Твердыня Ивановского монастыря

В 2020 году исполняется 605 лет со дня основания Ивановского монастыря в 1415 году в Замоскворечье и 20 лет со дня открытия монастыря после лет гонений. В настоящее время Иоанно-Предтеченский женский ставропигиальный монастырь расположен на Ивановской горке (в районе станции метро «Китай-город»). На этом месте обитель появилась не позже XVI века, и перенесение монастыря на это место связывают с именем Ивана Грозного. История монастыря захватывает... 

Начало своё Ивановский монастырь берёт от первой церкви в Москве. Как гласит летопись, первым московским храмом на кремлёвской горе считался «святый Иван Предтеча под Бором», построенный при митрополите Петре, сподвижнике Ивана Калиты. Позже, в том же ХIV веке, напротив Кремля, в Замоскворечье, появляется целый монастырь Усекновения главы Иоанна Предтечи под Бором, находившийся между улицами Пятницкой и Ордынкой, точнее, в Черниговском переулке. И, хотя кремлёвский храм был назван в честь праздника Рождества Иоанна Крестителя, по предположению москвоведа Петра Паламарчука, скорее всего, именно из этого первого в Москве храма перешли монахи в Ивановский монастырь в Замоскворечье.

Первое упоминание об Ивановском монастыре в Замоскворечье в летописях относится к 1415 году. Ивановский монастырь упоминается в связи с чудом, сопровождавшим рождение великого князя Василия II. Летописи сообщают, что, когда жена великого князя Василия Дмитриевича София была близка к смерти во время родов, великий князь послал к почитаемому им старцу, жившему «в монастыри святого Иоанна Предтечи под бором за рекою Москвою», с просьбой помолиться о великой княгине. Старец велел передать великому князю совет молиться Пречистой Богородице и святому Лонгину Сотнику и не сомневаться в выздоровлении великой княгини и благополучных родах, которые должны были последовать вечером того же дня. Большинство летописей точно указывает место этого монастыря: «под Бором за рекою Москвой», что позволяет отнести это известие к замоскворецкому храму Усекновения главы Иоанна Предтечи под Бором в Черниговском переулке.

В 1514 году итальянский мастер Алевиз Фрязин строит здесь каменную церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи «за рекою… под Бором», «за Москвою рекою, за Болотом во граде Москве». Церковь была торжественно освящена в день своего престольного праздника в 1515 году.

В ХV веке монастырь Иоанна Предтечи на Пятницкой улице был мужской. Затем он становится женским. Вскоре упоминания об Ивановском монастыре прекращаются, что связано, видимо, с переводом монастыря на новое место. В конце ХV века появляется Ивановский монастырь на Кулишках по близости от великокняжеского двора. Так Ивановский монастырь быль прозван также боровицким.

Другое прозвание Ивановского монастыря — «в Старых Садех» — происходит от великокняжеских садов, располагавшихся поблизости. Великокняжеские сады появились на Ивановской горке, видимо, очень давно. Это подтверждается данными топонимики. Церкви святого Владимира на Ивановской горке и Троицы в Хохловском переулке, построенные в ХVI–ХVII веках, именовались обычно «что в Старых Садех», а вот церковь, стоявшая в начале Маросейки, упоминается в летописи под 1488 годом как «Покрова в Садех». Значит, как пишет Сергей Чирков, эти сады не были старыми только в ХV веке. Вполне убедительной кажется гипотеза знаменитого историка Москвы Ивана Забелина. Он считал, что ещё в нач. ХV века при церкви Святого Владимира был загородный дворец сына Дмитрия Донского великого князя Василия Дмитриевича. По мнению историка, этот-то дедушка Ивана III, «без сомнения, и развёл здесь первые сады». Границами садов были с севера бор, покрывавший всю возвышенность от современной Лубянской площади; на юге они граничили с Кулишками и обширным Васильевским лугом, а на востоке, вероятно, границей садов служила протекавшая здесь речка Рачка.

В конце ХV века, при Иване III, великокняжеский сад был разведён за Москвою-рекой напротив Кремля. К этому времени, видимо, за садами на Ивановской горке закрепилось прозвание «Старые». С конца ХVI века эта часть города застраивается, но остатки «Старых Садов» ещё видны на планах города ХVIII–ХIХ веков. Хотя сады всё больше сменяются огородами, теряя самостоятельное значение.

И, наконец, самое загадочное прозвание Ивановского монастыря — «что на Кулишках». Долгое время считалось, что прозвание этой местности, «Кулишки (или Кулижки)», связано с победой Дмитрия Донского на Куликовом поле. Совпадение звучания на Куликовом поле и на Кулижках дало основание некоторым исследователям предположить, что выражение «на Кулишках» есть не что иное, как видоизменённое «на Куликовом поле», особенно если учесть тот факт, что церковь Всех Святых, по прозванию которой всем известно наименование «Кулишки», поставлена на улице Солянке, по которой в 1380 году шли на Куликово поле и возвращались с победой русские войска. Но это объяснение неверно. Дело в том, что церковь была воздвигнута на местности, называемой Кулижки, и добавление на Кулижках имела не только она, но и все пять церквей, расположенных на Кулижках. По предположению Сергея Максимова, слово «кулижки», ставшее названием местности, значит «маленькие кулиги». Само же слово «кулига» было многозначным: «небольшая поляна в лесу, расчищенная под пашню», «низменный берег, пойма в излучине реки», «луг на берегу реки» и другие.

Главный собор монастыря был, как уже говорилось, построен предположительно одним из итальянских мастеров в 1510–1530-х годах. Во второй пол. ХVI века собор обновили, видимо, на средства царя Ивана Васильевича, по заказу которого были написаны иконы Деисуса, Праздничного и Пророческого чинов для нового иконостаса, а также новый храмовый образ святого Иоанна Предтечи. Этот образ сохранился до наших дней и остаётся одной из святынь настоящего монастыря. В советское время после закрытия монастыря он хранился в церкви Петра и Павла на Яузе, после возрождения в 2000 году образ Иоанна Предтечи передали обители.

В XVII веке окончательно складывается монастырский ансамбль, просуществовавший с небольшими изменениями до сер. XIX столетия. Его структура до известной степени определила современную планировку монастыря.

В конце столетия над каменными Святыми вратами вкладчик монастыря Василий Нарбеков построил надвратную церковь Происхождения честных древ Животворящего Креста Господня. У Святых ворот находились каменные двухэтажные игуменские покои — нижние кельи были каменными, верхние, деревянные, были крыты «в два теса скалою». В центре монастыря находился собор, вокруг которого располагался некрополь: здесь были захоронены вкладчики и сёстры монастыря. В разных местах монастырской территории находились деревянные сестринские кельи. В монастыре имелось также три колодца.

В XVII веке Ивановский монастырь — место паломничества первых Романовых в престольный праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи (по ст. стилю 29 августа). Сюда приходит жена царя Михаила Фёдоровича Евдокия Лукьяновна, будучи беременной, просить молитв у святой Марфы Московской, и всегда роды были удачными. И сейчас молодые москвички приходят поклониться Марфе Московской в ожидании младенца или когда в семье какие-то трудности.

Изменения, коснувшиеся в ХVIII веке всей монастырской жизни, начались для Ивановского монастыря с перестройки келий. Указ Петра I 1701 года о замене в монастырях деревянных келий каменными повлёк за собой строительство их в Ивановском монастыре за счёт казны. Это произошло в нач. 1700-х годов, когда было выстроено 29 каменных келий. Они размещались в корпусах, поставленных по периметру монастырских стен, оставляя свободной территорию монастыря, занятую соборной церковью и, видимо, кладбищем.

Переезд двора в Санкт-Петербург, а также секуляризация государственной жизни, последовательно производимая Петром I и его преемниками, постепенно отдалили знатные семейства от Ивановского монастыря и изменили круг его вкладчиков. Перемены в жизни обители стали особенно заметны в первые десятилетия XVIII века, когда средства в основном ограничивались ругой (царским жалованьем), получаемой из Коллегии экономии. К 1734 году здания монастыря постепенно пришли в упадок. Ремонт монастырских зданий и ограды растянулся на долгие годы.

Неожиданно в конце царствования императрицы Елизаветы Петровны впервые появилась реальная угроза закрытия Ивановского монастыря. 4 июля 1760 года был дан именной указ императрицы об устройстве в Москве Дома призрения «заслуженных людей жен во вдовстве, а дочерей в сиротстве и бедности, покровительства и пропитания не имеющих». Для устройства такого дома было приказано «немедленно опростать имеющейся в Москве Ивановский девичий монастырь, или другой подобный ему, с довольным числом покоев и с каменной оградою». Святейший синод, выразив на это согласие, направил митрополиту Московскому Тимофею указ о переводе в другие монастыри ивановских сестёр с игуменьей. Однако оказалось, что в этом случае правительство должно компенсировать сёстрам стоимость деревянных пристроек к кельям. Это обстоятельство, по мнению исследователя Андрея Баталова, остановило роковое для монастыря предприятие. 20 июня 1761 года императрица Елизавета Петровна подписала указ о восстановлении Ивановского женского монастыря.

И не знала государыня Елизавета Петровна, что обитель эта послужит местом заточения её дочери Августы Таракановой. В царствование Екатерины II, чтобы уберечь Россию от смут, которые могло вызвать использование имени дочери Елизаветы, дочь царицы Елизаветы Августу постригли в Ивановском монастыре с именем Досифея. Однако инокиня Досифея не противилась повелению Екатерины II, а приняла это как волю Божию и явила подвиг смирения, пребывая по воле императрицы в полном уединении. Сейчас Ивановский монастырь испрашивает о возможности прославления матушки Досифеи в лике святых и просит всех получивших помощь по молитвам матушки Досифеи сообщать в монастырь.

Екатерина II заточила в Ивановский монастырь и ещё одну женщину, но слава её противоположного толка. Это Салтычиха, умучившая разными муками более 139 своих крепостных. Она была наказана тоже сурово: Салтычиху посадили в палату без света, где она прожила 10 лет. Позже содержание её облегчилось, но сердце её не смягчилось, и она ругалась и плевалась на приходящих поглазеть на неё москвичей. 

В пожар 1812 года все здания монастыря, кроме соборной церкви, сгорели, часть церковной казны оказалась разграблена, а другую ещё до вступления французов в Москву увезли в Вологду. Вместе с казной в Вологду отправили большую часть монахинь. В ночь на 3 сентября игуменья с сёстрами находились в церкви, заперев её изнутри. В первый день французам не удалось открыть двери, но они побили стёкла. Со второй попытки, 4 сентября, они вошли в монастырь и начали его грабить. Насельницы монастыря, которым стало угрожать буйство врагов, тайно удалились в Покровский Хотьков монастырь, находившийся между Москвой и Сергиевым Посадом.  

Вернувшись обратно 8 сентября, монахини обнаружили, что почти весь монастырь выгорел. Хотя монастырскую ризницу ещё до начала этих событий отправили в Вологду, урон обители был нанесён весьма и весьма значительный.

Как известно, после изгнания французов многие повреждённые и разрушенные церкви, оставшиеся с малым количеством прихожан, были упразднены и приписаны к другим, а некоторые разобраны из-за невозможности восстановления. Та же участь ожидала и городские монастыри с небольшим штатом, здания которых пришли в ветхость. Ивановский монастырь разбирать не стали, но его, как и Георгиевский девичий, и Крестовоздвиженский мужской, решили упразднить. Решением Синода в 1813 году Ивановский монастырь был упразднён. Соборную церковь перевели в разряд приходских с зачислением в Никитский сорок.

В июне 1814 года «отстроенные обгорелые кельи» по указу Святейшего синода были переданы от консистории в ведомство Типографской конторы. Для проживания служащих приспособили и бывшие игуменские покои, где были размещены семьи типографского чиновника и мастеровых.

Обитель возродилась во второй пол. XIX века стараниями полковницы Елизаветы Макаровой-Зубачевой, жены подполковника Карабинерского полка Ивана Макарова-Зубачева. Первые 10 или 15 лет супруги не наслаждались семейным счастьем. Между ними были какие-то недоразумения. Около 1850 года у них родился сын. Но счастье их оказалось непродолжительным. Едва мальчику исполнился год, как отец его умер, и умер смертью неестественной (в желудке его нашли яд): целый год продолжалось следствие; допросов было множество, но виновников смерти не нашли.

Много горя перенесла в это время Елизавета Алексеевна; здоровье её, и без того небогатое, совершенно расстроилось. К этому большому несчастью присоединилось другое, не меньшее: сын её, в воспитании которого она находила единственную отраду в жизни, скончался, не достигнув ещё и семилетнего возраста. Одинокая, больная вдова немолодых уже лет нашла утешение в религии. Вот она начала чаще прежнего ходить в церковь, ездить по монастырям, принимать к себе лиц духовных.

После смерти сына первой заботой её, главным предметом её разговоров было то, на какое бы дело, но только благотворительное, потратить ей своё состояние, а денег у неё в это время было своих и полученных по духовному завещанию от мужа более 600 000 рублей серебром. Сама она думала в память покойного младенца-сына открыть в Москве приют для малолетних детей. Кто-то из людей светских советовал отдать на незадолго перед тем, в 1853 году, сгоревший Большой театр, доказывая тем, что театр благотворно действует на нравственность народа. А монахиня Зачатьевского монастыря Алевтина сказала: «Вам бы, Елизавета Алексеевна, возобновить Ивановский монастырь на Солянке». Совет матери Алевтины ей понравился: тем более что муж её был тезоименит святому Иоанну Предтече.

Однако шли месяцы и годы, а госпожа Макарова только советовалась, что бы ей сделать, а дела не делала. В то время она особенно сблизилась с невесткою своею, женою брата Николая Алексеевича Марией Мазуриной. Никто так часто у неё не бывал и ни к кому она не имела такого доверия, как к Марии Александровне. Госпожа Мазурина видела, как быстро упадали силы Елизаветы Алексеевны, опасалась, как бы по смерти капитал её не пропал или не достался и без того богатым её родственникам, и потому при всяком свидании напоминала, торопила, просила её приступить к какому-либо благотворительному делу. Мысли обеих остановились на возобновлении Ивановского монастыря.

Мария Александровна доложила об этом Высокопреосвященнейшему митрополиту Филарету. Владыка остался очень доволен её предложением, советовал поскорее подать прошение и обещался сам ходатайствовать о Высочайшем разрешении на восстановление обители.

Прошение было подано в апреле 1856 года, но никаких последствий по нему не сделано. Так прошло ещё более года. C госпожою Макаровой осенью 1857 года случился лёгкий удар, она сама увидела опасность своего положения и как-то в декабре того же года приехала к Марии Александровне и просила найти человека, способного составить завещание, и почётных свидетелей для удостоверения в подлинности его. Мария Мазурина сделала и то, и другое: завещание было составлено и в присутствии завещательницы подписано свидетелями.

В завещании она уполномочила госпожу Мазурину «привести намерение ея относительно возобновления Ивановского монастыря в исполнение, предоставить ей, Мазуриной, право, как безотчетной душеприказчице, распоряжаться относительно монастырских построек, если возобновление монастыря будет правительством дозволено по усмотрению ея, Мазуриной, а равно распоряжаться всеми ея движимым и недвижимым имуществом, также безотчетно, как своею собственностью, и делать даже изменения во всем от нея завещанном, по собственному произволу ея Мазуриной».

Вероятно, ещё при жизни Макарова через Мазурину передала в Ивановский монастырь все свои семейные святыни. Дни Елизаветы Алексеевны, когда составлялось завещание, были уже сочтены. 12 января она заболела, 31 марта 1858 года мирно скончалась. Владыка-митрополит сам совершал её погребение на Ваганьковском кладбище.

В мае 1858 года завещание Макаровой утвердили. Мария Мазурина вступила в права душеприказчицы и тотчас же приступила к исполнению воли завещательницы относительно возобновления монастыря. Она подала прошение Преосвященнейшему митрополиту Филарету, приложила к нему копию с духовного завещания и словесно просила владыку быть её помощником и руководителем в таком нелёгком деле.

Прочитав прошение и духовное завещание, он перекрестился, благословил будущую храмосоздательницу и сказал ей в утешение, что дело возобновления обители близко её сердцу. Ему хотелось в будущей обители дело молитвы и отшельничества соединить с делом благотворения; Мария Александровна не возражала, и вот по её мысли в Ивановском монастыре будут открыты больница и училище для девиц духовного звания. Это дело так заняло его, что он сам составил штаты содержания монастыря, монахинь и духовенства, сам написал проект содержания и обучения в будущем училище. Училище это он обещал Марии Александровне словесно, а Святому синоду заявил письменно взять под своё непосредственное начальство.

Митрополит Филарет предложил разделить капитал на две равные части: 300 000 рублей употребить на устройство нового храма и монастырских зданий, а на другие 300 000 рублей купить дома в Москве, доходами с которых содержался бы как монастырь, так и благотворительные учреждения.

Об энергии Мазуриной свидетельствует тот факт, что уже в феврале 1859 года митрополиту Филарету представили проект приспособления зданий Ивановского монастыря для новой обители. Этот проект, выполненный Михаилом Быковским, не предполагал вначале полного сноса соборного храма. Судя по описанию произведённых в дальнейшем работ, Быковский изменил свой проект, и собор разобрали полностью.

В 1859 году всё было готово: и справки, и консистории, и проекты здания, и дом для служителей. 16 марта владыка подписал доклад Святому синоду с приложением чертежей и других документов. Все постройки монастырских зданий до окончания строительства он, согласно прошению госпожи Мазуриной, взял под своё непосредственное заведывание и распоряжение.

Летом 1859 года император Александр II был в Москве; при свидании с владыкой он одобрил мысль о возобновлении монастыря с благотворительной целью, а о чертежах Быковского сказал, что они ему очень понравились, и утвердил их. На другой же день после свидания с императором владыка вызвал Марию Александровну к себе и утешил её положительным отзывом императора об их предложениях.

Уничтожение собора, памятника молитвенного обращения к святому Иоанну Предтече московских великих князей и царей двух династий, по своему состоянию не требовавшего даже ремонта, произошло летом 1860 года. Бывшую монастырскую ризницу передали в церковь Кира и Иоанна на Солянке, а иконостасы собора и приделов аккуратно разобрали и без икон отправили в другие храмы. Четырёхъярусный иконостас главного храма с клиросами в мае 1861 года передали по благословению митрополита Филарета в Спасо-Вифанский монастырь. Было уничтожено не только здание самого храма, но и его подвал, и остатки окружавшего его некрополя.

В это же время Мазурина во исполнение воли завещательницы купила на имя Ивановского монастыря дом у П.С. Шиловского, находившийся во 2-м квартале Мясницкой части, в приходе церкви Введения на Лубянке, приносящий в год около 30 000 рублей дохода. Он состоял из трёх двухэтажных корпусов и стоил 291 тыс. рублей. Доход от сдачи внаём этого дома предназначался на содержание монастыря, но выяснилось, что приходской причт понимал смысл завещания несколько иначе.

Начертанный владыкой Филаретом общий план восстановления монастыря и организации монастырской жизни стал приобретать более конкретные черты. Мазурина просила митрополита лично патронировать монастырскую школу для «24 девиц самобеднейших детей священнослужительских, исключительно круглых сирот, не моложе 10-ти лет, по назначению Вашего Высокопреосвященства. Девицы сии должны быть обучаемы здесь (…) так, чтобы по окончании учения могли оне быть помещаемы в семейства духовного звания в наставницы детей, или выдаваемы в замужество; но вообще по окончании курса каждой из них всем по равной части, не менее 200 рублей серебром. До приискания ими места или до выхода в замужество, оставлять их жить в монастыре при училище, в особом покое; где они должны содержать себя пищею и одеждою своими собственными трудами...» Монастырская больница на 15 кроватей должна была обслуживать не только ивановских сестёр и воспитанниц монастырской школы, но могла принимать бесплатно монахинь из других московских обителей. При больнице собирались устроить церковь во имя патрональной святой Елизаветы Макаровой-Зубачевой, преподобной Елизаветы Чудотворицы (память 24 апреля).

Мария Александровна любила сделать всё как нельзя лучше, заказывала и покупала вещи, каких нет дороже; в храме, например, не говоря об иконах, все картины, которыми увешаны стены его, писаны в Петербурге профессорами живописи, и она за них платила по 500 рублей и дороже; некоторые вещи были заказаны ею за границей. От этого произошло то, что сумма 300 000 рублей, первоначально предназначенная для постройки, давно уже вся израсходована. Имение после Макаровой-Зубачевой в Богородском уезде было продано, и сумма потрачена на строительство. Доход с дома на Лубянке шёл туда же, всё собственное состояние Марии Александровны, а оно у неё было немаленькое, пошло на строительство монастыря. Оставался её собственный дом на Воронцовом Поле, в котором она сама жила и который она хотела продать, чтобы только скорее открыть монастырь.

В 1860 году в соответствии с проектом возрождаемой обители рабочие начали разбирать старый храм. 3 сентября 1860 года при большом стечении народа состоялась торжественная закладка соборного и больничного храмов. Митрополит Филарет совершил литургию в храме Владимира «в Старых Садех», а затем с крестным ходом прибыл на место закладки. Владыка сам положил в основание собора четыре мраморных кирпича с вырезанными на них словами «Филарет митрополит московский» (один из этих камней хранится в современном музее Ивановского монастыря), а сослужащие ему священники — гжельские кирпичи с обозначением их имён («Протопресвитер Дмитрий Невский», «Протоиерей Иоанн Загорский» и другие). На месте будущего престола положили медную доску с храмозданной надписью в каменном ящике.   

Строительство Ивановского монастыря поручили известному архитектору академику Михаилу Быковскому, украсившему  уже к этому времени столицу несколькими произведениями храмового зодчества.    

На протяжении 1860–1861 годов выстроили подвальный этаж собора, больничный корпус с храмом Святой Елизаветы и Святые врата с галереями, практически достроили колокольню, возвели нижний этаж настоятельских покоев и начали перестройку бывшего типографского корпуса. К январю 1863 года уже свели подпружные арки под барабаном собора. Ещё через год достроили трёхэтажный прачечный корпус, сломали ветхий флигель церковнослужителей и разобрали восточную ограду монастыря. К 1865 году строительство практически завершилось: возвели ограды, достроили больничный, трапезный и бывший типографский корпуса, галереи, связывавшие собор с монастырскими зданиями, обе колокольни со Святыми воротами, двухэтажный дом церковнослужителей, хозяйственный корпус с прачечной, двумя банями, помещениями для монастырской прислуги и подвалами с ледниками. Оставалось лишь построить конюшни и просфорню и завершить работы в соборе: свести свод подвала, соорудить хоры, сделать пол, печи, рамы, двери, окончить две начатые паперти и т. д. Почти всё осуществили в течение следующего года. Тогда же был почти окончен дом Мазуриной. В 1871 году расписали своды собора, а в 1872 году практически окончили внутреннюю отделку больничной церкви, иконостас и клиросы которой были из букового дерева с позолотой, а паникадило и подсвечники — из бронзы.               

Мысль о возможно скором открытии монастыря постоянно занимала Марию Мазурину. По этому поводу она была у митрополита Иннокентия и просила его благословения переехать на жительство в монастырь. Владыка благословил и предложил ей принять монашество и быть игуменьей монастыря. Мария Александровна решительно отказалась от такой чести, находя себя к тому неготовой, слабой и неспособной. В марте 1877 года она переехала в монастырь.

Вначале строительство двигалось быстрыми темпами. По расчётам Быковского, отделка зданий монастыря должна была закончиться в 1867 году, но работы застопорились. Мазурина в течение более десятка лет упорно отказывалась от достройки монастыря, вероятно, потому, что, по поверью, существующему среди московского купечества и духовенства, в новой церкви первым покойником должен быть храмосоздатель. Умирать же ей не хотелось. Строительство закончилось только двадцать лет спустя.

К 1877 году все работы в монастыре практически окончились. В 1877 году же вспыхнула русско-турецкая война. Московский городской голова явился к Мазуриной и упросил её уступить отделанные уже келейные корпуса под госпиталь. Мазурина согласилась, и 7 июня 1877 года в Ивановском монастыре открылся лазарет на 200 человек (это был единственный в Москве лазарет). Здесь лежали раненые и больные офицеры. Всего, по данным городской думы, тут побывало 150 человек. Пребывание госпиталя в стенах обители создало новые проблемы: уже готовые к проживанию монахинь помещения снова требовали ремонта. В мае 1878 года Мазурина просила архитектора Михаила Прыжова составить смету на восстановительные работы после выезда «военно-временнаго» госпиталя.    

После непродолжительной болезни 21 октября 1878 года потомственная почётная гражданка Мария Мазурина скончалась, так и не дожив до вселения монашествующих. Значительную поддержку Мазурина получала не только от митрополита Филарета, но и от его преемника митрополита Иннокентия — другого великого святителя XIX века. 

После её смерти для окончания строительства монастыря была учреждена комиссия из священнодействующих лиц во главе с настоятелем Николо-Угрешского монастыря архимандритом Пименом.

Внутренних работ как в храме, так и в монастырских кельях оставалось немало, однако денег по смерти Мазуриной не осталось никаких. Кроме того, многие подрядчики представили счета неоплаченных работ и заказов. Архимандрит Пимен вынужден был с разрешения Святейшего синода прибегнуть к займу в 70 тыс., впоследствии увеличенному до 100 тыс., в Московском городском кредитном обществе. Для этого пришлось заложить единственный источник монастырского дохода — большой дом на Лубянке. Работы в монастыре возобновились в ноябре 1878 года.  

4 октября 1879 года архимандрит Николо-Угрешского монастыря Пимен освятил малую больничную церковь во имя преподобной Елизаветы (ангела покойной Макаровой-Зубачевой). 19 октября в 7 ч. утра при колокольном звоне с преднесением хоругвей и храмовых икон совершён был крестный ход вокруг монастырских стен. В 9 ч. прибыл митрополит Макарий, который освятил главный престол во имя Усекновения честныя главы Святого Пророка и Крестителя Господня Иоанна и совершил вместе с несколькими архимандритами и священниками первую литургию в присутствии московского генерал-губернатора  князя Владимира Долгорукова и других высокопоставленных особ. 21 октября освящены были пределы: предел в честь Казанской Божией Матери — епископом Дмитровским Амвросием и предел в честь святителя Николая — епископом Можайским.

Новая обитель была связана со старым Ивановским монастырём лишь по своему местоположению и по посвящениям престолов соборного храма. Введение общежительного устава и особое внимание к социально-благотворительной деятельности предполагали совершенно другие принципы монашеского жития и во многом определили характер нового архитектурного ансамбля. Это касалось прежде всего состава монастырских зданий и их предназначения. Чтобы понять эту взаимосвязь, обратимся к дневнику игуменьи Евгении Озеровой, в котором была дана характеристика не только особножительных, но и общежительных монастырей: «Первое условие — нестяжание и отвержение своей воли. Всё должно быть общим и одинаковым: одежда, обувь, пища... Состоя под наблюдением и руководствуемые к нестяжанию, сёстры большей частью не имеют собственности (…) Жилища — корпуса, большей частью устроены так, что хотя келии разделены между собою, но выходы из них в общий коридор. Таким образом, настоятельница или старшая, войдя в здание, удобно может обозревать порядок и следить за направлением общества сестёр». Следуя этому единому для всех общежительных монастырей принципу, Быковский создал единый корпус, предназначенный для келий монашествующих, покоев настоятельницы и трапезной. Поскольку именно монашествующие должны были заниматься воспитанием сирот, определённых для монастырской школы, то помещения училища для девочек находились в том же корпусе, что и монашеские кельи. Таким образом, практически вся жизнь монастыря помимо хозяйственных послушаний и церковных служб проходила в двух соединённых друг с другом корпусах под непосредственным присмотром настоятельницы, которая, по словам игуменьи Евгении, в таком монастыре «есть Мать многочисленной монашеской семьи». Поскольку монахини не имели своего хозяйства и имущества, то все хозяйственные помещения были вынесены в отдельные здания.

В монастыре должна была жить и его основательница, вернее, её преемница, намеревавшаяся взять на себя подвиг служения ближним, который должен был выражаться в личном ухаживании за больными и немощными (это условие  обозначила ещё в прошении Макарова-Зубачева). Поэтому Быковский отделил от корпусов монашествующих больницу с храмом Преподобной Елизаветы Чудотворицы и соединённые с ней покои Марии Мазуриной, очертив тем самым в монастырском ансамбле территорию, выделенную основательнице обители, своеобразную больничную «пустыньку».

При этом Быковский отчасти сохранил сложившуюся топографию зданий, что можно видеть при сравнении планов Ивановского монастыря 1824 и 1881 годов. Прежде всего он приспособил для новых нужд дом служащих Синодальной типографии. На месте существовавших к северу от него одноэтажных келейных корпусов было построено новое Г-образное здание, что создало единый протяжённый корпус, ограждавший территорию монастыря с запада и с севера. Больничный корпус с церковью Святой Елизаветы и соединёнными с ним покоями Мазуриной был возведён по линии восточного ряда старых келий. Эти постройки оградили монастырскую территорию с востока и юго-востока. Кельи, в которых с 1810-х годов жили священнослужители, сломали и на их месте возвели новое здание. При этом если раньше палатки, в которых жили причетники, стряпчий и церковные сторожа со своими семьями, стояли непосредственно на территории монастыря, то теперь дом для церковнослужителей оказался отделён от того места, где находились монашествующие. Для этого архитектор поставил с юга хозяйственный корпус, вместивший прачечную, бани и другие хозяйственные помещения. У церковнослужителей появился свой двор с отдельными входами со стороны Малого Ивановского переулка.

Таким образом, монастырская территория оказалась ограждена от города не только каменной изгородью, но и своеобразной стеной келий и служебных корпусов. В центре образовавшегося пространства архитектор поставил прямоугольный объём соборной церкви. При этом он поменял место Святых ворот — перенёс их с восточной на северную границу монастыря и поместил напротив входа в собор. Теперь горожанин, вошедший в монастырь, оказывался во дворе-атриуме, окружённом со всех сторон одноэтажными галереями, которые обозначали территорию, доступную богомольцам. Галереи связывали собор с больничным корпусом, храмом Святой Елизаветы и с корпусами, в которых располагались кельи, настоятельские покои, трапезная и училище.

Новое устройство монастыря должно было отражать главные особенности общежительного монашества: отгороженность от города, зримо воплощавшую отказ от общения с миром, молитвенное послушание и строгую организацию внутренней жизни в соответствии с распорядком ежедневных богослужений. Упорядоченности повседневного существования за монастырскими стенами отвечала чёткая структура ансамбля, как бы предопределившая движение по монастырю. По северной галереи настоятельница и старшие сёстры проходили в храм, а потом возвращались из храма в трапезную. Эта же галерея связывала храм и «настоятельско-трапезный» корпус с больничным. По ней в соборный храм могли проходить больничные сёстры. По южной галерее в храм проходили младшие сёстры и учащиеся, и она также связывала собор и келейный корпус с больничной церковью. Вероятно, по этой же галерее попадала в собор храмосоздательница, проходя в неё из своих покоев через притвор больничного храма.

Кажется знаменательным, что, полностью преобразив монастырский ансамбль, Михаил Быковский и Мария Мазурина сохранили в неприкосновенности часовню, предназначенную для нужд городских богомольцев.

Стремление возвратить русское монашество к идеалам христианской аскезы определило и архитектурный образ обители, напоминавшей отчасти монастыри раннего Средневековья. В основу её архитектурного ансамбля была положена пространственная схема романской купольной базилики, переосмысленная Быковским. Две колокольни, венчавшие, как правило, западные фасады подобных базилик, поставлены здесь над входом в монастырь, а сама базилика превращена в атриум. Эту же связь предполагалось выразить в интерьере собора, иконостас которого должен был, по замыслу зодчего, приблизиться к образу византийской алтарной преграды. Образ византийской алтарной преграды дополняла облицовка иконостасов главного алтаря и приделов со стороны наоса белым каррарским мрамором. Уже в 2000-е годы, когда монастырь восстанавливался после советского лихолетья, мрамор для соборного иконостаса также взяли из каррарских каменоломен.

Покои Мазуриной, сообщавшиеся с больничной церковью переходами, стали Настоятельским корпусом. Здесь проживали все игуменьи, начиная от матери Рафаилы и кончая последней до революции 1917 года игуменьей монастыря матерью Епифанией.  

Ивановский монастырь — поразительный своей оригинальностью архитектурный ансамбль. Прямых аналогий ему нет ни в русском, ни в европейском зодчестве. Это сооружение — квинтэссенция романтизма и программное творение Быковского, призывавшего подражать примеру древних, а не повторять их формы. Тут переплавились уроки античного и ренессансного наследия, русского классицизма и древнерусского зодчества в неповторимое, глубоко оригинальное целое. Ансамбль монастыря был создан архитектором Быковским в эпоху архитектурной эклектики. Быковский, сформировавшийся как архитектор в 1840-е годы, применил в нём формы наиболее распространённого тогда ренессанса, дополнив их некоторыми романскими элементами.

Западный фасад храма фланкируют две сильно вынесенные вперёд колокольни, между которыми располагался монументальный портал Святых ворот. Шатрики на колокольнях вызывают ассоциации с древнерусским зодчеством, но в целом их внешний вид и постановка в ансамбле говорят о западноевропейских источниках.

В 1930–1960-е годы часть монастырских зданий была переделана. Застроили Святые ворота, исказив северный фасад ансамбля, возвели новое железобетонное здание у северо-западного комплекса, надстроили двумя этажами кельи при трапезной. Но и в настоящем виде монастырь определяет собой панораму этой части Белого города. 

Хотя на устроение обители были затрачены огромные средства, для завершения работ требовались новые денежные вложения. Необходимые суммы Ивановский монастырь брал в Кредитном обществе, и к 1882 году долг составлял 100 тыс. рублей. В это сложное время значительную помощь монастырю оказал купец Алексей Винокуров, который, по словам игуменьи Рафаилы, «питая особое расположение к вверенной мне обители и зная скудные ея средства, неоднократно приносил с самого открытия монастыря пожертвования разными предметами и участием в отлитии колокола, всего примерно на сумму 15 тысяч рублей». Кроме того, Винокуров завещал Ивановскому монастырю 75 тыс. рублей, «чтобы быть погребенным ему и жене его Василисе Леонтьевне Винокуровой в стенах монастыря и чтобы монастырем совершаемо были при чтении псалтыри вечное поминовение рабов Божиих Алексия и Василисы». Дочь Винокурова Наталия Тюляева до последних своих дней проживала в семейном особняке рядом с Ивановским монастырём и впоследствии сама неоднократно жертвовала на обитель, в которой были похоронены её родители. Зять Тюляевой Александр Щенков приходился внучатым племянником Наталье Щенковой, в иночестве Никандры, казначеи Борисоглебского Аносина монастыря, делавшей в него значительные вклады.

После 1917 года монастырь закрыли и превратили в концлагерь. Долгое время здания монастыря занимали архив и Школа МВД. В 2000 году указом Патриарха Алексия II монастырь был возобновлён. Первым монахиням Ивановского монастыря достались здания в аварийном состоянии, реставрация собора продолжалась 12 лет. И вот 14 декабря 2014 года состоялось великое освящение главного собора Ивановского монастыря. В данный момент идут работы по благоустройству Святых врат и северного двора перед собором Иоанна Предтечи.