Память подвига

Памяти героев Великой Отечественной войны, известных и безымянных, посвящается.

Существует миф, что в первые недели-месяцы вторжения советские войска бежали-драпали без оглядки, целыми частями сдаваясь в плен. Дескать, сопротивляться стали, лишь устрашась сталинского приказа № 227, известного под названием «Ни шагу назад», и заградотрядов, гнавших их в наступление. Да, были предательства и сдача в плен, часто — в безвыходном положении, с мыслью бежать и вернуться к своим. Но начальник Главного штаба Сухопутных войск вермахта Франц Гальдер за год до приказа № 227 и создания заградотрядов, в первые недели войны, не без тайного восхищения записал в своём «Военном дневнике»: «Характерно малое число пленных» (откуда в самом деле их число в 3 млн, озвученное Йозефом Геббельсом, коли на западной границе всех наших войск было чуть более 2,8 млн?). И далее: «Следует отметить упорство русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов отказывались сдаваться в плен, взрывали себя вместе с дотами» (кто-кто, а Гальдер понимал, что таких самопожертвенных подвигов не знала история армий других стран).

Генералу вторит офицер 18-й танковой армии вермахта:

«Несмотря на то что мы продвигаемся на значительные расстояния, нет того чувства, что мы вступили в побежденную страну, которое мы испытали во Франции. Вместо этого — сопротивление, сопротивление, каким бы безнадежным оно ни казалось».

Однако сопротивление безнадёжным не бывает! Оно рождает героев, оно — начало пути к Победе.

Почему не желают признавать эту правду о массовом сопротивлении ревизоры Великой Отечественной войны, понятно. Не вписывается оно в задуманный ими план по дегероизации русской истории, цель которого — развенчать массовый героизм защитников Отечества, под предлогом «уточнения обстоятельств» осквернить имена тех храбрецов, которые стали символами самопожертвенных подвигов, — Александра Матросова, Николая Гастелло, Виктора Талалихина, Зои Космодемьянской, молодогвардейцев…

Огненный наземный таран, направив горящий над оккупированной территорией самолёт на скопление живой силы или боевой техники врага, совершили 503 лётчика. В первый день войны, за три дня до Николая Гастелло, — Пётр Чиркин. Более 10 героев чудом осталось живо.

Сродни огненному тарану единственный за войну подвиг Александра Мамкина: он сгорел заживо, но довёл свой пылающий Р-5 до Большой земли, потому что на борту было 13 детей, отбитых партизанами у немцев: малышей-сирот готовили в доноры раненым фашистам... Медики не могли понять, как мог лётчик с обгоревшими до костей ногами, с очками, вплавленными в лицо, вести и посадить самолёт?

Николай Гастелло

562 сокола воздушным тараном — ударом винта, крыла или всей машиной — сбросили с неба самолёты со свастикой. 16 из них — в первый день войны. Шли на таран, если закончился боезапас, если заклинило пулемёт или с исправным оружием и полным боекомплектом, но коли опасность нависла в бою над командиром, товарищем либо при вражеской бомбёжке поездов и судов с эвакуированными и ранеными. 233 таранщика благополучно приземлились на своих машинах, 176 — с парашютом. 11 — пропали без вести. 216 героев погибли. Светлая им память...

Более 400 воинов закрыло амбразуры дотов-дзотов своим живым телом, спасая от смертельного огня товарищей. Более 70 из них — до Александра Матросова. Первым, 24 августа 1941 года, — политрук 125-го танкового полка Александр Панкратов близ Новгорода. Психологию героев и трусов, бессребреников и шкурников описала в книге «Нас ломала война» Тамара Лисициан, прошедшая ад плена, пытки, голод до крайнего истощения и чудом оставшаяся в живых. Тоже — однополчанка Зои по той же в/ч 9903. Бесценный документ! После войны  Лисициан создавала памятные нам светлые кинофильмы — «Сомбреро», «Чиполлино»...

Многие герои бросались под танки со связками гранат. Оказавшись в окружении врагов, взрывали себя, вызывали огонь на себя. Оставались прикрывать выходящих из окружения товарищей, вскоре ударявших по врагу с флангов. Не потому ли Гальдер в июле 1941 года растерянно признавался:

«Русские ищут любую возможность, чтобы ударить по нашим флангам, отсечь наши танки от пехоты... Мы не понимаем, то ли мы окружаем противника, то ли он окружает нас...»

Бесчеловечные средневековые пытки фашистских изуверов стойко выдержали тысячи советских людей, и всё новые и новые имена открывают отечественные и зарубежные архивы. Оказалось, что в тот же день, что и Зоя Космодемьянская, мученическую смерть приняла её однополчанка по в/ч 9903 Вера Волошина в соседнем с Петрищевом селе Головково.

Музей школы № 3 имени Николая Гастелло в подмосковном посёлке Хлебниково (город  Долгопрудный) разыскал одного из оставшихся в живых огненного таранщика — Сергея Колыбина. Он объяснил свой поступок просто:

«Понял, что жребий мой таков — погибнуть. В плен — не хочу! Направил горящий самолет в самый центр вражеской переправы через Днепр. Пусть улетающие товарищи в полку и моим родным расскажут, как я погиб...»

Но воздушным потоком его выбросило, герой остался живым. Пришлось-таки пройти муки плена, потом — недоверчивую чистку в наших фильтрлагерях, выявляющих массу слабодушных, завербованных фашистами, скрытых бандеровцев, полицаев, «зелёных братьев». После проверки лётчика-героя наградили за подвиг огненного тарана орденом Ленина.

Один из оставшихся в живых матросовцев, Алексей Очкин, спасённый врачами, дошёл до Берлина. Как сорежиссёр Григория Чухрая снимал фильм «Сорок первый». В качестве режиссёра — «Мы из Семиречья», «Гонки без финиша». Алексей Очкин написал автобиографический роман о войне «Амбразура», в котором объяснил, почему лейтенант Алексей Огнев был вынужден решиться закрыть своим телом амбразуру. Косил его подчинённых, его друзей огонь дота! Полягут все и не возьмут высотки. «Ну я ж закрою твою пасть, гад!» С этой мыслью он полз к доту с гранатами, был ранен в бедро, нога существовала будто отдельно от тела. Он, скрывшись за кустом, подвязал её к живой ноге и вновь пополз! Кинул гранату. Тишина... И пошли в атаку его ребята. Тут вдруг опять заговорил пулемёт, и снова стали падать наши бойцы. «За други своя!» — откуда-то пришли слова в слабеющее тело — и он бросил его на пасть амбразуры, охватив раскалённый подствольник пулемёта руками, чтоб удержаться, не соскользнуть вниз. Победное «Ура!» своих орлов он уже не слышал. Подбежавшие к нему санитары еле оторвали обгоревшие руки от остывающего подствольника.

Зоя Космодемьянская

Борис Ковзан четырежды победно ходил на таран, при последнем потерял глаз, однако, даже получив увечье, продолжил воевать и сбивать врага в небе. А причину своих таранов изъяснял резко: «Немцы за чужую землю воевали, им живыми остаться хотелось, чтоб плодами победы попользоваться. А мы — за свою, за всех вас, чтоб живыми остались! Потому о своей жизни не думали и били врага огнем, винтом, крылом — лишь бы больше никого убивать не мог! И, конечно, в азарт входили: врешь, не уйдешь!».

И, только когда война пришла в фатерлянд зимой 1945 года, «умеющие воевать» немцы специально обучили лётчиков-таранщиков (рамъяггеров). 7 апреля 120 из них были отправлены в бой против американских бомбардировщиков. 23 немецких пилота решились пойти на таран. Только 8 из них оказались смертоносными. «Это лишь первый опыт», — уныло обнадёживал сам себя Геббельс в дневнике. Хотя он оказался и последним...

Так и остался воздушный таран «русским феноменом», сильное психологическое воздействие которого не раз описывали немецкие асы. «Когда ваш истребитель врезался в мой "мессер", показалось, что на меня обрушилось небо!» — признавался спасшийся с парашютом пилот. «До сих пор снится мне тот удар, просыпаюсь в холодном поту. Найдите мне того летчика, что таранил меня под Киевом 23 июля 1943 года. Мы примем его как родного!» — обращался с просьбой к советским ветеранам на послевоенной встрече ас люфтваффе Юган Яров.

Парадокс, однако наших героев и нашу Победу защищают от нападок доморощенных ревизоров многие объективные историки-исследователи на Западе. Сборник их статей под заголовком «От "Барбароссы" до "Терминала"» вышел в «Политиздате» в 1988 году. Но вскоре после этого в нашей стране начался пересмотр патриотической программы… Закрывали музеи Боевой Славы, отменяли в школах военно-патриотическое воспитание, движение юных следопытов, игру «Зарницу», тушили Вечный огонь. Офицеры — помните? — боялись выходить в военной форме на улицу, а ветераны — носить ордена...

Каким же чудом это сумасшествие было остановлено, если не упорным сопротивлением множества патриотов? Это они создавали военно-спортивные клубы, возрождали «Зарницу», требовали изгнать из школ лживые учебники истории, восстановить школьные музеи, создавали центры военно-патриотического воспитания... Страна возвращается к здравому смыслу, к традиции подвига. И память героев Великой Отечественной уже никому не перечеркнуть.

Людмила ЖУКОВА