Памятник оружейнику

В День оружейника в Москве, на пересечении Садовой-Каретной и Долгоруковской улиц, открыли памятник Михаилу Калашникову — создателю самого знаменитого российского бренда. Мастеру, который стал легендой ещё при жизни.

Увы, памятник выдающемуся русскому оружейнику обречён на скандал так же, как и его знаменитое детище. Слишком много желающих намекнуть, указать и попробовать доказать, что знаменитый на весь мир АК — не что иное, как клон неуклюжей немецкой Sturmgewehr 44, выпущенной партией примерно в 450 000 штук. А тут ещё такой повод: автор памятника скульптор Салават Щербаков по ошибке разместил на цоколе среди множества образцов автоматов Калашникова бронзовый чертёж, на котором изображена немецкая штурмовая винтовка.

Реакция знатоков колеблется от иронической до гневной. Причём почти все отдают себе отчёт: скульптор не обязан разбираться в оружии. Вопросы надо адресовать экспертной группе, принимавшей памятник: почему она не обратила внимание на несообразность. Кто-то видит в этом злой умысел, кто-то едко пошутил, что памятник Калашникову стал и памятником застарелому спору о возможном плагиате StG 44. Хотя, скорее всего, среди тех, кто давал памятнику «добро», тоже не нашлось знатоков-оружейников.

Скульптор Салават Щербаков уже заявил: нет ничего сложного в том, чтобы убрать скандальный бронзовый чертёж, а журналистская и общественная реакции не соответствуют масштабам ошибки. И он совершенно прав. Непросто понять, чего на самом деле добивались правдоискатели: исправления ошибки или повышения собственной популярности…

А ведь если смотреть на памятник здраво, то появление на нём чертежей немецкой штурмовой винтовки совершенно логично. Форма и конструкция оружия всегда зависят от принципа его работы и функции, для которой оно предназначено. Немецкая Sturmgewehr 44 создавалась под промежуточный, то есть занимающий промежуточное положение между пистолетным и винтовочным по мощности и размерам, патрон. Это было оружие ближнего боя с возможностью автоматической стрельбы и с более высокой прицельной дальностью, чем у пистолетов-пулемётов. Принцип его работы основан на отводе части пороховых газов. А такое оружие не может выглядеть иначе, чем StG-44 или автомат Калашникова.

Что необычного в немецкой разработке, чего не смог бы придумать советский конструктор? Надствольная газоотводная трубка? А где иначе её размещать?! Пистолетная рукоятка? А какую ещё давать автомату?! Изогнутый рожок? Так они давным-давно делались и для ППШ, и для ППС!

Давайте, наконец, вспомним, что ещё один легендарный образец отечественного оружия — знаменитую трёхлинейку Сергея Мосина — на Западе называют не иначе, как «винтовка Мосина — Нагана». Да, тот образец, который в итоге был принят на вооружение в 1891 году, являлся доработанной винтовкой Мосина с использованием элементов конструкции Леона Нагана. И логика конкурсной комиссии оказалась простой: России требовалась новая, лучшая винтовка, и ради этого нужно было использовать все возможности.

Наверняка Михаил Калашников, проектируя свой автомат, имел возможность держать в руках StG 44, разбирать её и вникать в конструкцию. Хотя бы для того, чтобы избежать ошибок, которые совершил впервые проходивший этим путём Хуго Шмайссер. Ничего необычного в таком подходе нет, так работают конструкторы всех стран. Правда, в конечном итоге автоматом Калашникова пользуется весь мир, а штурмовая винтовка Шмайссера так и осталась малосерийным образцом. Потому что конструкция русского оружейника оказалась гораздо легче, прочнее, проще и лаконичнее. Этим всё сказано. Советский мастер создал уникальное оружие.

Так что если бы решение о судьбе бронзового чертежа на памятнике Михаилу Калашникову принимал я, оно было бы таким: чертёж оставить, но написать на нём: «Калашников и Шмайссер изобрели одно и то же оружие, но русский автомат — лучше!».

Вот это чистая правда.

Случившийся казус должен стать для всех нас уроком: когда речь идёт о такой ответственной работе, как памятник, консультанты не должны быть «свадебными генералами». Следует привлекать к работе историков оружия, компетентных специалистов. Их у нас немало.

Историк Юрий Пашолок, обративший внимание на ошибку скульптора, прав: авторы памятника допустили оплошность. И они её исправят. Кого невозможно исправить, так это тех записных критиков, которые не готовы примириться с самим фактом установки памятника великому русскому советскому оружейнику. Это огульные ниспровергатели всего, что связано с нашей историей, с патриотическим, оборонным сознанием. Их задача — принизить и памятник, и его героя. Однако мир почтительно помнит оружейника Калашникова. Для России он — олицетворение оборонной промышленности, с которой в нашей стране связали судьбы тысячи одарённых профессионалов, создающих продукцию мирового уровня. Место на пьедестале Калашников заслужил честно — трудолюбием и талантом. Забвению он не подлежит.