«великая дружба», сталин и композиторы

Итальянский композитор ХIХ века Джоаккино Россини к творчеству своего современника, немецкого композитора и дирижёра Рихарда Вагнера, относился критически, без тени смущения заявляя: «Такую музыку нужно слушать не раз и не два. Но я больше одного раза не могу». Автор опер «Севильский цирюльник», «Вильгельм Телль» и «Сорока-воровка» говорил о создателе «Тангейзера», «Лоэнгрина» и «Кольца нибелунга» (цикл из четырёх опер: «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид», «Гибель богов»): «У Вагнера встречаются чарующие моменты и ужасные четверти часа». Как видим, и великие композиторы не всегда дают адекватную оценку творчеству коллег.

Ждать её от идеологических работников сталинского времени тем более не приходилось. Яркое тому подтверждение — постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об опере Вано Мурадели «Великая дружба», принятое 10 февраля 1948 года и на следующий день опубликованное «Правдой». В нём утверждалось: «Музыка оперы невыразительна, бедна. В ней нет ни одной запоминающейся мелодии или арии. Она сумбурна и дисгармонична, построена на сплошных диссонансах, на режущих слух звукосочетаниях. Отдельные строки и сцены, претендующие на мелодичность, внезапно прерываются нестройным шумом, совершенно чуждым для нормального человеческого слуха и действующим на слушателей угнетающе. Между музыкальным сопровождением и развитием действия на сцене нет органической связи. Вокальная часть оперы — хоровое, сольное и ансамблевое пение — производит убогое впечатление…»

Стрелы критики были пущены и в адрес других композиторов: Дмитрия Шостаковича, Сергея Прокофьева, Арама Хачатуряна, Николая Мясковского, Гавриила Попова и Виссариона Шебалина. В их сочинениях, говорилось в постановлении, «особенно наглядно представлены формалистические извращения, антидемократические тенденции в музыке, чуждые советскому народу и его художественным вкусам. Характерными признаками такой музыки является отрицание основных принципов классической музыки, проповедь атональности, диссонанса и дисгармонии, являющихся якобы выражением "прогресса" и "новаторства" в развитии музыкальной формы, отказ от таких важнейших основ музыкального произведения, какой является мелодия, увлечение сумбурными, невропатическими сочетаниями, превращающими музыку в какофонию, в хаотическое нагромождение звуков». А такая музыка «сильно отдает духом современной модернистской буржуазной музыки Европы и Америки, отображающей маразм буржуазной культуры, полное отрицание музыкального искусства, его тупик…»

Констатировав «совершенно нетерпимое состояние советской музыкальной критики», ЦК ВКП(б) бил в набат в связи с тем, что «антинародное, формалистическое направление в советской музыке» оказывает «пагубное влияние на подготовку и воспитание молодых композиторов в наших консерваториях, и в первую очередь в Московской консерватории (директор т. Шебалин)» и «породило среди части советских композиторов одностороннее увлечение сложными формами инструментальной симфонической бестекстовой музыки и пренебрежительное отношение к таким музыкальным жанрам, как опера, хоровая музыка, популярная музыка для небольших оркестров, для народных инструментов, вокальных ансамблей и т.д.». В результате «утрачиваются основы вокальной культуры и драматургического мастерства и композиторы разучиваются писать для народа».

Поводом для принятия постановления Политбюро ЦК стала постановка Большим театром оперы Вано Мурадели «Великая дружба», приуроченная к 30-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Согласно распространённой точке зрения, побывавший на спектакле Иосиф Сталин увидел в её сюжете грубое искажение истории.

В центре изображённых событий, происходивших на Кавказе в 1919 году, был посланец Ленина Комиссар. Белогвардейцы, стремясь разжечь межнациональную вражду, побуждали ингуша Муртаза убить Комиссара. Однако в решающий момент Муртаз спас Комиссара от вражеской пули, заслонив его своим телом. Полной ясности, что возмутило Генерального секретаря ЦК ВКП(б), нет. Сталину могло не понравиться, что прототипом Комиссара стал застрелившийся в 1937 году Серго Орджоникидзе, а спас Комиссара представитель недавно депортированного народа или что ещё…

«Великая дружба» и сталинский агитпроп

Изучив ход разработки печально знаменитого документа, профессор Московской консерватории Екатерина Власова пришла к выводу, что изначально «был еще один вариант развития событий». В подтверждение ею приведён проект постановления ЦК ВКП(б), утверждённый на заседании Политбюро ЦК 24 января 1948 года, где нет ни слова об опере Мурадели «Великая дружба»! По свидетельству Дмитрия Шепилова, в 1948-м занимавшего должность первого заместителя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК, в нём «не было даже признаков того, что потом прозвучало, — антинародность и… никаких оскорблений в чей-либо адрес!».

Действительно, в утверждённом 24 января проекте постановления речь шла о кадровых перестановках. От обязанностей председателя Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР освободили Михаила Храпченко «как не обеспечившего правильного руководства Комитета по делам искусств». На эту должность назначили Поликарпа Лебедева. Признав, что «Оргкомитет Союза советских композиторов проводил в корне неправильную линию в области советской музыки», освободили от руководящей работы в союзе Арама Хачатуряна, Вано Мурадели и Левона Атовмьяна. Пункт 6 постановления предписывал: «Образовать новый Оргкомитет Союза советских композиторов в составе 11 человек. Утвердить председателем Оргкомитета Союза советских композиторов т. Асафьева Б.В. Образовать секретариат Оргкомитета Союза советских композиторов в составе тт. Хренникова Т.Н. (генерального секретаря), Коваля М.В., Захарова В.Г.».

Текст постановления был изменён после проверок, прошедших в период с 24 января по 6 февраля в Комитете по делам искусств, Большом театре, Музгизе, столичных филармонии и консерватории. Представление о том, что интересовало проверяющие органы, даёт отчёт о проверке Московской консерватории от 2 февраля 1948 года, направленный секретарю ЦК ВКП(б) Михаилу Суслову.

В нём консерватория названа «питомником формалиствующих молодых композиторов и музыковедов», в чём обвинялись Шебалин, Шостакович и другие профессора: «Творчество значительной части студентов-композиторов несет отпечаток нездоровой атмосферы на композиторском факультете: отгороженность от жизни, замкнутость в кругу технических, формальных задач, абстрактность и схоластичность музыкального языка, крайний индивидуализм, при обостренном интересе к западноевропейской модернистической музыке и при явно выраженном пренебрежении к демократическим музыкальным средствам и жанрам (ученики Дмитрия Шостаковича — Борис Чайковский, Герман Галынин, Александр Чугаев и многие другие). Ни директор консерватории Шебалин, ни тем более педагог Шостакович даже не пытались предотвратить эти вредные увлечения вверенной им молодежи».

Авторы отчёта доносили, что «Шебалин упорно добивался исключения политэкономии и философии из учебного плана композиторского отделения "как излишних для музыкантов", член парткома Д. Ойстрах постоянно выступает против обучения пианистов и скрипачей основам марксизма-ленинизма. Профессора Нежданова, Козолупов, Юдина говорят своим студентам: "Меньше занимайтесь марксизмом, это — прикладная дисциплина, за нее можно браться в последнюю очередь". Многие педагоги консерватории не ходят на собрания. Газет не читают, в политике не разбираются».

6 февраля переработанный проект постановления ЦК ВКП(б) представил Сталину член Политбюро ЦК Андрей Жданов. По оценке Екатерины Власовой, он был «еще более зубодробительным, чем окончательный, третий. Он содержал несколько выводов и обобщений, которые синим карандашом (Сталина?) были вычеркнуты и в окончательный вариант не попали. Некоторые формулировки смягчены. Кое-что было дополнено». Исчез сформулированный как политическое обвинение пункт об отрыве «ряда деятелей советской музыки от жизни партии, Советского государства и советского народа».

Кнут и пряник от товарища Сталина

После выхода злополучного постановления упомянутые в нём композиторы попали под огонь критики, что не могло не сказаться на их творчестве. Ответом Шостаковича на обвинения в «антинародном формализме» стали написанные в конце 1940-х — нач. 1950-х гг. произведения, которые, по мнению некоторых музыкальных критиков, отличала нарочитая простота: оратория «Песнь о лесах», кантата «Над Родиной нашей солнце сияет», вокальный цикл на стихи Евгения Долматовского.

А «вождь народов», следуя в русле политики «кнута и пряника», на этот раз довольно быстро сменил гнев на милость. В 1950 году Шостакович получил Сталинскую премию первой степени за ораторию «Песнь о лесах» и музыку к фильму режиссёра Михаила Чиаурели «Падение Берлина», а в 1952-м был удостоен Сталинской премии второй степени — за сюиту для хора «Десять поэм» на стихи революционных поэтов. Две Сталинские премии получил и Николай Мясковский: второй степени в 1950-м — за сонату № 2 для виолончели и фортепиано и первой степени в 1951-м (посмертно) — за симфонию № 27 и струнный квартет № 13. В 1951 году Сталинской премии второй степени удостоился Сергей Прокофьев — за вокально-симфоническую сюиту «Зимний костёр» и ораторию «На страже мира» на стихи Самуила Маршака. В 1950-м Сталинскую премию первой степени получил Арам Хачатурян — за музыку к двухсерийному фильму режиссёра Владимира Петрова «Сталинградская битва».

Финальную точку в «музыкальной истории» соратники Сталина поставили уже после его смерти и осуждения «культа личности». В принятом 28 мая 1958 года постановлении ЦК КПСС «Об исправлении ошибок в оценке опер "Великая дружба", "Богдан Хмельницкий", "От всего сердца"» утверждалось, что постановление 1948 года «в целом сыграло положительную роль в развитии советского музыкального искусства». Вместе с тем признавалось то, что оценки творчества отдельных композиторов «в ряде случаев были бездоказательными. В опере В. Мурадели "Великая дружба" имелись недостатки, которые заслуживали деловой критики, однако они не давали оснований объявлять оперу примером формализма в музыке. Талантливые композиторы тт. Д. Шостакович, С. Прокофьев, А. Хачатурян, В. Шебалин, Г. Попов, Н. Мясковский и др., в отдельных произведениях которых проявлялись неверные тенденции, были огульно названы представителями антинародного формалистического направления».

Что же касается Мурадели, то его карьера пошла в гору. В 1959 году он занял пост председателя правления московского отделения Союза композиторов РСФСР, в 1960-м стал секретарём правления Союза композиторов РСФСР, а в 1968-м — секретарём правления Союза композиторов СССР.