Исчезнувший град

Издревле великую роль играли на Руси монастыри. Они и очаги духовности, и центры просвещения, и столпы благотворительности, и важные оборонительные твердыни. А ещё ведь монастыри строили города. Не сами, конечно, но нередко случалось так: стоит себе небольшой монастырёк, а через сто-двести лет глядишь — уж раскинулся вокруг него средних размеров город. Самый, должно быть, известный пример — Кириллов, что вырос вокруг обители Святого Кирилла Белозерского. Однако так далеко за примерами мы ходить не станем, отправимся за двести вёрст от Москвы — в тихий уездный Калязин.

Волга являлась естественным рубежом между Тверью и её восточными соседями — Ростовом, Суздалем, Ярославлем, потом и Москвой, но кому было дело до рубежей в беспокойную эпоху княжеских усобиц? Граница двигалась туда-сюда, её постоянно укрепляли со всех сторон. Где-то в этих краях стояла древняя крепость Святославле Поле, но где именно... Кто ж теперь ведает? Южнее, в устье Нерли, располагался старый Скнятин, да вышел весь — не смог восстановиться после разорения Смуты, а остатки городища потонули при разливе водохранилища.

На месте теперешнего города Калязина, в болотистом устье Жабни, не было ничего. Топь и лес. Зверь да птица, да в Волге рыба. И кто знает, может быть, так оставалось бы и поныне, если бы в XV веке не забрёл бы в эти глухие края святой подвижник — монах Клобукова монастыря, что в городе Кашине.

Будущий калязинский святой родился в 1400 году в селе Кожине в набожной боярской семье.

В сер. 1430-х Макарий отправился искать свою пустыню и обрёл её в паре десятков вёрст от Кашина. Вскоре к нему присоединилось ещё несколько клобуковских старцев. Да вот беда, «пустыня», как оказалось, имела хозяина. Боярин Иван Коляга был очень недоволен тем, что на его земле поселились монахи, и задумал ни много ни мало убить Макария. Однако, не успев перейти от помышления к делу, почти сразу же Коляга тяжело заболел. Боярин решил лично попросить прощения у преподобного старца, а у того ответ один: «Бог простит!» От недуга боярин избавился и, говорят, сам поселился потом в Макарьевом монастыре, а земли свои отдал обители. Макарий тут же назвал её Калязинской в честь Коляги. Правда, долго не соглашался стать настоятелем. А когда всё же уступил просьбам товарищей, то трудился наряду со всеми.

Одежду Макарий носил столь бедную, что иногда злые языки называли его «калязинским мужиком». Зато этот «мужик» исцелял немощных и бесноватых, наставлял грешников на путь истинный. Рассказывают, что однажды разбойники украли монастырских волов, но далеко уйти со скотиной не смогли. Они внезапно ослепли, плутали-плутали, да и вышли обратно к воротам монастыря, где их встретил сам настоятель. Макарий вернул ворам зрение в обмен на обещание не зариться на чужое. Умер Макарий в 1483 году. Его похоронили в деревянной церкви, которую он сам и построил.

В будущем в Калязинскую обитель за помощью и благословением обращались все — и простолюдины, и царственные особы. Кто только не побывал в Макарьевом монастыре! И Афанасий Никитин, и Иван Грозный, и Борис Годунов, и Романовы, и Патриарх Никон молился в этих стенах, когда в стране бушевало моровое поветрие. Именно вокруг монастыря сначала как слобода и возник Калязин — в будущем уездный город Российской империи.

…А в 1609 году на месте будущего города Калязина решалась судьба Отечества. Вокруг Москвы тогда хозяйничали банды Тушинского вора — Лжедмитрия II и его польских «спонсоров». Пан Сапега осаждал Троице-Сергиев монастырь. А из Новгорода Великого с боями шло войско освободителей во главе с князем Михаилом Скопиным-Шуйским. 33-летний полководец встал лагерем у Макарьева монастыря. Сюда к нему несколько недель стекалось ополчение из тверских, ярославских, костромских, заволжских земель. Когда собралось около 15 тыс., Сапега под стенами обители Святого Сергия уже не мог дольше игнорировать угрозу. Польский военачальник решил нанести превентивный удар, чего, надо полагать, Скопин-Шуйский и ждал. По крайней мере блестящий манёвр мнимого бегства явно был домашней заготовкой. Встретив неприятеля на топком берегу Жабни, русские сделали вид, что запаниковали, и бросились в сторону болот. Увлёкшиеся преследованием «тушинцы» пропустили момент, когда бегущие расступились в стороны... И первые ряды преследователей, подпираемые задними, на полном ходу влетели в трясину. Нашим осталось только вновь сомкнуть строй, вгвоздить врагов в топи и добивать.

Хотя это был лишь передовой отряд: вскоре подошло основное войско — литовцы и казаки. Тут Скопин-Шуйский велел своим войскам отсиживаться в остроге, на провокации противника не поддаваться и вылазок не проводить. Несколько часов конники Сапеги скакали вокруг калязинских укреплений, прощупывая оборону и тщетно пытаясь отыскать уязвимые точки. Ближе к вечеру измотанный неприятель собрался было становиться на ночлег; и вот тут-то Скопин-Шуйский и ударил, причём сразу всеми силами. Уставших врагов теснили до самых обозов, после чего «тушинцы» не выдержали и побежали. Русский полководец, впрочем, хорошо знал, чем может обернуться неосторожное преследование — гнал противника до темноты, к ночи же приказал возвращаться.

Увы, победителя в Москве встретили чёрной неблагодарностью. В 1610 году Михаил Васильевич умер столь внезапно и при столь неприглядных обстоятельствах, выпив чарку вина на пиру, что в народе тут же заговорили: спасителя Первопрестольной отравил его царственный родственник (седьмая вода на киселе — четвероюродный дядя) Василий Шуйский.

Калязин же до поры до времени как был слободой, так ею и оставался. Точнее, существовало сразу три слободы: Никольская, Троицкая и Рождественская, разбросанные по разные стороны перекрёстка рек. Росли они вокруг своего монастыря, богатели, два раза в год имели ярмарки — и в конце концов в 1775-м все три объединились в уездный город Калязин. Тогда матушка Екатерина в очередной раз по-своему административные границы России перекраивала. Ну а где уездный город, там, само собой, и начальство какое-никакое, и местечки тёплые, и деньжонки крутятся...

А ещё здешние места полюбились купцам. У этих за ценой дело не стояло! Один за другим возводились в Калязине добротные и недешёвые каменные дома, коих в городе к нач. ХХ века насчитывалось более двухсот. И вообще здешние предприниматели были оборотистее и в торговле удачливее, чем их коллеги-конкуренты из Кимр, Кашина и даже самого Углича.

Лицом города служила шикарная Волжская набережная, сплошь в богатой застройке и с представительным, издалека видным соборным комплексом. В общем, Калязин процветал. Обзавёлся ремёслами — старинным аналогом промышленности: кузнецами, корабелами, кружевницами. Рукоделие последних весьма ценилось у тех, кому вологодская роскошь оказывалась не по карману. С местными традициями коклюшечного кружева по сей день можно познакомиться в районном Доме ремёсел. А вот с улочками города, с его старинными памятниками, с древним Макарьевым монастырём познакомиться можно, увы, лишь на старинных фотографиях...

В 1939 году в город пришла беда, и имя ей было Угличское водохранилище. При сооружении гидроузла водяной Молох поглотил чуть ли не полгорода. Более пятисот домов из 1300 попало в зону затопления. Причём если деревянные ещё можно было разобрать и перенести выше по склону берега, то с каменными что оставалось делать? Разбирали до фундамента, кирпичный бой, какой можно, шёл на бут, а остальное грудами строительного мусора уходило в разлившуюся Волгу. Самая красивая часть города погибла.

Снесли и Макарьев монастырь, но река не забрала его руины, обтекла, словно высмеивая попытки вырвать клещами милости у природы: так и появился на карте современного Калязина новый топоним — Монастырские острова. А самой обители уж нет. Снесли соборный комплекс... да не весь. То ли динамита не хватило, то ли времени, то ли среди местных архитекторов нашёлся человек, вставший на защиту памятника, да только получилось так, как получилось. А вышло настоящее калязинское чудо. Неожиданное, полное печальной и светлой красоты.

Улица спускается к Волге и... без всякого предупреждения ныряет в неё. Запросто так: вот тут ещё булыжная мостовая, а вот здесь уже волна. Улица, ведущая под воду. Это могло бы выглядеть чересчур мрачно, случись оно где-нибудь ещё: в Пучеже ли, в Весьегонске, на останках исчезнувшей Корчевы... Однако Калязин не мрачен. Ведь там, в волжских водах, в каких-то двух сотнях метров от берега, дерзко блестит в солнечных лучах неутонувший символ города.

Уже ради одного этого маленький 13-тысячник, распластавшийся по берегам Волги, Жабни и Пуды, словно вцепившийся в землю, спасаясь от водохранилища, только ради этого Калязин следовало причислить к Золотому кольцу, к жемчужинам России, уже за этим сюда стоит ехать. Эта колокольня — она ведь такая русская: её вроде топят, а она не тонет.

У самой кромки воды несут своё «дежурство» местные лодочники. Они охотно (за денежку, конечно) устраивают небольшие экскурсии вокруг колокольни.

Совсем рядом проходят большие туристические суда и баржи, бесцеремонно толкают лёгкую моторку кильватерной струёй — значит, глубина солидная, и не покидает мысль: ведь плывёшь над центром города, над фундаментами больших каменных домов селившихся поближе к Волге состоятельных горожан.

Оглядываешься на берег: нет, уже не тот, что на старых снимках. Конечно, некоторые здания у самой воды сохранили свой исторический вид, не дают забыть, что город таки старинный.

Покажут вам и Монастырские острова — символ того, что природу перехитрить невозможно. Волга не пожелала топить святую землю, а потом и жители стали укреплять берег, даже построили на островке покаянную часовню на месте разрушенной обители. На восстановление Макарьева монастыря денег уже, конечно, нет.

Между тем лодка причаливает к островку с Калязинской колокольней. Редкая возможность побродить в задумчивой тишине вокруг неё, зайти внутрь: кто-то отогнул нижний угол железной двери, закрывающей вход... Внутри не мусорно, в маленьких нишах стоит несколько икон — помолиться... Невольно прислушиваешься: не нарушит ли тишину, кроме птичьих голосов, колокольный звон? В этих местах верят, что, когда снимали колокола, один, самый большой, упал, проломив перекрытия, в затопленный подвал да так в нём и остался, заваленный насыпным полом. И до сих пор накануне великих бед звонит утонувший колокол со дна реки. Перед войной, говорят, до утра звонил... С того берега настороженно выглядывает «Калязинское ухо»... Так местные прозвали большую тарелку радиоастрономической обсерватории. Словно не просто в космос устремлено, а ещё и украдкой за колоколом подслушивает: что как ударит?