Как Крым стал российским

8 (19) апреля 1783 года Екатерина II подписала манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу». Этот документ должен был храниться в тайне, пока присоединение ханства не станет свершившимся фактом.

Симферополь. Худ. К. Боссоли

28 июня 1783 года манифест Екатерины II был наконец обнародован в ходе торжественной присяги крымской знати, которую принимал лично князь Григорий Потёмкин на плоской вершине скалы Ак-Кая. Крым вошёл в состав Российской империи без единого выстрела, но этому мирному триумфу предшествовала многолетняя политическая борьба, в которой первую скрипку играли Екатерина и Потёмкин — правая рука императрицы во всех начинаниях.

Потомок Чингисхана

В 1774 году, после подписания Кучук-Кайнарджийского мира с Османской империей, Россия получила возможность строить в Крыму крепости. Крымское ханство, которое помимо Крыма включало земли на Тамани и в Прикубанье, было объявлено независимым. Однако уже в 1775 году Порте удалось возвести на ханский престол своего сторонника Девлет-Гирея. Русская дипломатия сделала ставку на другого представителя ханской династии — Шагин-Гирея, который обратил на себя внимание ещё в 1772 году, когда с дипломатической миссией, касавшейся договора России с Крымом, прибыл в Петербург и провёл там девять месяцев.

Императрица в письме Вольтеру (предназначенном, как и многие другие письма философу, не только ему, но и всей общественности Европы) хвалила ум молодого потомка Чингисхана, его желание учиться, его намерение заняться реформами в ханстве, «независимом по милости Божией и русского оружия». На тот момент Шагин-Гирей имел титул калги-султана и являлся наместником хана среди ногайских племён, кочевавших на Тамани и в Прикубанье.

В нач. 1776 года наместник Малороссии фельдмаршал Пётр Румянцев донёс в Петербург о намерении хана Девлет-Гирея восстановить протекторат Османской империи над ханством. А Шагин-Гирей и его сторонники обратились за помощью к России. Они настаивали на решительных действиях. В октябре того же года Румянцев, получив инструкции из столицы, приказал корпусу князя Александра Прозоровского занять Перекоп. Командиру Кубанского корпуса генерал-майору Ивану Бринку велено было обеспечить поддержку избрания Шагин-Гирея ханом среди ногайских кочевых орд. Вскоре по инициативе Григория Потёмкина в Крым направили и Александра Суворова. Таким образом, став союзником России, просвещённый потомок Чингисхана в 1777 году укрепился на крымском престоле.

Однако не прошло и шести лет, как его власть пошатнулась. В Крыму началась смута. К тому времени Потёмкин, занятый охраной границ в соответствии с разработанным им планом на случай новой войны с турками, разместил в Новороссии полки и устроил базы снабжения. Он форсировал строительство верфей в Херсоне, бывшем тогда главной базой нарождавшегося Черноморского флота. Через Потёмкина шли и важные дипломатические переговоры. Так, его представитель доктор Яков Рейнегс прибыл в Тифлис и вручил грузинскому царю Ираклию II проект договора о принятии Грузии под протекторат России. Это осложнило отношения с Портой, но обстановка сложилась и без того достаточно напряжённая, чтобы ещё откладывать важнейшие политические решения.

Волнения, начавшиеся среди ногайских орд на Кубани, перекинулись в Крым в мае 1782 года. Ханская гвардия отказалась защищать Шагин-Гирея. Хан бежал из Бахчисарая сначала в Кафу (ныне Феодосия), а затем на русском корабле в Керчь, где давно находился русский гарнизон. Оттуда он одну за другой слал в Петербург просьбы о помощи и защите. Григорий Потёмкин стоял за решительную поддержку Шагин-Гирея — важного союзника России. Светлейший собрал войска и ждал приезда бежавшего от восстания правителя в Петровскую крепость (ныне Бердянск), чтобы вместе с ним двинуться в Крым, где уже был провозглашён ханом старший брат Шагин-Гирея — Батыр-Гирей, успевший к тому моменту обратиться за помощью к Османской империи. Русский посол в Стамбуле Яков Булгаков сообщил о том, что на Тамань направлен трёхбунчужный паша, которому поручено склонять ногайцев к переходу в турецкое подданство…

«Не касайтесь казнями частных людей»

Шествие султана в Стамбуле. Худ. Ж.-Б. Ванмур. 1727–1737 (фото предоставлено М. Золотарёвым)

7 августа 1782 года в Петербурге был открыт памятник Петру Великому работы Этьена Мориса Фальконе. Надпись на пьедестале «Петру Первому — Екатерина Вторая» прямо указывала на историческую преемственность политики императрицы, продолжившей движение России к Чёрному морю.

Потёмкин, находившийся тогда в столице, уже 15 сентября вернулся на юг. 22 сентября произошло его свидание с напуганным Шагин-Гиреем. Но Потёмкин передал ему личное послание императрицы, которая расценила восстание подданных хана как незаконный бунт и сообщила о решении ввести русские войска в Крым для восстановления его власти, несмотря на риск спровоцировать тем самым прямой вооружённый конфликт с Портой.

Екатерина II выслала хану Шагин-Гирею Андреевскую ленту и алмазные знаки высшего ордена империи, переделанные специально для мусульманина. Это было важное условие его сговорчивости.

27 сентября генерал-поручику Антону де Бальмену было приказано занять полуостров.

«Вступая в Крым и выполняя все, что следовать может к утверждению Шагин-Гирея паки [опять, снова. — В.Л.] на ханство, — писал тогда Потёмкин, — обращайтесь, впрочем, с жителями ласково, наказывая оружием, когда нужда дойдет, сонмища упорных, но не касайтесь казнями частных людей. Казни же пусть хан производит своими, если в нем не подействует дух кроткий монархини нашей, который ему сообщен. Если б паче чаяния жители отозвалися, что они лучше желают войти в подданство ея императорскому величеству, то отвечайте, что вы, кроме спомоществования хану, другим ничем не уполномочены, однако ж мне о таком произшествии донесите. Я буду ожидать от вас частого уведомления о всех в Крыму произшествиях, так как и о поступках ханских. Сообщите мне и примечания ваши о мыслях и движении народном, о приласкании которого паки подтверждаю».

Русские войска, преодолев незначительное сопротивление, вступили в Крым. Мятежники бежали. Многие из них, узнав о прибытии Шагин-Гирея, поспешили примкнуть к «законному хану». Русский дипломатический агент в Крыму Якуб Рудзевич, оповещая Потёмкина об успокоении большей части черни на полуострове, писал о просьбах мурз, участвовавших «в разврате» (то есть в восстании против хана), защитить их от гнева Шагин-Гирея.

«Но, — заключил своё послание Рудзевич, — Шагин-Гирей хану никто бы не преклонился без русских войск».

В это время Яков Булгаков вёл в Стамбуле трудную дипломатическую борьбу. Османское правительство потребовало разъяснений по поводу нарушения независимости Крымского ханства. Рейс-эфенди (министр иностранных дел) заявил о ненависти народа Крыма к Шагин-Гирею и предложил послать на полуостров комиссаров от России и Порты, чтобы на месте опросить население. Булгаков воспротивился: пока жив законно избранный хан, признанный обеими империями, все, кто пытается свергнуть его, являются бунтовщиками.

В донесении в Петербург дипломат сообщал, что правящие круги Османской империи колеблются, но на войну из-за нехватки денег, слабости правительства и по ряду других причин, среди которых не последнее место занимает твёрдая поддержка России Австрией, вряд ли решатся.

В итоге спокойствие в Крыму удалось восстановить. Хан Шагин-Гирей рассыпался в благодарностях перед императрицей за помощь, писал Потёмкину льстивые письма с похвалами в адрес его племянника генерал-майора Александра Самойлова, командовавшего передовыми войсками при занятии Крыма, отмечал прекрасную дисциплину русских войск, «от которых никому нет обид и притеснений моим подданным».

Вскоре хан обрушил жестокие казни на своих соплеменников (как и предполагал Потёмкин), и лишь вмешательство России спасло жизнь родным братьям крымского владыки — Батыр-Гирею и Арслан-Гирею. Впрочем, участь самого Шагин-Гирея и Крымского ханства были уже предрешены. В конце октября 1782 года светлейший князь вернулся в Петербург.

В дороге, занимавшей при самой быстрой езде две недели, он обдумывал свой меморандум о необходимости присоединения Крыма к России. Потёмкин всесторонне проанализировал последствия такого шага. Получилась взвешенная записка, прочитав которую Екатерина убедилась, что пришло время для решительных действий в Крыму.

Таврида Российская

Международная обстановка благоприятствовала России. Англичане, потерпев тяжёлые поражения в Северной Америке, заключили прелиминарный мир с Соединёнными Штатами. Антирусские происки прусской дипломатии уравновешивались австрийской поддержкой. Булгаков вновь подтверждал неготовность Порты к войне. Наконец, 14 декабря 1782 года в секретном рескрипте на имя Потёмкина императрица предписала принять все меры к присоединению Крымского ханства.

20 января 1783 года Потёмкин приказал графу де Бальмену занять берега Ахтиарской гавани. В России помнили, как несколько лет назад мощный турецкий флот пытался блокировать полуостров, угрожая топить русские суда. Вице-адмирал Федот Клокачёв получил ордер Потёмкина: собрать все суда, имевшиеся на Азовском и Чёрном морях, и с началом навигации войти в Ахтиарскую бухту.

Весной 1783 года было решено, что Потёмкин поедет на юг и будет лично руководить присоединением Крымского ханства к России. 8 апреля императрица подписала манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу», над которым она работала вместе с Потёмкиным. Этот документ предполагалось хранить в тайне до того часа, пока присоединение не станет свершившимся фактом. Между тем Потёмкин не теряя времени отправился на полуостров.

Первая страница манифеста «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу» (фото предоставлено М. Золотарёвым)

Отречение Шагин-Гирея готовили в течение нескольких месяцев. Поначалу ему намекали даже о перспективе занять персидский престол. Хан медлил с окончательным ответом. Но, когда и верные ему крымские мурзы один за другим стали демонстрировать намерение перейти в российское подданство, он понял, что на троне ему в любом случае не удержаться.

Внимательно следил за настроениями Шагин-Гирея русский резидент при хане Сергей Лашкарёв — один из самых расторопных сотрудников Потёмкина. Хану было предложено переселиться в Россию. Высшая награда империи — орден Святого апостола Андрея Первозванного — и недурное содержание должны были подсластить горький поворот в судьбе бывшего монарха.

5 мая Екатерина дала знать Потёмкину о получении его письма из города Кричева, что под Могилёвом: «Из оного и прочих депеш усмотрела, что хан отказался от ханства. И о том жалеть нечего, только прикажи с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю, и отдать то, что ему назначено, ибо прочее о нем разположение не переменяю».

Как видим, отречение хана стало довольно неожиданным. Потёмкин же, прибыв в Херсон, вступил в переговоры с Шагин-Гиреем, о которых 16 мая сообщал следующее: «Главная теперь надобность настоит в удалении хана из Крыму, в чем я не вижу большого затруднения, как и в присоединении Крыма к державе Вашего императорского величества».

Прогнозы Потёмкина в целом оказались верными — за исключением первого пункта. Шагин-Гирей, отрёкшись от ханства, начал сложную политическую игру, затягивая свой отъезд из Крыма под разными предлогами. Он рассчитывал, что в обострившейся обстановке русское правительство будет вынуждено восстановить его на престоле, а затем и вовсе отказаться от присоединения Крыма.

Потёмкин, оценив положение, подтянул войска и через своих агентов начал агитацию среди правящей верхушки ханства о переходе в российское подданство. Значительные по численности и влиянию слои населения Крыма готовы были вступить в новое подданство, чтобы избавиться от нескончаемых смут. На Кубани, получив приказания Потёмкина, Суворов занял укрепления бывшей Кубанской линии и готовился привести ногайцев к присяге в назначенный Потёмкиным день — 28 июня, день восшествия Екатерины II на престол.

Из письма Потёмкина Екатерине II, не позднее 14 декабря 1782 года:

Портрет Екатерины II. Неизвестный художник. 1780-е годы (фото предоставлено М. Золотарёвым)

«Всемилостивейшая государыня, напоминаю о делах, как они есть и где Вам вся нужна Ваша прозорливость, дабы поставить могущие быть обстоятельства в Вашей власти.

Естли же не захватите ныне, то будет время, когда все то, что ныне получим даром, станем доставать дорогою ценою. Изволите разсмотреть следующее. Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце.

Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то, извольте разсудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Всемилостивейшая государыня! Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы [принятое в России в XVII–XIX веках наименование подданных Священной Римской империи германской нации. — «Историк»] без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением безсмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет, запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду.

Хану пожалуйте в Персии что хотите — он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешную зиму, и жители охотно принесут о сем прозьбу. Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да не хотела или упустила. Естли твоя держава — кротость, ту нужен в России рай. Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость християнского правления».

«Судьба Крыма решилась…»

5 июня Екатерина выслала хану андреевскую ленту и алмазные знаки высшего ордена империи, выполненные специально для мусульманина, без христианской символики. Награда была важным условием его сговорчивости. Но тревоги не оставляли императрицу. «Нетерпеливо жду от тебя известия о окончании Крымского дела. Пожалуй, займи прежде, нежели турки успеют тебе навернуть сопротивление», — писала она Потёмкину. И снова, уже 29 июня 1783 года: «Отовсюду слышу, что турки сильно вооружаются, но друзья их удержут от войны до времяни. <…> Надеюсь, что по сей час судьба Крыма решилась, ибо пишешь, что туда едешь».

А будущий князь Таврический действовал наверняка. Русские части заняли важные пункты на полуострове. Хан собирался покинуть Крым. Агитация дала свои плоды: всё было готово к принесению присяги на верность Российской империи. И тут неожиданно возникла угроза чумной эпидемии, занесённой в Крым с Тамани. Но Потёмкин и в этом случае проявил распорядительность и самоотверженность. Он поскакал в Крым, чтобы на месте принять решительные меры против заразы. Связь с ним усложнилась.

«Давным-давно, друг мой сердечный, я от тебя писем не имею, думаю, что ты уехал в Крым, — писала императрица 10 июля. — Опасаюсь, чтоб болезни тамошние как ни на есть не коснулись, сохрани Боже, до тебя. Из Царяграда получила я торговый трактат, совсем подписанный, и сказывает Булгаков, что они знают о занятии Крыма, только никто не пикнет, и сами ищут о том слухи утушать. Удивительное дело! <…> Только признаюсь, что жду нетерпеливо от тебя вестей. Пуще всего береги свое здоровье».

Портрет князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического. Худ. И.Б. Лампи Старший. После 1791 года (фото предоставлено М. Золотарёвым)

Через пять дней тревога императрицы достигла высшей степени.

«Ты можешь себе представить, в каком я должна быть безпокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель, — упрекала Потёмкина Екатерина. — Сверх того здесь слухи бывают ложные, кои опровергнуть нечем. Я ждала занятия Крыма, по крайнем сроке, в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и Папа Римский. Сие неминуемо производит толки всякие, кои мне отнюдь не приятны. Я тебя прошу всячески: уведомляй меня почаще. <…> Сюда и о язве приходят всякие сказки. Частым уведомлением успокоишь мой дух. Иного писать не имею: ни я и никто не знает, где ты. Наугад посылаю в Херсон».

Ещё не дошло это послание до адресата, а в Петербург уже скакали гонцы с письмом, помеченным 10 июля, которым Потёмкин оповещал императрицу о принятии присяги крымской знатью и о том, что через три дня за мурзами должны последовать и остальные. В конце письма — сдержанные строки о себе и своей болезни: «Что до меня касается, я выбился из сил. Право, все самому надобно приводить в движение и бегать из угла в угол. Пред сим занемог было жестоко в Херсоне спазмами и, будучи еще слаб, поехал в Крым. Теперь, слава Богу, оправился. Чума вокруг лагеря, но Бог хранит по сю пору».

Босфор (Боспор Киммерийский, или Керченский пролив). Видны крепость Еникале и Еникальский маяк с северного берега пролива. Худ. К. Боссоли. Сер. XIX века (фото предоставлено М. Золотарёвым)

В официальном донесении от того же числа Потёмкин сообщил о принесении присяги на Кубани. Две крупнейшие ногайские орды — Едисанская и Джамбулуцкая — присягнули на верность России. Суворов лично привёл к присяге мурз и беев этих орд под Ейском, после чего состоялись праздничные увеселения в духе народных традиций ногайцев.

Через пять-шесть дней под Копылом на Кубани пристав при ногайских ордах подполковник Иван Лешкевич привёл к присяге главных мурз и беев самой большой — Едичкульской — орды, состоявшей из четырёх поколений общей численностью более 30 тыс. казанов (семей). Успешно прошла присяга и в верховьях Кубани.

Преисполненный чувства выполненного долга Потёмкин восторженно писал Екатерине о плодородии местных земель и прекрасном урожае. Он просил о льготах крымским жителям, советовал императрице ассигновать средства на содержание мечетей, школ и фонтанов, «дабы угодить магометанам».

К тому времени Потёмкин уже позаботился о составлении топографического описания Крыма и успел осмотреть Ахтиарскую гавань для устройства новой базы флота — будущего Севастополя. 5 августа в Петербург полетело ещё одно письмо. Потёмкин сообщал о подписании в Георгиевской крепости (ныне город Георгиевск) договора о принятии Грузии под протекторат России: «Матушка государыня. Вот, моя кормилица, и грузинские дела приведены к концу. Какой государь составил толь блестящую эпоху, как Вы. Не один тут блеск. Польза еще большая».

А 28 декабря 1783 года турецкий султан Абдул-Хамид письменно признал власть России над Крымом. Эта выдающаяся дипломатическая победа посла Якова Ивановича Булгакова закрепила результаты многолетней борьбы за присоединение Крымского ханства.