27 марта (9 апреля) 1917 года в 15 часов 10 минут поезд, в одном из вагонов которого расположились три десятка русских политэмигрантов во главе с Лениным, выехал из Цюриха. В городе Тайнген швейцарские таможенники учинили досмотр багажа по полной программе. Оказалось, что некоторые продукты, особенно шоколад, превышали нормы вывоза. Излишки были конфискованы. Потом пересчитали пассажиров. «Каждый из нас выходил с задней площадки вагона, держа в руках клочок бумаги с начертанным на нем порядковым номером… Показав этот клочок, мы входили в свой вагон с передней площадки. Никаких документов никто не спрашивал, никаких вопросов не задавал», – писала впоследствии революционерка Елена Усиевич.
Вагон перегнали через границу на немецкую станцию Готтмадинген, где проезжающих вновь пересчитали. Затем в зале ожидания для пассажиров третьего класса им подали ужин. «Худенькие, изжелта-бледные, прямо-таки прозрачные девушки в кружевных наколках и передничках разносили на тарелках огромные свиные отбивные с картофельным салатом. <…> Достаточно было взглянуть на дрожащие от голода руки девушек, протягивающих нам тарелки, на то, как они старательно отводили глаза от еды, на их страдальческие лица, чтобы убедиться, что давно уж в Германии не видят ничего подобного, – делилась впечатлениями Усиевич. – И мы совали в руки официанткам нетронутые тарелки с кушаньем».
А утром подали серо-зеленый вагон второго и третьего класса типа «микст» – наполовину мягкий, наполовину жесткий, три двери которого были опечатаны пломбами. Вагон прицепили к поезду на Франкфурт, и путешественники стали размещаться. Первое мягкое купе отдали сопровождавшим группу немецким офицерам. У его дверей провели мелом жирную черту – границу «экстерриториальности». Ни немцы, ни русские не имели права переступать через нее. Отдельные купе отвели Ленину с Надеждой Крупской, чтобы Владимир Ильич мог работать, семье Зиновьевых, а также Буне Поговской с сыном. Выделили купе под багаж. По окончании дележа выяснилось, что для нескольких человек спальных мест не хватило. Тогда составили график очередности сна. Но всякий раз, когда нужно было занимать полку вождя, очередники категорически отказывались туда ложиться, чтобы не мешать его работе.
Впрочем, спокойно работать никак не получалось. В купе к Ленину постоянно набивалось множество людей. Проблемы возникали самые разные, и ему пришлось решать даже вопрос о том, как поделить единственный туалет между курящими и некурящими.
Ехали весело. В соседнем с ленинским купе, где расположились Георгий Сафаров с женой, Инесса Арманд и Ольга Равич, Карл Радек то и дело рассказывал анекдоты, и тоненькие перегородки буквально дрожали от хохота. А порой те, «у кого голоса были получше и слух не слишком подводил», шли «давать серенаду Ильичу», как они это называли. «Для начала мы пели обычно «Скажи, о чем задумался, скажи, наш атаман». Ильич любил хоровое пение, и нас не всегда просили удалиться. Иногда он выходил к нам в коридор, и начиналось пение всех подряд любимых песен Ильича: «Нас венчали не в церкви», «Не плачьте над трупами павших бойцов» и так далее», – вспоминала о поездке Елена Усиевич.