфордом. Встреча оказалась судьбоносной. В январе 1852 года Гасфорд пригласил Герасима Колпаковского в Западную Сибирь. Герасим Алексеевич стал его личным адъютантом и надолго связал свою судьбу с неспокойной степью на южной границе России.

Через 6 лет Колпаковский был переведён во вновь образованный Алатавский округ окружным начальником. Он переехал в недавно основанную крепость Верный (теперь это Алма-Ата). И вскоре отправил в Омск первую уверенную депешу: «В Заилийском отряде обстоит все благополучно. Здоровье людей находится в удовлетворительном состоянии. Работы по укреплению Верного продолжаются, по возможности, с успехом».

Спокойствие, впрочем, было весьма относительным. Заилийский край (сейчас это территория современного Казахстана) регулярно тревожили набеги кокандцев, которым прежде подчинялись эти территории. Для защиты границы Колпаковский стал строить укреплённые форты. Это неспокойным соседям не понравилось ещё больше. А войск в русских фортах было немного, и об этом степняки прекрасно знали…

Решающее противостояние

Весной 1860 года правитель Кокандского ханства Худояр-хан двинул свои войска в пределы Семиречья. Эта акция завершилась для кокандцев бесславно. Выступивший навстречу врагу отряд подполковника Аполлона Циммермана захватил две кокандские крепости с репутацией неприступных — Пишпек и Токмак. Но результат оказался неожиданным. Неспокойные соседи решили, что настало время покончить с русской проблемой раз и навсегда.

Колпаковскому стало известно, что в степи собирается огромное войско и многие местные феодалы переходят на сторону кокандцев. Однако на просьбы прислать подкрепление из Омска пришёл ответ: «Коканское сборище, по всей вероятности, одна только фантасмагория, и они пришли на р. Чу, вероятно, с намерением только показать киргизам, что никто не помешает им это исполнить, и, как должно полагать, скоро разойдутся. Полагаю, что скопища коканцев не решатся вторгнуться в наши пределы»...

Оставалось готовиться к обороне с имеющимися силами: спешно восстанавливать укрепления, выдавать жителям станиц оружие… Действовать в условиях полной неосведомлённости о численности и намерениях противника.

Сильнее всего укреплялся Кастек. Городище, лежащее в 80 вёрстах впереди Верного, справедливо могло считаться первой целью нападения. Но предводитель огромного войска (его численность, по разным данным, достигала от 20 до 40 тыс.) Канаад-Ша был человеком дальновидным.

«Не желая рисковать открытым нападением на Кастек, угрожая этому пункту, он думал притянуть сюда все свободные наши силы; распустив же в то же время слухи о движении части своих сил на реку Или, надеялся тем заставить нас разбросать и остальные войска. Отвлекши внимание наше к Кастеку и на реку Или, он рассчитывал, обойдя укрепление Кастек по ущелью, обрушиться с главными силами на центр поселений наших — укрепление Верное с Алматинскими станицами, где находились склады, магазины, запасы всякого рода. Взятием станиц наносился почти смертельный удар развитию края, его колонизации, а главное, подобная блестящая удача влекла за собою неминуемое восстание всей Большой Орды от Верного до реки Каратала, а за восстанием этой орды подымалась вся степь до самого Семипалатинска», — писал потом в статье в журнале «Военный сборник» в 1872 году П. Пичугин.

Первый удар Канаад-Ша обрушил на небольшой пикет Узун-Агач. Два дня отряд поручика Соболева, в котором было около 350 человек и два лёг­ких орудия, отражал атаки десяти тысяч кокандцев. А Колпаковский продолжал ожидать нападения в Кастеке, оставаясь в полном неведении, — со  связью тогда было сложно. Получив наконец тревожные вести, Герасим Алексеевич без колебаний принял решение идти на выручку. Шли налегке, взяв всего один комплект боеприпасов. «Зная, что в войне с азиатцами не столько необходима числительность войск, сколько смелость и неожиданность атакования их, я решился до рассвета выступить к ночлегу коканцев со следующим числом войск: 3 роты пехоты, 4 сотни казаков, 2 батарейных пеших, 4 конно-легких орудия и 2 ракетных станка, всего 799 человек», — доносил он потом корпусному командиру.

Николай Каразин. «Трёхдневный бой под Узун-Агачем»

Сойдясь с неприятелями ранним утром 21 октября, Колпаковский выдвинул вперёд артиллерию под начальством храброго штабс-капитана Василия Обуха и приказал открыть огонь по скопищам кокандцев. «Коканцы, не выдержав огня, сели на лошадей и быстро удалились через невысокую гряду возвышений. Обух подъехал к начальнику отряда: "Поздравляю вас, Герасим Алексеевич, с окончанием дела", — весело проговорил он».

Впрочем, перейдя на левый берег реки, русские увидели там огромное кокандское войско: «Между тем скопища кокандцев, постепенно усиливаясь, начали обходить наши войска с обоих флангов и даже появились с тыла. Таким образом, незначительный отряд наш был окружен со всех сторон бесчисленными толпами неприятеля». Но оказавшиеся в окружении не потеряли присутствия духа: «  — "Герасим Алексеевич! Позвольте вас поздравить с началом дела", — обратился поручик Вроченский к начальнику отряда».

Офицеры и солдаты действовали чётко и хладнокровно. Главные силы кокандцев занимали господствующую высоту. Чтобы использо­вать артиллерию в полную мощь, надо было ею овла­деть. Офицеры, бывшие в цепи, воодушевляя нижних чинов, в упор били кокандцев из своих револьверов. Натиск был таким, что кокандские сарбазы покатились вниз. Но нужно было ещё затащить на гору по крутым откосам тяжёлые пушки под беспрерывными атаками противника.

Предводитель кокандцев несколько раз бросал отряды на штурм русских позиций, но успеха не добился. Выстрелы с близкого расстояния буквально вырывали в рядах наступавших целые улицы, конница умело отбивала атаки. После девятичасового боя многотысячное кокандское войско отступило.

Причём утомлённый боем отряд Колпаковского версты две преследовал про­тивника, чтобы окончательно отбить у незваных гостей всякое желание бесчинствовать на русских территориях. И только потом повернул назад в сторону Кастека.   Колпаковский рисковал — запас боеприпасов на тот момент был полностью израсходован. Узнай об этом Канаат-Ша — русским пришлось бы худо. Однако кокандский военачальник ни о каком реванше уже не думал…

Так Герасиму Колпаковскому удалось отвести угрозу от русских поселений, которые в тот момент было некому защищать: «Все это время в Верном царила тревожная обста­новка. Охрана укрепления была возложена на больных и старых казаков. Нападения орд кокандцев можно было ожидать с минуты на минуту. Беспокойство, похожее на панику, подогревали слухи о заговоре среди жите­лей Татарской слободы, тем более что была подожжена степь вокруг станиц. Поговаривали, что жены рус­ских офицеров уже разделены между кокандскими военачальниками. Поэтому понятно, с какой радостью была встречена весть о победе».  

«Занятие горы и отражение общей атаки коканцев стоило отряду 15 человек убитыми и ранеными. Сам начальник отряда при этом получил контузию», — писал потом Пичугин.

Кокандские отряды в Заилийском крае более не появлялись.

Тюльпан Колпаковского

Современный военный историк, полковник Ген­штаба А.Д. Шиманский так оценил значение узун-агачского боя. «По общему заключению, во всех наших вой­нах в Средней Азии до 1865 года ни разу интересы России не подвергались такому страшному риску, как перед боем при Узун-Агаче, когда вся будущность на­ших успехов и сохранение достигнутых результатов были поставлены на карту. Если бы Колпаковский не принял решительных мер и не взял бы почин наступле­ния в свои руки, трудно было бы сказать, чем кончи­лось бы нападение 20-тысячных масс кокандцев, особенно если принять во внимание, что малейший успех их мог привлечь на их сторону всех киргизов Заилийского края. Россия очутилась бы перед необ­ходимостью, потеряв все приобретения, начинать все заново». 

Герасим Колпаковский сумел не просто защитить вверенные ему территории, но и многое сделал для их развития. Он слыл прекрасным администратором — в промежутках между военными походами решал все вопросы оперативно, без проволочек. Герасим Алексеевич был очень требователен к себе и подчинённым, потому смог наладить чёткий механизм работы во всех сферах жизни Семиречья: управлении, экономике, судопроизводстве. Колпаковский развивал в крае садоводство и оказывал учёным, исследовавшим Среднюю Азию, всяческое содействие.

Начавший свою военную карьеру простым солдатом, в итоге он стал генералом и губернатором Степного края. За свою долголетнюю беспорочную службу Герасим Колпаковский награждён всеми российскими орденами, а также бухарским орденом Восходящей звезды с алмазами. Последние годы он жил в Санкт-Петербурге и являлся членом Государственного совета. Колпаковский скончался весной 1896 года.

В его честь назвали проспект в городе Верном и две улицы в Омске. Сейчас у них другие названия. Узун-Агачский бульвар в Алма-Ате стал улицей Пушкина. В современных учебниках истории места этому сражению не нашлось. Но в казахских степях каждую весну расцветает тюльпан Колпаковского (Tulipa kolpakowskiana), найденный близ города Верного учёным Эдуардом Регелем.