Русский орешек

Взяв Орешек-Нотебург, Пётр распорядился привести крепость в порядок и подновить согласно последнему слову военной науки. Так появились бастионы — сначала земляные, но их размывало, и к концу века бастионы одели в камень. А кроме того, царь переименовал город в Шлиссельбург — Ключ-город, умело скаламбурив ещё раз. Остров Ореховый — действительно стратегический ключ и к невскому руслу, и к Балтийскому морю. Далёкое от стратегии городское простонародье ломало язык, выговаривая мудрёное немчурское название, и доломало-таки до совершенно неблагозвучного «Шлюшин». По крайней мере так у Даля.

Медаль на взятие Шлиссельбурга. Оттиск в серебре подлинными штемпелями золотой офицерской медали в 25 червонцев, Д = 71 мм. Гравер Ф. Алексеев

Ну а сам город в современном понимании этого слова, то есть не крепость, а непосредственно жилой массив, переехал с острова на материк, как мы помним, ещё в XVI веке. От тех времён не осталось, кажется, ничего; отправной точкой развития того Шлиссельбурга, что мы видим сейчас, стало именно возвращение его в лоно Русского государства. Эпицентр старинных достопримечательностей — Соборная площадь и её соседка Красная. На Соборной, разумеется, городской собор, построенный при Екатерине II (1764 год), но в стиле архаизирующего «вроде-как-петровского» барокко, надо полагать, книксен в адрес первого императора. С мощным европейского вида шпилем на колокольне собор, конечно, смотрелся куда импозантнее, однако с годами он шпиль утратил. Рядом — Никольская церковь, тоже, видимо, когда-то бывшая барочной, но за бурный ХХ век растерявшая все свои архитектурные особые приметы. На Красной площади — остатки гостиного двора, парк с корабельными орудиями, плавно перетекающий в водопроводную станцию, и адмиралтейский якорь, поднятый со дна Невы. Две площади соединяет старый мост — самый, наверно, классицистический из всех мостов, ибо его пролёты покоятся не на традиционных быках и устоях, а на самых натуральных колоннах, даже с чем-то вроде капителей.

Мост этот перекинут через Староладожский канал. Это сейчас он почти полностью пересох, хотя в XVIII веке являлся не только самым масштабным из подобных сооружений в Европе (117 километров), но и важнейшей водной артерией. Дело в том, что «окно в Европу» нельзя было считать полностью распахнутым, пока не наладили бесперебойный водный путь из Балтики в глубь России. Теоретически (как говорится, на карте) такой путь существовал, он лежал через Ладожское озеро. Но на самом деле он был сопряжён со многими опасностями. Ладога капризна, здесь часто штормит, что называется, по-морскому: высота волн доходит до шести метров. Речные судёнышки такую волну держать не могут, в сезон ветров ладожскую навигацию приходилось закрывать, ну или терпеть неизбежные убытки, не говоря уже о человеческих жертвах.

Гравюра "Взятие Шлиссельбурга", Книга Марсова или воинских дел от войск царскаго величества российских

Рыть канал в обход озера по южному берегу начали по указу Петра в 1719 году, однако частные подрядчики вели строительство столь медлительно и спустя рукава, что четыре года спустя после личной инспекции император повелел руководителей стройки арестовать. Дело поставили «на госучет», хотя по-настоящему развернулись уже после смерти Петра. Летом 1725-го привлекли 7 тысяч вольнонаёмных и в два с половиной раза больше солдат, в итоге уложились строительством в пять лет. В 1731-м пошли первые суда, но вскрылись и первые ошибки. Доработали, обеспечили нормальное судоходство постройкой шлюзов в Шлиссельбурге и Новой Ладоге. И даже после этого сильная засуха грозила полностью парализовать движение, что и случилось в 1826 году. Канал хотели углубить, однако так и не смогли найти подрядчика. В итоге было решено копать новый водный путь — параллельно старому, но ближе к Ладожскому озеру, причём обойтись при этом без сложной системы шлюзов.

Не скоро дело делается. Ещё сорок лет судоводители пользовались старым Петровским каналом, Новоладожский открыли лишь в 1866 году. Но как только открыли, старый совершенно забросили. И если в Шлиссельбурге Староладожский ещё выглядит как что-то... ну хотя бы наполненное водой, то по всей остальной своей длине он напоминает, скорее, канавку. А Новоладожский действует до сих пор — по нему минуют коварное озеро маломерные суда. Большим же приходится пробиваться через ладожские штормы, даря пассажирам незабываемые, надо сказать, ощущения.

Шлиссельбург как тюрьма

Но вернёмся на остров Ореховый.

Утратив своё военное значение, крепость Шлиссельбург превратилась в тюрьму. Туда отправляли политических заключённых. Правда, изначально никаких специальных казематов не существовало — арестантов размещали либо в бывшей казарме, либо в доме Меншикова и Государевом доме (не сохранились).

Всерьёз же за устройство тюрьмы взялся Александр III. После убийства отца он понял, что пришла пора браться за подавление революционных настроений, что развелось слишком много всякого рода бунтарей, террористов и возмутителей порядка. Сам император не скрывал, что Шлиссельбург должен стать «тюрьмой для его личных врагов — для террористов… для тех, из-за кого он с первых же дней своего царствования оказался запертым в Гатчине военнопленным русской революции».

Император лично разработал режим содержания заключённых, сам занимался организацией охраны крепости. Когда закончилось строительство Новой тюрьмы, Александр вместе с семьёй посетил крепость с инспекцией и резюмировал: «Это самое сильное и неприятное наказание».

В тюремщики в Шлиссельбург брали только самых надёжных и проверенных жандармов. Их зарплата была существенно выше, чем у коллег из обычных тюрем, правда, и требования к ним предъявлялись совсем иные. Они, по сути, как и узники, рвали все связи с внешним миром, не имея права разговаривать ни с заключёнными, ни между собой. Ведь им предстояло иметь дело с самыми опасными политическими преступниками. Обыкновенных разбойников начнут отправлять в крепость намного позже.

В коридоре Новой тюрьмы. Фото: st-roll.ru

Условия содержания в Шлиссельбурге были исключительно суровые, ведь тюрьму изначально планировали для одиночного заключения, самого строгого. В Старой тюрьме насчитывалось 10 камер, а в Новой — 40. Сохранилось описание, составленное одним из заключённых — М.В. Новорусским. Так, камеры Старой тюрьмы составляли по диагонали всего шагов десять, чуть выше человеческого роста там находилось окно, причём стекло в нём было матовое. Железная кровать на день складывалась, пол был асфальтированный. Роль стола играла маленькая доска, прикреплённая к стене. Там же на стене висела инструкция, знакомившая арестантов с тюремным распорядком. Заключённых пугали смертной казнью и телесными наказаниями, но на практике эти угрозы редко исполнялись: казнили всего двоих, а сечь никого не секли, опасаясь, что заключённые, состоявшие в то время главным образом из вольнодумцев и дворян, не стерпят такого обращения.

Куда чаще применялись другие меры воздействия — лишение чая, матраса на койке, заключение в тёмный или светлый карцер… Зато в качестве поощрения за примерное поведение заключённый мог рассчитывать на допуск к библиотеке и к общению со священником (не забываем, что заключение-то было одиночным). Лишь в конце 80-х годов XIX века узникам позволили делать карандашные записи, заниматься уборкой территории и даже разбить огород. Библиотеку пополнили книгами по философии, математике и истории. Примерно тогда же в тюремном здании провели ремонт, но не с целью улучшить условия содержания, а с целью свести к минимуму возможность побега или общения заключённых между собой, ведь они ухитрялись поддерживать связь друг с другом через канализацию! В тот же период решено было переделать камеры так, чтобы узники всегда находились на глазах у надзирателя, не имея возможности выйти из поля его зрения.

Кого только не содержали в этих стенах за всю их историю! Почти 10 лет (половину своей жизни, с 1756 по 1764 год) в Шлиссельбурге провёл наследник престола Иоанн Антонович (Иван VI). Держали его в особой камере, «чтобы арестанта никто видеть не мог». Похоже, что французская история о «Железной Маске» не давала покоя и нашим царственным особам. Здесь томились первая жена царя Петра Евдокия Лопухина и его сестра Мария Алексеевна, причастная к заговору царевича Алексея.

А потом настало время других заговорщиков — народовольцев, террористов, революционеров, бунтарей. В Шлиссельбурге окончили свои дни старший брат В.И. Ленина Саша Ульянов и его друзья, дерзко покушавшиеся на царя. На месте их казни другой заключённый — М.Ф. Фроленко — посадил яблоню. Деревце цвело каждый год, пока не погибло во время одного из налётов фашистской авиации. Новое дерево появилось через 15 лет после окончания войны — его посадили участники обороны Шлиссельбурга.

У камеры Веры Фигнер. Фото: st-roll.ru

Были в крепости и другие знаменитые политические узники. Большинство не выдержало суровых условий заключения. Но некоторым посчастливилось выйти. Среди них, например, участники движения народовольцев Вера Фигнер (проведшая в заключении 20 лет) и уже упомянутый Михаил Фроленко, революционер Николай Морозов… О двух последних хотелось бы рассказать чуть подробнее.

Фроленко был из тех, кому «выпала честь» в числе самых опасных и неблагонадёжных быть переведённым из Алексеевского равелина Петропавловки в Шлиссельбург. Туда он попал сильно больным — с цингой, ревматизмом, парализованной рукой и ослабленным слухом. В прошлом материалист и прагматик, теперь Фроленко уверовал в Бога (потом он говорил, что вдруг почувствовал необходимость в Боге, каким его изображают на наивных деревенских иконостасах: в Боге — седовласом старце, который взирает на мир с облака).

Параллельно с религиозными изысканиями Фроленко увлёкся критикой теорий Маркса, Дарвина и собственной трактовкой различных физических законов.

Другой бунтарь — Морозов — провёл в Шлиссельбурге четверть века. За это время успел выучить одиннадцать языков, написать массу трудов по химии, физике, авиации, астрономии и политэкономии! После революции он опубликовал все свои работы, стал преподавателем и директором Естественно-научного института имени П.Ф. Лесгафта. Его именем даже назвали деревню напротив Шлиссельбургской крепости — Морозовка.

В конце концов любая тюрьма — это не только место для отбывания наказаний, но и пенитенциарное учреждение, то есть исправительное.

Новый век

Своё существование тюрьма прекратила в феврале 1917 года. Тогда, на волне революционных настроений, группа рабочих просто заявилась в крепость и потребовала освободить всех политических. Тюремному начальству пришлось вызвать местного «авторитета» для составления списка оных. Едва оказавшись на свободе, бывшие арестанты потребовали освободить всех остальных, а это, ни много ни мало, шестьсот человек: убийцы, насильники и прочий криминальный сброд. Говорят, что их всех построили во дворе и попросили поклясться, что они оставят свои асоциальные занятия. Это заключённые и сделали, после чего их снабдили документами, в которых значилось, что они освобождаются «волею восставшего народа». Выполнили ли они свои обещания, теперь никто не знает, но маловероятно: последующие события, потрясшие Россию, никак к этому не располагали.

Что же до Шлиссельбурга, то уже в первые дни марта ревком распорядился сжечь тюрьму, что называется, до основания. Корпуса пылали несколько дней… чтобы через десять лет крепость отреставрировали и превратили в Музей революции.

А потом была война. Сам город немцы оккупировали уже в начале сентября сорок первого. Попытка отбить его «кавалерийским наскоком» малочисленного Шлиссельбургского десанта с треском провалилась, однако взять крепость на острове Ореховом фашисты так и не смогли! Древняя твердыня и в ХХ веке показала свою неприступность! Крепость защищали подразделения 2-го стрелкового полка 1-й дивизии войск НКВД, 409-я морская артбатарея 302-го отдельного артдивизиона Балтфлота да группа моряков Ладожской флотилии... и всё. Поистине горстка людей совершила невозможное, продержавшись целых пятьсот дней под непрерывными артобстрелами и бомбёжками, превратившими стены, башни и другие сооружения в сплошные руины (большинство и сейчас выглядит так же, как в ту войну). Бойцы дали клятву, слова которой после были отлиты на мемориале героям-защитникам: «Мы, бойцы крепости Орешек, клянемся защищать ее до последнего. Никто из нас при любых обстоятельствах не покинет ее. Увольняются с острова: на время — больные и раненые, навсегда — погибшие. Будем стоять здесь до конца».

И крепкий Орешек не давал захватчикам стиснуть исток Невы, переброситься на тот берег, перерезать Дорогу жизни, снабжавшую блокадный Ленинград! На протяжении всех этих долгих дней наши войска стремились деблокировать город на Неве именно со стороны Шлиссельбурга (с Синявинских рубежей). Несли большие потери, терпели неудачи, но в итоге добились своего. 12 января 1943 года грянула операция «Искра», начатая 67-й армией Ленинградского и 2-й ударной армией Волховского фронтов. Через шесть дней они соединились, освободив Шлиссельбург и очистив от врага всё южное побережье Ладоги.

В 1944 году город переименовали на русский манер — в Петрокрепость. Это название он носил до 1992 года.

Фото: Илья Бим

А подвиг советских воинов, защищавших Орешек, увековечили мемориалом «Клятва». Он установлен прямо в руинах разрушенного немецкими снарядами (и оставленного так в память о кошмаре войны) Иоанно-Предтеченского собора.

На этом маленьком клочке земли — острове Ореховый — эпохи, свершения и судьбы переплетены в один тугой узел.