Выстрел в писательском поселке
Шестьдесят лет назад, 13 мая 1956 года, в казенном дачном коттедже подмосковного поселка Переделкино застрелился человек, которого миллионы советских людей считали «самым главным» современным писателем и образцом коммуниста. Это был автор «Молодой гвардии» Александр Фадеев…
Александр Александрович Фадеев (1901–1956)
«Фадеев лежал на широкой кровати, откинув руку, из которой только что – так казалось – выпал наган, вороненый и старый, наверное сохранившийся от Гражданской войны. Белизна обнаженных плеч, бледность лица и седина – все как бы превращалось в мрамор», – записал поэт Евгений Долматовский, одним из первых прибывший на место трагедии.
«13 мая 1956 года, примерно в 15:00, у себя на даче, в Переделкино Кунцевского района, выстрелом из револьвера покончил жизнь самоубийством кандидат в члены ЦК КПСС писатель Фадеев Александр Александрович. При осмотре рабочего кабинета сотрудниками КГБ Фадеев лежал в постели раздетым с огнестрельной раной в области сердца. Здесь же на постели находился револьвер системы «Наган» с одной стреляной гильзой. На тумбочке возле кровати находилось письмо с адресом «В ЦК КПСС», которое при этом прилагаю», – гласила реляция председателя КГБ Ивана Серова партийному руководству страны.
В некрологе, который поспешно вычитывали лично члены Президиума ЦК, покойного постарались унизить: «Фадеев в течение многих лет страдал тяжелым недугом – алкоголизмом, который привел к ослаблению его творческой деятельности…» Для официальной печати столь нелицеприятная оценка признанного автора идеологически выдержанных произведений, писателя «из школьной программы» – дело немыслимое. Ведь Фадеев немало значил для советской цивилизации.
Ученик Землячки
Понятие «солдат партии» не было для него риторической фигурой. В революцию он пришел школяром, его «символ веры» получил закалку на Гражданской войне и при подавлении Кронштадтского восстания. «Я стал революционером прежде, чем писателем», – заявлял Фадеев с гордостью, и отсвет боев за рабочее дело придавал его образу особый героический ореол. Особенно в глазах писателей младшего поколения, которые перед Фадеевым трепетали.
Роман Александра Фадеева «Молодая гвардия» был издан на многих языках. Фрагмент экспозиции Музея «Молодая гвардия» в Краснодоне / фото: Дацюк/РИА Новости
В начале 1920-х, совсем молодым, он некоторое время работал в Замоскворецком райкоме ВКП(б) под руководством Розалии Землячки. Она умела выковывать борцов – и Фадеев на всю жизнь сохранил восторженные воспоминания о знаменитой большевичке. В 1925 году он писал ей:
Что это означало – быть железным большевиком, строителем нового мира? Преданность идее, суровый нрав, непреклонность, когда коллективная воля партии прикажет покарать врага. В то же время – личная честность, аскетизм. Формула «близость к народу» тоже не была фикцией. Будучи одним из самых влиятельных людей страны, Фадеев мог месяцами жить в деревенской избе или в рабочей коммуналке, познавая быт колхозников или металлургов. Старался выжигать в себе колебания, сомнения – всю эту, как тогда говорили, интеллигентщину.
Он сам признавался: «Рефлектирующий Фадеев – уже не Фадеев». Со стороны иногда так и казалось: всегда подтянутый, издалека заметный по ранней седине, писательский вождь изъяснялся чеканными формулами, был голосом власти. Нередко – громил тех, о ком еще недавно с не менее высокой трибуны отзывался с уважением. Надо, значит, надо, и прочь сомнения. Фадеев был истовым приверженцем идеи – и сохранял непоколебимую стать, даже когда внутренне содрогался. Во многом именно об этом «Разгром» – его лучшая книга, вышедшая в свет в 1927-м.
Этот роман стоит в одном ряду с такими «непринаряженными» произведениями о Гражданской войне, как «Тихий Дон» Михаила Шолохова, «Россия, кровью умытая» Артема Веселого, «Сорок первый» Бориса Лавренёва. В «Разгроме» революционная масса показана вовсе не такой, какой она «должна быть». В отряде Левинсона собрались герои, но отнюдь не идеальные борцы за светлое будущее. Они подчас корыстолюбивы, жестоки, сварливы. Темные нравы… Впрочем, как и у басилевсов Гомера. Эти люди не похожи на рыцарей революции, их еще долго придется перековывать…
Допустимо ли насилие ради революционной целесообразности? Здесь – главный нерв «Разгрома», и, по-видимому, этот вопрос стал роковым для Фадеева, отозвавшись и в его сбивчивом предсмертном послании. «Нужно было жить и исполнять свои обязанности» – так завершается роман. Борьба с врагами, борьба с самим собой – и великое слово «нужно».
Генеральный секретарь
С 1938 по 1954 год, с небольшим перерывом, Фадеев возглавлял Союз писателей СССР – с 1946-го был и председателем правления, и генеральным секретарем организации. Тогдашний писательский союз – это от 2 тыс. до 4 тыс. «перьев, приравненных к штыку». И главное – это идеологическая опора государства. В те годы шли споры о «партийности в литературе», а Фадеев был живым олицетворением этой самой партийности.
Причем писательским министерством он руководил не по-чиновничьи, поскольку пылко любил литературу, считал ее краеугольным камнем государственного здания. Старания его не пропали даром: страна стала читающей именно в фадеевские времена. Да, цензура била обухом, а партийная критика – и острием топора, но не было установки на формирование равнодушной и темной массы.
Советские военные корреспонденты Михаил Шолохов (на первом плане слева), Евгений Петров (Катаев) и Александр Фадеев (на втором плане слева направо). Западный фронт. 1941 год / фото: Георгий Петрусов/Фотохроника ТАСС
Фадеев почти не писал, служба отнимала все силы, и это его угнетало.
Правда, после этого признания его общественная активность лишь возросла. И только на дружеских попойках он с тоской декламировал любимые стихи:
«Цвет небесный, синий цвет
Полюбил я с малых лет…»
Иосиф Сталин доверял Фадееву больше, чем кому-либо. Видел в нем не просто преданного, но и неглупого сотрудника – не столь уж частое сочетание. К тому же Фадеев умел управлять людьми, не любил роскоши, чурался кумовства, не разводил вокруг себя льстивую свиту. Он не делал скидок для вчерашних собутыльников, а на их недоумение отвечал так: «В том и состоит моя принципиальность, что я не продам интересы советской литературы за дружеский ужин со стаканом водки! За это вы все меня и любите!» Кого-то другого за такие маневры могли записать в сатрапы и лицемеры, но Фадеева действительно любили. Здесь многое держалось не на поступках, а на обаянии.
Сохранилось воспоминание о том, как к Фадееву явился директор издательства с предложением в очередной раз переиздать «Разгром». Бумага с пометой о солидном гонораре легла на стол писательского генсека. А тот строго сказал: «Сначала нужно проверить, распродано ли предыдущее издание». Притом что лишних денег у него не водилось, за длинным рублем писатель никогда не гнался. В понимании Сталина это и означало «мыслить по-государственному». Не потому ли на праздновании 60-летия вождя в узком кругу именно автор «Разгрома» произносил главный тост?
Фадееву многое прощалось. В писательских кругах ходила байка о том, как однажды литературный генсек, вдруг срочно понадобившийся Сталину, неизвестно куда исчез – его несколько дней не могли найти.
– А где это вы пропадали, товарищ Фадеев?
Фадеев, всегда верный себе, ответил честно:
– Был в запое, товарищ Сталин.
– И сколько дней длится у вас обычно такой запой?
– Дней десять-двенадцать.
– А вы не могли бы, как коммунист, проводить это мероприятие в более сжатые сроки? Скажем, дня в три-четыре?
И снова на очередном заседании Фадеев выступал в роли главного докладчика – как совесть державы. Но один раз Сталин все-таки подверг своего любимца суровой публичной критике. Вождю продемонстрировали новый фильм Сергея Герасимова – экранизацию «Молодой гвардии». Роман к тому времени уже получил Сталинскую премию первой степени и считался эталонным образцом комсомольской героики. Успех книги нельзя было назвать дутым: в библиотеках она не залеживалась, а театральные залы, когда шли спектакли по этому роману, никогда не пустовали.
После фильма вождь перечитал книгу – и нашел там искривления политической линии.
В декабре 1947-го со статьи в «Правде» началась кампания против романа. Фадееву пришлось оправдываться, и он по-большевистски – в ударные сроки – переработал «Молодую гвардию» в соответствии с пожеланиями товарища Сталина. Возможно, в романе стало даже больше исторической правды: после войны выяснилось, что организатор партийного подполья в Краснодоне Филипп Лютиков постоянно держал связь с молодогвардейцами. И казнили Лютикова, после зверских пыток, вместе с любимыми героями Фадеева. В новой редакции романа писатель подчеркнул организующую роль опытных большевиков – таких как Лютиков.
Критика не выбила из-под Фадеева кресло, он остался могущественным генеральным секретарем писательского союза. Для идеологов наступало непростое время: шла борьба с космополитами. Снова довелось осуждать недавних друзей – правда, эта кампания не обернулась смертными приговорами.
Усталость металла
Комсомол, война, подполье – эту героическую сторону жизни Фадеев познал и прочувствовал. Но в разгар расправы с космополитами ему поручили написать главный производственный роман современности – о черной металлургии, о строительстве коммунизма, сопряженном с не угасшей еще классовой борьбой. На «стальную» тему навел писателя Георгий Маленков, и это начинание одобрил сам вождь. Основным консультантом стал Иван Тевосян – один из столпов индустриализации, заместитель Сталина по Совмину, энергичный министр черной металлургии.
Самоубийство Александра Фадеева многие связывали с развенчанием культа личности Сталина. На фото: выступление первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева на ХХ съезде
Фадеев начал роман – и заставил себя увлечься, объездил не менее 15 заводов в разных городах необъятной страны. Он основательно готовился к своей «главной песне».
Сюжетная основа такова: персонажи «Черной металлургии» отстаивают передовой способ литья, готовятся совершить рывок в теории и на практике. Им мешают вредители, заскорузлые перестраховщики. В трудной борьбе побеждают прогрессисты – и советская металлургия делает уверенный шаг к коммунизму. Ведь «плавка» – это не только работа с металлом, это и «переделка, перевоспитание человека, превращение его в человека коммунистического общества». Так широко замахивался Фадеев. Он врос в заводскую среду, полюбил своих героев, поверил в чудодейственную силу новой технологии. И вдруг все рухнуло.
Первое издание романа «Молодая гвардия». 1946 год
Фадеев с горечью признавался в одном из писем:
Теперь нужно было все начинать с нуля, переписывать многостраничный роман… Считается, что именно этот крах авантюрной металлургической теории сломал Фадеева.
Интересно, вот если бы Пушкину доказали, что Сальери не убивал Моцарта, а Борис Годунов непричастен к гибели царевича Дмитрия, бросился бы он переписывать свои трагедии? Впрочем, Фадеев относился к литературе как к политическому высказыванию и за каждый сюжетный поворот готов был отвечать по всей строгости партийной дисциплины.
После смерти Сталина он оказался почти банкротом – во многом потому, что роман с металлургией не сложился. Все громче звучали чьи-то издевательские куплеты о легендарном фадеевском недуге:
Когда он выпьет минерального,
Тогда мы видим генерального.
Когда хлебнет он натурального –
Тогда не видим генерального.
Депрессивная оттепель
Весной 1953 года, вскоре после смерти Сталина, Фадеев направил «в верха» нервическую записку: поделившись своими тревогами в связи с упадком литературы, он попросился в отпуск, чтобы освободить время для работы над «Черной металлургией». Выступил он и с предложением реорганизовать Союз писателей: избавить творческих работников от изнурительных общественных нагрузок, а управление литературой передать… да хоть напрямую партийным органам! Но Хрущев и Маленков – новые лидеры державы – не соизволили его даже принять. Опытный политик, он быстро понял, что оказался в изоляции. Руководство Союзом фактически перешло к поэту Алексею Суркову.
Корней Чуковский называл Александра Фадеева «литературным маршалом». И это не было преувеличением
Фадеев к нему, своему заместителю, относился очень неровно: то дружески, то ревниво, то неприязненно. Впрочем, бороться за власть автор «Разгрома» не стал – то ли от усталости, то ли из внутреннего благородства. На Втором Всесоюзном съезде советских писателей, проходившем в декабре 1954 года, главный доклад зачитывал Сурков – новый руководитель Союза писателей СССР. Правда, титула «генерального» он, как и Хрущев, не получил: настало время первых секретарей.
Вроде бы Фадеев и хотел сбросить с плеч управленческие заботы, однако отставка не принесла ему счастья. Он привык вершить судьбы литературы, привык к вниманию властей, а тут сразу очутился, что называется, за бортом.
На ХХ съезде КПСС Фадеева оскорбила, наверное, не столько финальная речь Никиты Хрущева о культе личности, сколько выступление Михаила Шолохова, который выдал бывшему генеральному секретарю Союза писателей СССР размашистую казачью оплеуху.
На ХХ съезде Фадеев не был избран членом ЦК: он откатился на ступеньку ниже в партийной иерархии, стал лишь «кандидатом». А из лагерей и ссылок возвращались коллеги, побывавшие по ту сторону революционной целесообразности. Реабилитированные.
Литератор и партийный функционер Игорь Черноуцан вспоминал:
Макарьев отступил на шаг назад и отвел руки за спину.
– Товарищ Фадеев, – сказал он подчеркнуто сухо и официально, – до тех пор, пока вы не объясните мне, почему мои письма к вам оказались у моего следователя, я вам руки не подам.
Фадеев вспыхнул до корней волос и, резко повернувшись, молча вышел из приемной. А когда он наконец овладел собой, все еще потрясенный и взволнованный, говорил мне:
– Ну как он мог поверить, что я предал его? А что до писем, так письма его ко мне я послал в прокуратуру потому, что в них было пламенное и даже несколько неожиданное для частной переписки восторженное, экзальтированное выражение любви и преданности Сталину. Я был уверен, что они послужат лучшим доказательством его полной невиновности и абсурдности выдвинутых против него обвинений. По-видимому, следователь-подлец только показал издали ему мои сопроводительные письма и прокомментировал их провокационным образом: «Что вы упираетесь, гражданин Макарьев, ведь вот даже ваш ближайший друг обличает вас в предательстве и шпионаже! Узнаете почерк?» Как я докажу Ивану, что все это гнусная и злобная провокация? Где мои письма, да и где сейчас этот следователь? Наверное, и сам он уже расстрелян…»
Иван Макарьев наложил на себя руки через два года после смерти Фадеева. Говорят, реабилитированного товарища обвиняли в растрате партийных денег, но среди причин самоубийства называли и муки совести в связи с гибелью Фадеева.
11 мая 1956 года Фадеев в последний раз побывал в высоком кабинете. Хрущев пригласил к себе писателя и нескольких ветеранов-молодогвардейцев. Обсуждались спорные вопросы романа: одному из предателей Фадеев дал вымышленную фамилию – Стахович, но в этом персонаже узнавали комсомольца Виктора Третьякевича, который был комиссаром «Молодой гвардии». На скором суде во время войны Третьякевича оговорили – и Хрущев пытался восстановить справедливость. Вспыхнул конфликт. Писатель вспылил и даже, по имеющимся свидетельствам, в лицо назвал Хрущева троцкистом. А через два дня Никита Сергеевич уже редактировал фадеевский некролог.
Предсмертное послание Фадеева вышло противоречивым и резким – так мечется человек, угодивший в ловушку. Опубликовать его удалось только в годы перестройки. Писатель проклинал «товарища Правительство»:
Памятник на могиле Александра Фадеева на Новодевичьем кладбище
Друзья искренно оплакивали его – теперь уже опального, оплеванного.
Обстоятельными и в то же время надрывными стихами откликнулся на выстрел в Переделкине поэт Борис Слуцкий. В них многое схвачено точно:
Любил рубашки голубые,
Застольный треп и славы дым,
И женщины почти любые
Напропалую шли за ним.
***
Хитро, толково, мудро правил,
Судил, рядил, карал, марал
И в чем-то Сталину был равен,
Хмельного флота адмирал…
Арсений Замостьянов, кандидат филологических наук
ЧТО ПОЧИТАТЬ?
ЖУКОВ И.И. Фадеев. М., 1989 (серия «ЖЗЛ»)
Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956 / Под общ. ред. А.Н. Яковлева. М., 2005