Ошибка Отто фон Бисмарка

В 1875 году русской дипломатии удалось остановить кризис в центре Европы, который мог привести к очередной войне между Францией и совсем недавно образованной Германской империей. В историю этот неудавшийся конфликт вошёл под названием "военной тревоги 1875 года".

Накануне

Франко-германская война, которая завершилась подписанием 10 мая 1871 года Франкфуртского мира, привела к изменению расклада сил на европейском континенте. Вторая империя Бонапартов во Франции пала,  возникла другая “Вторая империя” – на этот раз единая Германская. Согласно условиям мира, Германия получала территорию Эльзаса и Лотарингии, а проигравшая сторона была обязана выплатить 5 миллиардов франков контрибуции (в переводе на современные деньги это 75 млрд евро, что сопоставимо с квартальными расходами на импорт газа всего Евросоюза в целом), непомерную по тем временам сумму. Правительство Третьей республики взяло курс на выплату такой огромной суммы скорейшим образом. Благодаря предпринятым усилиям и выданным за рубежом займам, выплаты были погашены через три года, после чего 16 сентября 1873 года последний немецкий солдат покинул территорию Франции. Это означало досрочное выполнение условий мира. Сама Франция при новом правительстве, состоявшем из монархистов и сторонников реванша, стала активно вооружаться.

Всё это крайне не понравилось канцлеру Германской империи Отто фон Бисмарку, который в беседе с князем Гогенлоэ 2 мая 1874 года сказал следующее: “мы должны стремиться к тому, чтобы внутреннее могущество [Франции] не увеличивалось бы, и чтобы извне она не пользовалась почетом, могущим дать ей возможность приобретать союзников. Республика и внутренняя неурядица – лучшая гарантия мира”. Но разорённая войной Франция не могла бросить вызов бывшему противнику, даже несмотря на новый закон об обязательной военной службе, принятый в феврале 1875 года. Бисмарк прекрасно знал об этом, стараясь сыграть на франко-германских противоречиях, использовав для этого подконтрольную ему печать.

В газете Zeitung Post 9 апреля 1875 года выходит статья под названием “Предвидится ли война?” за авторством Константина Рёслера. Она послужила началом целой серии заметок, в которых на основании реальных фактов закупки Францией лошадей в Италии развивалась мысль о том, что побежденная страна мобилизуется для реванша. В условиях господства конницы на полях сражений в XIX веке лошади вполне оправданно считались наступательным вооружением. 

Петербургская миссия фон Радовица

Однако ещё до акций в печати Бисмарк начал внешнеполитический зондаж с целью выяснить позицию России по отношению к Франции. 6 февраля 1875 года в Санкт-Петербург прибыл опытный немецкий дипломат Йозеф фон Радовиц. Формальной причиной того, что именно Радовиц был отправлен в столицу, служила болезнь немецкого посланника князя Рейсса, который отбыл на курорт в Амстердам. Поверенный в делах Густав фон Альвенслебен, замещавший Рейсса, как считал Бисмарк, был неспособен справиться с таким деликатным поручением.

Обстоятельства отправки Радовица в Петербург по сей день остаются туманными, поскольку в немецких архивах не найдено каких-бы то ни было дипломатических инструкций на этот счёт. Современные историки сходятся на том, что распоряжения Радовицу Бисмарк мог отдавать устно.

Александр II принял немецкого дипломата 8 февраля. В ходе визита в Петербург Радовиц встречался с ним ещё дважды: 14 марта, а 18 марта состоялась его прощальная аудиенция. Во время одной из встреч посланник беседовал с императором. Царь выразил радость по поводу необходимости установления единства политической линии обеих империй, Российской и Германской, что посланник и объявил целью своего визита. Далее речь зашла о положении дел в Османской империи. Александр II спрашивал, кому достанется Константинополь в случае распада Турции, и кто в таком случае будет управлять народами, которые освободятся от турецкого владычества? При этом он добавил, что намерен твёрдо держаться линии на соблюдение status quo на Востоке. Радовиц «понял, что обстановка для серьёзной сделки не благоприятна».

Помимо бесед с императором, дипломат встречался и с русскими коллегами, что и было его официальной целью визита в Петербург. В частности, 7 февраля состоялась его беседа с канцлером Александром Горчаковым. Совместно с Горчаковым и руководителем Азиатского департамента МИД Петром Стремоуховым, как ранее с царём, Радовиц обсуждал ситуацию в Турции. Он отрицал то, что был послан по какому-то особому случаю, передав лишь стремление кайзера Вильгельма к русско-германскому сотрудничеству в рамках недавно заключенного Союза трёх императоров. Также он, в весьма неопределённых формулировках, обозначил согласие Германии поддержать русскую политику на ближневосточном направлении - «и именно поэтому надеется на русскую поддержку в тех второстепенных балканских делах, которые являются лишь вопросом германского престижа». В ответ на подобное прощупывание почвы Радовицу было совершенно справедливо указано на то, что «более всего приемлемо закреплять русско-германское сближение разрешением мелких дел текущей восточной политики – на базе существующей Антанты трёх императоров». Вопрос был лишь в том, что Ближний Восток в тот период был ещё мало интересен для только недавно объединившейся Германии, а «второстепенные балканские дела» были лишь прикрытием основной задачи Радовица – ценой малозначительных уступок Германии в восточных делах заставить Российскую империю отказаться от поддержки поверженной Франции.

Йозеф Мария фон Радовиц

Доверенное лицо канцлера добилось в ходе своей миссии определённых успехов – 14 февраля зарубежные дипломатические представительства России, а также её консульства на Востоке получили циркуляр, в которых утверждалась единая политическая линия с Германией в балканских делах. Дипломатам за рубежом предписывалось действовать в восточных вопросах совместно с германскими коллегами, а о разногласиях сообщать правительствам. Но даже несмотря на усилия Радовица, «мелкие конфликты, касавшиеся Сербии и Черногории, были быстро исчерпаны». Бисмарк 27 февраля в переписке дал указание Радовицу сделать официальное заявление, едва ли не самое важное за всё время его пребывания в Петербурге. Приветствуя «общность интересов» двух империй на Балканах, Бисмарк писал, что на других направлениях внешней политики содействие двух империй не так очевидно. «Мы чувствительны не в Сербии и даже не в Польше, но там, откуда Европе угрожает опасность войны, т. е. на Западе». Радовиц должен был добиться от Горчакова отказа от поддержки Франции в духе разосланного 14 февраля циркуляра о единстве политической линии. «Ничто так не поощряет во Франции воинственных настроений, как вера в русские симпатии к Франции, возбуждаемая некоторыми идущими из России влияниями», - писал канцлер, имея в виду давние связи между двумя странами. Наделённый такой подробной инструкцией, посланник отправился беседовать с Горчаковым. Однако Радовиц, а вместе с ним и Бисмарк, просчитались: уверениями в единой политической линии и неопределёнными обещаниями в отношении судьбы Османской империи им не удалось «купить» у России отказ от поддержки Франции. «Русский канцлер стал рассеянным, слушая речи германского представителя о русско-германской дружбе, как залоге европейского мира», заодно признавшись в личных симпатиях к Франции, при этом отрицая какое-либо «русское влияние» в этой стране. В просьбе послать русским представителям во Франции и Европе циркуляр, где бы содержался отказ от поддержки республики, посланнику было отказано под тем предлогом, что все диппредставительства уже ознакомлены с копией циркуляра от 14 февраля. Немецкой дипломатии не удалось добиться отказа России поддерживать Францию. 21 марта 1875 года, после недолгого визита в Москву, Радовиц отбыл в Берлин.

«Тревога» набирает силу в Европе

Параллельно с сообщением Радовицу о необходимости добиться от России прекращения поддержки Франции, в подконтрольной Отто фон Бисмарку «рептильной прессе» вовсю развивалась тема экстренных закупок лошадей для французской армии. Газетная истерия, начатая публикацией Рёслера в Zeitung Post, развивалась исключительно в выгодных канцлеру целях. 4 марта 1875 года ввиду «угрозы» Бисмарк издаёт указ о запрещении вывоза лошадей из Германии во Францию. Русского посла он уверил в том, что мера вызвана необходимостью сохранить поголовье лошадей перед скорым полевым сезоном, при этом признав, что в нынешних условиях «это мероприятие, которое пахнет порохом, но это не относится к настоящему случаю».

Между тем, антифранцузский «шторм», поднятый в прессе, породил беспокойство послов европейских стран в Берлине. На многочисленных аудиенциях с ними Бисмарк без устали повторял, что Франция только и делает, что готовится к войне. Ему вторил фельдмаршал Гельмут фон Мольтке, который 30 апреля на встрече с бельгийским дипломатом сказал, что при всей ненависти, которую он испытывает к войне, он «не видит, как Германия может избежать её в следующем году, если Великие державы не объединятся, чтобы заставить Францию сократить её вооружения». Напряжение росло по мере того, как на вооружение самой германской армии поступали новые винтовки Mauser Model 1871, а к 1 июля 1875 года заканчивался процесс перевооружения артиллерии.

Из Германии звучали угрозы и в адрес Бельгии, которую немецкая армия могла использовать как плацдарм для нападения на Францию. Демарш в адрес Бельгии послужил основанием для вступления в конфликт Британии, которая твёрдо следовала принципам обеспечения нейтралитета Бельгии и «европейского равновесия». По дипломатическим каналам британский МИД попытался склонить к противодействию Германии Австро-Венгрию и Италию. Действия Англии были первым шагом на пути к выхода из кризиса, вызванного «военной тревогой», но финальную точку в нём поставила именно Россия.

Развязка конфликта

Александр II в сопровождении Горчакова 10 мая прибыл в Берлин, ради консультации по урегулированию текущего кризиса сделав остановку на пути в немецкий курорт Бад-Эмс. Этим же утром состоялась беседа двух канцлеров. Бисмарк рассыпался в заверениях, что последнее, что хочет сделать Германия – напасть на своего извечного противника. Опровергая слухи о многочисленных военных закупках, он обрушился с критикой на махинации биржевых маклеров, в довершении бесцеремонно назвав фельдмаршала Мольтке «молокососом», а немецких генералов ‑ ничего не смыслящими в политике. Отъезжая из немецкой столицы вечером того же дня, Горчаков разослал во все российские посольства и миссии телеграмму следующего содержания: «Император покидает Берлин вполне уверенный в господствующих здесь миролюбивых намерениях, обеспечивающих сохранение мира». Несмотря на то, что сообщение изначально было шифрованным, оно попало в газеты, но в искажённом виде. Его конец в печати передали как «Теперь мир обеспечен». Утекшая в печать телеграмма оказала ровно тот эффект, который был нужен для погашения кризиса. «Железному канцлеру» не оставалось ничего иного, кроме как отказаться от планов запугивания и изоляции Франции. Президент республики Мак-Магон выразил Александру II благодарность «за то благородное и высокое влияние», которое было оказано Россией на сохранение мира в Европе. Германия была выставлена агрессором, а Россия пришла на выручку Франции, понимая важность сохранения европейского баланса сил, где ни одна держава не должна стремиться возвыситься настолько, чтобы угрожать спокойствию других. События 1875 года пошатнули Союз трёх императоров (австрийского, российского и германского), одновременно заложив фундамент другого будущего соглашения – франко-русского союза, заключённого 4 января 1891 года.