Принц-варвар русского балета

Его называли принцем, разбудившим классический балет. В искусстве, где все внимание было приковано к балерине, он поднял роль танцовщика он поднял на небывалую высоту. 17 марта Рудольфу Нурееву исполнилось бы 85.

«Я хотел бы, чтобы мой танец производил такое же впечатление, как и картина вели­кого художника. Пусть мной восхищаются, пусть меня ненавидят, но пусть никто не останется равнодушным», – в этом весь Нуреев.

В 1977 году он сыграет заглавную роль в фильме «Валентино» о судьбе звезды немого кино 20-х годов. Зрители приняли картину на ура. Критики были гораздо строже – артист, черпавший энергию из зрительного зала, не смог «вдохновиться» одной лишь съёмочной камерой. Однако, после выхода фильма на экраны и возникла легенда (некоторые источники уверяют, что её подогревал сам танцовщик), согласно которой мальчика назвали в честь прославленного актёра. История красивая, но не имеющая под собой никаких оснований – вряд ли фильмы голливудской звезды показывали в селе Кушнаренково, где жили Нуреевы.  

Рудольф стал четвёртым ребенком в семье, долгожданным наследником после трёх дочек. Но радость отца была недолгой. Хамет Фазлеевич, возводивший свой род к самому Чингисхану, хотел видеть сына сильным и мужественным, а Рудик рос слабеньким и хилым. Когда началась война, Хамет Нуреев ушёл добровольцем на фронт, а Фарида с детьми эвакуировалась в Уфу. Жили в лачуге с земляным полом и крышей из липовой коры. Топили буржуйку, за водой ходили к колодцу, жили голодно и бедно – маленькому Рудику приходилось донашивать за сёстрами кое-как перешитые матерью вещи и терпеть насмешки соседских мальчишек.

В оперный театр Рудик попал в пять лет – мама умудрилась на один билет провести всех своих детей. В тот вечер давали первый балет, созданный по мотивам башкирского фольклора – «Журавлиную песнь» на музыку Льва Степанова и Загира Исмаилова. Поставила его выдающаяся балерина и хореограф Нина Александровна Анисимова, прима Кировского театра, труппа которого была эвакуирована в Уфу. Рудик был настолько потрясён увиденным, что заявил матери – хочу учиться танцевать. Видимо в мальчике проснулись её гены – Фарида Аглиулловна прекрасно пела и танцевала. И мама отвела его в какой-то кружок. Первыми зрителями будущей мировой знаменитости были раненые в госпиталях. Эти импровизированные концерты в переполненных палатах Рудольф помнил всю жизнь.

Когда отец вернулся с фронта и увидел, чем увлечён сын, гневу его не было предела. Он старался приобщить Рудольфа к мужским занятиям – учил отливать пули для охотничьего ружья, пробовал брать на охоту, но толку от этого было мало. Взаимопонимания между отцом и сыном так никогда и не возникло. Хамет Фазлеевич даже в школу приходил, уговаривал классную руководительницу отвадить сына от позорного занятия, но та наоборот, восхищалась и талантом, и упорством своего ученика. В кружке народного танца Рудика считали одним из самых талантливых. На концерты он летел как на крыльях, а возвращался так, чтобы не заметили знакомые мальчишки, всегда готовые поднять его на смех.

В десять лет Рудольф уже танцевал в кружке при Доме пионеров, которым руководила Анна Ивановна Удальцова, в своё время выступавшая в труппе Сергея Дягилева. Именно она и познакомила мальчика с настоящим классическим танцем. Занимался Нуреев до полного изнеможения – физические нагрузки давались ему тяжело, атлетическое сложение и выносливость пришлось нарабатывать долгие годы. В начале 50-х при Уфимском театре оперы и балета открылась балетная студия. Нуреев попал в класс Елены Константиновны Войтович, которая двадцать лет танцевала на сцене Мариинского театра. Одним из его педагогов стала и Зайтуна Насреддинова, некогда покорившая пятилетнего Рудика в «Журавлиной песни».

После школы Рудольфа взяли в кордебалет. Не имея настоящего образования, он мог просуществовать в нём всю жизнь, но летом 1955 года накануне гастролей в Москве танцовщик, исполнявший главную партию в той самой «Журавлиной песни» получил серьёзную травму и танцевать не смог. Рудик выучил партию в кратчайшие сроки, напряжение дало себя знать, но он вышел на сцену и произвел впечатление не только на взыскательную столичную публику, но и старших коллег из Большого. Юноше разрешили поступить в Московское хореографическое училище. Казалось – мечта сбывается, но там не было мест в общежитии, а снимать комнату Нурееву был не по средствам. И он отправился в Ленинград.  

Рудольфу было уже семнадцать. Ленинградским строгим критериям он не соответствовал – слишком мало он умел, а потому решил поступать не на классическую хореографию, а на народный танец. Однако Вера Сергеевна Костровицкая, ученица Вагановой и сама прекрасная балерина и выдающийся педагог, автор собственной методики обучения классическому танцу, разглядела в Рудольфе скрытый талант и приняла его на классическое отделение на свой страх и риск. Вместо напутствия она сказала Нурееву: «Вы можете стать выдающимся танцовщиком, а можете никем не стать. Второе более вероятно». И этот вердикт Нуреев помнил до конца своих дней.

Быть никем ему не позволяла фамильная гордость. Однако с первым педагогом – Валентином Ивановичем Шелковым – отношения у строптивого ученика не сложились. Подход к одарённому, но взрывному и не очень воспитанному юноше нашёл Александр Иванович Пушкин, уникальный педагог, вырастивший целое созвездие талантливых танцовщиков. В двадцать лет Нуреев со своей партнершей Аллой Сизовой получает золотые медали Московского международного конкурса артистов балета за па-де-де из балета «Корсар». Феномен этого неповторимого танцовщика заключался в гремучей смеси неукротимого темперамента, дикой природной грации и фантастически «неправильной» техники.  

Дебютом Нуреева на сцене Кировского театра стала «Лауренсия» композитора Александра Крейна по мотивам пьесы Лопе де Вега «Овечий источник» в постановке великого танцовщика и балетмейстера Вахтанга Чабукиани. Он сам когда-то танцевал партию Фрондосо, нарушив давний канон и акцентировав внимание на мужских партиях, сделав их не фоном для партий женских, но самостоятельными значимыми элементами балета. Эту линию в хореографии продолжит потом и Нуреев. А тогда в «Лауренсии» он сделал первый шаг на долгом пути реформирования мужского танца.

Успех начинающего танцовщика был оглушительным. Вслед за «Лауренсией» последовала «Гаянэ», а вскоре в его репертуаре появились балеты, танцевать в которых мечтает любой танцовщик – «Лебединое озеро» и «Спящая красавица», «Жизель» и «Раймонда», «Щелкунчик», «Баядерка», «Дон Кихот». Казалось бы – танцуй и радуйся. Но фамильная «чингисхановская» гордость не давал ему покоя. Выходить на сцену два-три раза в месяц, зависеть от настроения руководства (поставят его в спектакль или не поставят, выпустят на гастроли или нет) для него было невыносимо.

Балетному танцовщику отпущено слишком мало времени, а Нуреев еще и довольно поздно начал. Его решение не возвращаться на родину, принятое в парижском аэропорту не было заранее продуманным – его чемоданы, как потому выяснилось, были набиты балетной обувью, аксессуарами и тканями для костюмов. И тем более, оно не имело политической подоплеки – ни единого разу за всю жизнь за рубежом, Рудольф Нуреев не произнес ни одного неуважительного слова в адрес Советского Союза. Он остался только потому, что хотел танцевать столько, сколько может, и так, как ему нравится. Нуреев выходил на сцену до 52 лет, на пике формы мог танцевать по двадцать-двадцать пять спектаклей в месяц, а меньше десяти не танцевал даже на склоне жизни.

Рудольф Нуреев владел всем классическим репертуаром, и при этом смело экспериментировал в жанре contemporary dance. Ставил балеты сам, танцевал в балетах, специально поставленных для него. Был звездой мирового уровня, но мир помнил, что засияла эта звезда на небосклоне русского балета. Главным вкладом Рудольфа Нуреева в искусство балета считается революция в мужском танце. Он не был первым. До него были танцовщики и хореографы (достаточно вспомнить Вахтанга Чабукиани), которые стремились сделать танцовщиков не «мускулистым фоном» для балерин, а полноправными носителями драматического и хореографического начала в балете. Благодаря авторитету Нуреева их поиски и открытия стали достоянием мировой хореографии.

На сцену родного Кировского театра Нуреев в последний вышел в ноябре 1989 года в партии Джеймса в балете «Сильфида» Хермана Левенсхольда, одном из самых любимых своих балетов. Пригласил его соученик по Вагановскому училищу Олег Виноградов, в то время руководивший балетной труппой театра. В партнерши Нуреев выбрал юную Жанну Аюпову. Балерина с большим теплом вспоминала репетиции – Нуреев был очень внимательным наставником. Танцовщик уже находился не в самой лучшей форме, давали себя знать старые травмы, а интенсивные репетиции добавили еще одну, но работать в полноги он никогда не умел. На сцене он выдал всё, на что был способен. Публика, оценившая подвиг артиста, встретила его гораздо теплее, чем критика – занавес поднимали чуть ли не два десятка раз.

После спектакля в гримёрку к Нурееву зашёл Рауфаль Мухаметзянов, директор Казанского академического театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. В театре уже два года проводился фестиваль классического балета и Музаметзянов пригласил Нуреева принять в нём участие. Рудольф согласился – Казань была родиной его матери. Приехать на следующий фестиваль Нурееву не удалось, но он разрешил присвоить ему своё имя. В Казань он приехал в 1992-м, за два года до смерти. И выступил там в качестве… дирижёра.

Танцевать он уже не мог, даже давать мастер-классы Рудольфу уже было трудно – он не смог бы смирно сидеть на стуле и давать ценные указания ученикам. А вот за дирижёрским пультом, после уроков, преподанных ему Леонардом Бернстайном и Гербертом фон Караяном, чувствовал себя на своём месте. В филармонии он дирижировал симфоническим оркестром, исполнившим увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта» Петра Ильича Чайковского, а в оперном театре – балетом «Щелкунчик». Через два года Нуреева не стало. А международный фестиваль классического балета, носящий его имя, в этом году пройдёт в Казани в 36-й раз.