Русское чудо на Алтае

Судьба не раз заносила меня в эти места, и я успела их полюбить. А когда я собиралась на Алтай впервые в далёком 1976 году, спросила у двоих друзей — москвича, который пару раз бывал там по работе, и уроженца Алтая: что за место такое?

— Барнаул? Это дыра! — сказал москвич.

— Барнаул — это чудо! — сказал уроженец.

Через трое суток (столько ехать туда от Москвы на поезде) в 45-градусный мороз я стояла на платформе железнодорожного вокзала в Барнауле. Для меня, уроженки юга, такая холодрыга казалась невыносимой: я еле дышала, слова не вылетали, а вываливались изо рта в виде ледышек, как в известной сказке Степана Писахова. Но уже вечером, после баньки и хлебосольного ужина, мы с друзьями гуляли по заснеженным улицам, и я так пела «Ой, мороз, мороз…», что сибиряки восхищались…

Обживаясь в Барнауле, я по очереди вспоминала и впечатления москвича, и отзыв местного уроженца — оба были по-своему правы. Причём их высказывания можно было приложить к чему угодно: людям — таким разным; коммунальным службам — в городе в то время кое-где имелись настланные из дерева тротуары, ходить по которым было опасно для жизни; местоположению города — высокий правый берег Барнаулки и низменные участки левобережья, великолепная Обь вдалеке; его архитектуре — строили здесь из всего: сосны, пихты, лиственницы, основу производственных зданий составляли стоечно-каркасные конструкции, административные и жилые дома рубились из брёвен. Кирпичные сооружения были редки — завод, аптека, часть плотины завода, а в 1774 году был возведён каменный Петропавловский собор. Правда, весьма разнородную архитектуру города успешно объединила и гармонизировала система площадей — Соборная, Сенная, Конюшенная, Рыночная, Заводская, связанных прямыми улицами.

«Хотя город Барнаул не отличался внешней красотой своих зданий, но зато внутри их все было убрано с комфортом и роскошью, и все казалось жизнерадостным. Общество все однородное, состояло из очень хорошо образованных и культурных горных и лесных офицеров и их семейств, сильно перероднившихся между собою, а также из семейств двух-трех золотопромышленников, отчасти бывших в свое время также горными офицерами. Жили они весело и даже роскошно, но в их пирах не было той грубости, которой отличались оргии членов Главного управления Западной Сибири в Омске. Эстетические наклонности горных инженеров Алтайского горного округа проявлялись не только в убранстве их комнат и изящной одежде их дам, но и в их знакомстве как с научной (в 1764-м здесь функционировала роскошная техническая библиотека с фондом 7 тыс. томов. — Н.Л.), так и с художественной литературой и, наконец, в процветании барнаульского любительского театра, который имел даже свое собственное здание», — вспоминал знаменитый путешественник Пётр Семёнов-Тян-Шанский в 1856–1857 годах.

Примерно такое же впечатление осталось и у меня, хотя общалась я в основном не с горными инженерами, а с местными писателями. Интеллигенция сменила профессию, но в остальном почти ничего не изменилось: «Барнаул был в то время, бесспорно, самым культурным уголком Сибири, и я прозвал его сибирскими Афинами, оставляя прозвание Спарты за Омском. <...> все это интеллигентное, культурное общество <...> жило выше средств, доставляемых ему крайне скудным казенным жалованьем» (Семёнов-Тян-Шанский П.П. Мемуары. Т. 2. — М., 1946. — С. 56–57, 126). В XIX веке город посещали всемирно известные писатели, путешественники и учёные: Фёдор Достоевский, Александр Гумбольдт, Альфред Брем. Барнаул поразил их (читайте дневники названных лиц) своим великолепием, высокообразованным обществом, музеями, библиотеками.

Но поначалу на Алтай в небольшую деревню Усть-Барнаульская прибыла вовсе не элита, а 200 приписных крестьян: их перевёл сюда горнозаводчик Акинфий Демидов для постройки заводов в 1730-м. Этот год и принято официально считать годом основания Барнаула. Приписными крестьянами в XVII — первой половине XIX века называли тех, кто работал на казённых или частных заводах и фабриках — их приписывали к ним. В конце XVII века и особенно в XVIII веке правительство для поддержки крупной промышленности и обеспечения её дешёвой и постоянной рабочей силой широко практиковало приписку государственных крестьян к мануфактурам на Урале и в Сибири. Рекруты, набираемые среди приписных, становились мастеровыми на горных и металлургических заводах. На эксплуатации этих приписных крестьян была основана экономика горной и металлургической промышленности Алтайского горного округа.

Однако в документах впервые «город Барнаул» возникает лишь в 1739 году, когда Демидов начал строительство меде-сереброплавильного завода. Сюда устремились переселенцы и служивые люди из Центральной России и Урала, и уже в 1751-м Барнаул стал горнозаводским центром. До 1747 года завод принадлежал Демидовым, затем, до его закрытия в 1893-м, — Кабинету Его Императорского Величества. Завод выплавлял до 430–460 пудов серебра в год и был самым крупным предприятием этого профиля в России. В комплекс сереброплавильного завода входили и другие кабинетские предприятия: стекольный завод, бумажная фабрика, уникальная лаборатория и золотосплавочная, в которой переплавлялось золото, добытое на государственных и частных промыслах Сибири.

Самые же первые поселения на территории современного Барнаула появились ещё в каменном веке, о чём свидетельствуют археологические находки. На территории города сохранилось 63 археологических памятника: городища, курганы, стоянки и поселения человека с древнейших времён до Средних веков, большинство из которых расположено на левом берегу реки Обь — в Нагорной части Барнаула, в посёлках Мохнатушка, Казённая Заимка, Гоньба и в Научном городке. В ордынскую эпоху, до прихода в Сибирь русских переселенцев, здесь стояла древняя крепость Абакша, откуда телеуты совершали набеги на соседей, а высокий берег реки и бор защищали от врагов их самих.

Почему город называется так звучно и непонятно — Барнаул? Долгое время была распространена версия, что «Барнаул» переводится с казахского как «хорошее стойбище» или «аул Барна», а «Барн», мол, — имя одного из кочевников Сибирского ханства. Но, по мнению историков, это, скорее, народная легенда, поскольку у казахов нет имени Барн, и они никогда не кочевали в Верхнем Приобье. А для обозначения стойбища и хорошего пастбища у казахов есть слово «джайляу». Другая версия привязана к названию реки Барнаулки, которая на чертежах конца XVIII века названа «Бороноул» или «Бороноур». В некоторых документах река значится под названием «Баранаул», и лишь в 1745 году на карте Шелегина она обозначена как «река Барнаул». Томский профессор Андрей Дульзон предположил, что название города состоит из двух древнетюркских слов: исходной формой топонима является «Бороноул», где «боро» во многих тюркских и монгольских языках значит «волк», а «ул» — «река». То есть «Барнаул» — это «волчья река». Что ж, может быть: в бору, сквозь который протекает Барнаулка, ранее водились волки, а волк считался священным животным среди жителей Алтая. А барнаульский историк и археолог Алексей Уманский считает, что название имеет телеутские корни: «Боронаул» или «Бороноул» произошли в результате языковых метаморфоз от телеутского слова «поронгыул», где «по-ронгы» — «мутная вода», «ул» — «река». Барнаулка действительно довольно мутна...

Панорама города

Те, кто никогда не был в Барнауле, удивляются, когда его называют «горным городом» — таков был даже его официальный статус в 1806–1868 годах. Однако уже с конца XIX — начала XX века Барнаул — крупный центр скупки зерна (2–5 млн пудов в год) и сливочного масла (до 1 млн пудов), а также продажи сельскохозяйственной техники. В легендарном эталонном 1913 году обороты торговых предприятий здесь достигали 25 млн рублей. «Житница Сибири» — так называли его в советской прессе. После тяжёлого периода «перестройки» аграрный комплекс Алтая снова выходит на достойный уровень. Но… покупать зерно стали меньше: «Раньше в СССР 120–140 млн получали, и нас просили — давайте еще! Сейчас мы 100 млн получаем — и не знаем, куда его девать», — говорят фермеры. Главное дело в том, что в средней полосе России тоже научились сегодня получать самое высококачественное зерно — 3-го класса. Второе — у нас теперь более рационально используют зерно в животноводстве, хотя при этом поголовье скота сократилось. Плюс логистика: монополизм «Российских железных дорог», постоянно растущие тарифы. Антимонопольное право по отношению к сельскому хозяйству вообще не работает. Однако аграрии ищут выходы: например, помимо пшеницы сеют пивоваренный ячмень. Он идёт по достойной цене почти сразу после уборки. Плюс выращивают сахарную свёклу, подсолнечник, гречиху, отрабатывают технологии выращивания сои. Цены на все перечисленные культуры, кроме пшеницы, более или менее устраивают, наиболее рентабельна сахарная свёкла...

Барнаул. Площадь Советов

Есть, где и займ взять: банковские традиции в Барнауле сохранились ещё от Русско-Азиатского (первоначально Русско-Китайского) банка, самого крупного в Российской империи. Оно и правильно: хорошая организация дела была бы невозможна без банковской системы. Русско-Китайский банк осуществлял финансовую политику правительства на Дальнем Востоке. После Русско-японской войны банк понёс большие убытки. Однако правительство было заинтересовано в укреплении его позиций, поэтому предприняло шаги по его слиянию с Северным банком — дочерним одного из французских. В 1910 году при участии финансового ведомства произошло слияние Русско-Китайского банка с Северным и получился Русско-Азиатский банк. К 1914 году он располагал уже 102 филиалами! В правление банка вошли два бывших чиновника Министерства финансов и два французских банкира, а председателем был назначен бывший директор одного из департаментов Министерства финансов Алексей  Путилов. Русско-Азиатский банк проводил самые значительные финансовые операции на Алтае. Здание пострадало во время пожара в 1917 году, и Советская власть этот банк ликвидировала. Сегодня в городе около 30 крупных банков. Процветает и торговля: отмена крепостного права, истощение природных ресурсов, неспособность заводского руководства работать в новых условиях привели к упадку горного производства и закрытию в 1883 году Барнаульского завода, но зато город стал крупным торговым центром, появились кожевенное, свечное, кирпичное, пивоваренное, содовое, шубное, лесопильное и другие производства. Это позволило выйти барнаульским товарам не только на российский, но и на международный рынок.

В центре Барнаула строились фешенебельные магазины с электрическим освещением (с 1898 года заработала электростанция П.Д. Сухова), широким ассортиментом товаров (пассаж И.Ф. Смирнова, магазины Второвых, И.И. Полякова, Суховых, А.Г. Морозова). И теперь с магазинами и торговыми центрами полный порядок! В последний раз я гуляла и завтракала перед пересадкой на электричку, идущую в Заринск, в одном из торговых центров на Павловском — не хуже, чем в Москве.

Покровский собор

В 1911 году в Барнауле была учреждена торговая биржа. А где есть деньги (условно говоря, «хлеб»), там непременно появляются «зрелища». С 1786 года в архивных документах упоминается тот самый Барнаульский «театральный дом», который так приятно удивил Тян-Шанского. С 1899 года здесь проходят и первые сеансы «синематографа».

Купеческий период вообще благотворно повлиял на город: социальная сфера того времени развивалась благодаря купцам-меценатам. В 1893 году Василий Штильке организовывает Общество попечения о начальном образовании — и к 1910 году в Барнауле уже насчитывается 29 учебных заведений. В 1899 году открыта городская больница. А в 1914 году Городская дума постановила закрыть все пятнадцать имеющихся на тот момент в городе домов терпимости.

С Барнаулом XVIII–XIX веков связаны судьбы замечательных изобретателей и учёных, в первую очередь — Ивана Ползунова, построившего в 1763–1766 годах первый в мире паро-атмосферный двигатель непрерывного действия.

Иван Иванович Ползунов

Ползунов родился в Екатеринбурге, учился там в Горнозаводской школе при металлургическом заводе, затем был определён учеником к главному механику уральских заводов Никите Бахареву. У него Ползунов прошёл полный цикл обучения делу: механику, расчёты, чертежи, знакомство с работой заводских машин и металлургическим производством. А в 1747 году главный командир Колывано-Воскресенских заводов Андреас Беэр, направлявшийся на место своей новой службы в Барнаул, остановился проездом в Екатеринбурге, где, пользуясь предоставленным ему правом, отобрал для царских заводов большую группу горных специалистов, в число которых вошёл и 18-летний Иван Ползунов. За 10 лет молодой человек благодаря своим талантам сделал замечательную карьеру, воплотив в жизнь несколько своих изобретений. В январе 1758 года унтершихтмейстеру Ползунову доверили сопровождение каравана с драгоценными металлами в Санкт-Петербург: груз из 3400 кг серебра и 24 кг золота полагалось сдать на Монетный двор. Также Ползунову был вручён для передачи в кабинет пакет с документами и большая сумма денег для закупки товаров, нужных заводу. Потратив 64 дня на дорогу и посетив проездом родной Екатеринбург, Иван благополучно прибыл в Санкт-Петербург и всё сделал в лучшем виде. После этого он провёл ещё 3 месяца в Москве, занимаясь приобретением необходимых товаров — полотна, бумаги, тканей, книг, упряжи для лошадей, мелкой утвари и т.д. Но главное, чем знаменит Ползунов, — это, конечно, своим паровым двигателем, который он разработал в 1763 году. Необходимые познания о природе теплоты, свойствах воды, воздуха, пара Ползунов почерпнул из трудов Михаила Ломоносова. Проект Ползунов отослал государыне Екатерине II. Трезво оценивая трудности осуществления совершенно нового в России дела, он предлагал построить вначале в порядке эксперимента одну небольшую машину разработанной им конструкции для обслуживания воздуходувной установки (состоявшей из двух клинчатых мехов) при одной плавильной печи. Кабинет рассматривал проект Ползунова целый год, по прошествии которого императрица наградила изобретателя 400 рублями и повысила в чине на две ступени до механикуса (это соответствовало капитан-поручику). Это было не так уж много: президент Берг-коллегии Иван Шлаттер не стал вникать в суть проекта, сочтя, что автор просто предложил объединить новый двигатель с водяными колёсами в соответствии с британским опытом.

На самом деле это был первый в мире двухцилиндровый двигатель с работой цилиндров на один общий вал. Пока кабинет рассматривал проект, Ползунов работал над проектом второй очереди: начальник Колывано-Воскресенских заводов Андрей Порошин разрешил Ползунову приступить к исполнению первой очереди проекта, и в марте 1764 года И.И. Ползунов начал строительство большого теплового двигателя. Так, на Барнаульском заводе стартовало строительство первой в мире универсальной теплосиловой установки. Это было серьёзное решение: машина стоила столько же, сколько постройка нового завода.

И она была построена — на это ушло 10 лет!

Ползунов привлёк опытных модельщиков, литейщиков, кузнецов, слесарей, столяров, обжигальщиков, специалистов по медному и паяльному делу с Урала — тогдашней кузницы технических кадров. По его подсчётам, на сооружении двигателя должны были работать 76 человек, в том числе 19 высококвалифицированных мастеров. Канцелярия постановила назначать в распоряжение Ползунова по мере надобности: «Сколько, когда у него, Ползунова, работы случиться».

«Вся машина должна быть сделана из металла», — решил изобретатель, и это требовало наличия специального металлообрабатывающего оборудования, которым Россия тогда почти не располагала: хотя строили двигатель на Алтае, в районе с развитым меде- и сереброплавильным производством, но, увы, с отсталой литейной, кузнечной и металлообрабатывающей техникой.

Машина строилась сразу в двух местах. Отливка и обработка цилиндров, поддонов и других крупных частей шла в одном из цехов Барнаульского завода, где можно было использовать водяное колесо, токарные, плющильные (прокатные) станки, вододействующие молоты для изготовления сферических медных листов для сборки котла; мелкие детали отливались и отковывались в помещении временно закрытого стекольного завода, где специально для этой цели была построена небольшая плавильная печь с кузнечным горном при ней.

Завод находился в верховьях пруда, в трёх вёрстах от посёлка. Ползунов мотался день и ночь по объектам. Такая нагрузка могла вымотать и здорового человека, а изобретатель болел чахоткой...

К 1765 году части машины были в основном готовы. В оставшееся до зимы время предстояло построить для неё здание — большой сарай высотой с трёхэтажный дом. В нём к октябрю предполагалось «крупно соединить» — собрать машину.

Строили первый в мире тепловой двигатель на правом берегу пруда, недалеко от Барнаульского сереброплавильного завода, рядом с небольшим стекольным заводом.

Огромное перенапряжение сил и работа в неотапливаемом помещении до самой ночи, когда холодные металлические детали машин обжигали морозом руки, подорвали здоровье Ползунова. С мая 1764 года по август 1765 года он трижды обращался к лекарю Барнаульского госпиталя Якову Кизингу за помощью, так как был «одержим колотием в груди»...

7 декабря был произведён первый пуск машины, выявивший ряд недостатков, и Ползунов немедленно приступил к их устранению. Он переселился в квартиру при стекольном заводе, чтобы не тратить время на дорогу из посёлка и обратно, и пропадал у машины до тех пор, пока силы совсем не оставляли его. Домой возвращался затемно, насквозь продрогший, еле передвигая ноги, харкая кровью. А наутро, невзирая на уговоры и слёзы жены, снова спешил к машине. Было совершенно ясно, что, чувствуя близкий конец, он торопился завершить начатое дело ценой жизни. Короткого зимнего дня не хватало, прихватывали вечера...

18 апреля 1766 года у Ползунова в очередной раз пошла горлом кровь, и он уже не смог подняться с постели. 16 мая 1766 года в шесть часов вечера в городе Барнауле, на Иркутской линии (ныне Пушкинской улице), Иван Иванович Ползунов скончался. Ему было 38 лет.

Запуск двигателя произвели без него. Двигатель Ползунова мощностью в 40 лошадиных сил современники называли «плавиленной фабрикой». Высота его составляла 10 м, а цилиндров — около 3 м. Сооружение этой грандиозной машины в тех условиях, какими располагал Ползунов, являлось настоящим былинным подвигом. Достоинства новой установки оценил Эрик Лаксман, российский учёный и путешественник шведского происхождения, натуралист XVIII века, член Петербургской академии наук, химик, ботаник и географ, посетивший в 1765 году Барнаул. Он писал, что Ползунов — «муж, делающий честь своему отечеству. Он строит теперь огненную машину, совсем отличную от венгерской и английской».

Память великого изобретателя увековечена потомками: его имя носит Алтайский государственный технический университет, а напротив него поставлен памятник изобретателю, в Барнауле в честь Ползунова названа одна из улиц.

Об этом прекрасном городе нужно писать книги и романы. В короткой статье обо всём не расскажешь: как во время Второй мировой войны здесь разместилось около ста промышленных предприятий из Москвы, Ленинграда, Одессы, Харькова, других городов, временно оккупированных фашистскими войсками. Они стали основой промышленности города (назад возвращены не были). Как обживались тут люди, как тепло и радушно принимали их местные жители, как приезжие сроднились с этим краем…

Хотелось бы мне рассказать и о том, как с распадом СССР и изменением политико-экономической ситуации в стране крупнейшие промышленные предприятия оказались на грани банкротства (Моторный завод, Трансмаш, ХБК и др.). Как поменялся облик города: старый жилой фонд окраин ветшает, а в центральной части растут крупные торговые и офисные центры, элитные жилые дома...

И, возможно, я ещё об этом напишу. Или это сделают другие.

*В шапке: так Барнаул выглядел сто лет назад / Репродукция Фотохроники ТАСС