Феномен самозванчества

В июне 1605 года на русский престол взошел человек, объявивший себя чудом спасшимся сыном Ивана Грозного. «Царь Димитрий Иванович», а именно так именовали его в тот год, венчался на царство при всеобщем ликовании толпы, опираясь на поддержку армии и молчаливое согласие политической элиты. И это несмотря на то, что неприкрыто делал ставку на помощь поляков, давно присматривавшихся к возможным вариантам установления контроля над русскими землями. 

Что обеспечило успех этому человеку? Народная вера в то, что на место «ненастоящего» царя наконец-то пришел «настоящий»? Всеобщая усталость от предыдущего правления? Заговор верхов, решивших устроить себе «ловлю рыбы в мутной воде» русской Смуты? Скорее всего, свою роль сыграли все эти факторы. Итог тогдашних решений известен: едва не утраченное единство страны, полный распад государственности, бессовестная внешняя агрессия, которой уже некому было противостоять… 

Сам Лжедмитрий, как в один голос стали называть свергнутого царя на следующий же день после его гибели, недолго продержался у власти. Уже через год, в мае 1606-го, он был убит, и труп некогда боготворимого «наследника древнего рода Рюриковичей» подвергли надругательствам. Что лишний раз подтвердило старую как мир истину: ухватить власть любой ценой — это только полдела, самое сложное — эту власть удержать. 

Впрочем, даже несмотря на краткое пребывание на троне, «царь Димитрий Иванович» вошел в историю как самый успешный самозванец. Кем был в действительности этот человек, историки пытаются разобраться до сих пор. И, хотя большинство из них полагает, что подлинное имя Лжедмитрия — Григорий Отрепьев, стопроцентных доказательств этому так и не нашлось. 

Как ни относись к фигуре Дмитрия-самозванца, приходится признать: ему удалось то, что никому до этого не удавалось и вряд ли удастся в будущем, — убедить сотни тысяч людей в своих правах на престол и в итоге возглавить страну, не имея на то никаких законных оснований. В этом смысле Лжедмитрий — уникальное явление русской истории. Однако, пожалуй, только в этом. Во всем же остальном он оказался лишь одним из длинной череды Лжедмитриев, лже-Иванов, лже-Петров… 

Конечно, самозванчество не чисто русское явление. Авантюристов, готовых испытать судьбу, всегда хватало и в Европе, и в Азии, и в Америке. Но русские самозванцы, как мне кажется, все же особые. Я не имею в виду разного рода «детей лейтенанта Шмидта» — с ними все ясно. Их удел — банальная нажива. Гораздо интереснее те из самозванцев, кто сделал максимальную ставку в рисковой игре, претендуя не просто на деньги и славу, а на власть и влияние. Для страны их амбиции и вера в собственные возможности часто оборачивались бедой. Вспомним хотя бы Пугачевский бунт — «бессмысленный и беспощадный», вспыхнувший под знаменами донского казака, провозгласившего себя Петром III. А сколько было «локальных» лжецарей, лжецарьков и прочих лжекумиров? 

Откуда появляются такие люди? И почему окружающие не просто верят им на слово, но и охотно идут за ними — на край света, на преступления, на плаху? Мы решили разобраться в этом. Ведь, если вдуматься, феномен самозванчества связан отнюдь не только и не столько с самими самозванцами, но и с обществом, с людьми, готовыми из тех или иных соображений увлечься ложными целями и ценностями, идя за теми, кто выдает себя за других. Часто — на погибель себе и окружающим. 

Владимир Рудаков, главный редактор журнала «Историк»