Рада в Переяславе

Собрание всего Запорожского войска, состоявшееся в древнем русском городе Переяславе, приняло решение о вхождении «украинных земель» в состав России, «под государеву высокую руку».

Это произошло 370 лет назад – 8 января 1654 года. Говоря о Переяславской раде, нельзя забывать ее предысторию – нарастающее сопротивление населения Западной Руси ополячиванию и окатоличиванию. В авангарде этого сопротивления находились запорожские казаки. Одно подавленное восстание за другим приучали их к мысли, что добиться освобождения от польского гнета можно только в союзе с набиравшим силу Московским царством. Иного выбора у них не было.

Навеки с Москвой, навеки с русским народом. Худ. М.И. Хмелько. 1951 год

От Желтых Вод до Белой Церкви

Долго тлевший огонь недовольства вырвался наружу весной 1648 года, когда новоизбранный гетман казаков Богдан Хмельницкий в союзе с крымским ханом Ислам-Гиреем поднял восстание против Польши. То, с чего обычно начинается отсчет национально-освободительной войны на Украине, – разгром поляков под Желтыми Водами и Корсунью – мало похоже на пролог героической эпопеи повстанческого движения, в этих событиях скорее можно разглядеть признаки удачного «коммерческого предприятия». Торговля и выкуп пленных давали казачьим предводителям прибыль многократную, если, конечно, победители сумели сохранить свои головы. А они сохранили. Хану, союзнику Богдана Хмельницкого, после Корсунской битвы достался самый выгодный «товар» – два польских гетмана, Миколай Потоцкий и Мартин Калиновский, и несколько десятков высших офицеров. Это помимо положенной доли от продажи и выкупа тех 8 тыс. поляков, которых разобрали между собой крымцы. Не обижен был и Хмельницкий, хотя последнего интересовала не столько добыча, сколько права Запорожского войска, в которых ему отказывали польские власти.

Вне зависимости от побочных последствий первые успехи запалили костер всенародного восстания. Победа с полным истреблением польского войска была оглушительной, враз освободившей Украину из-под панской власти. К тому же надо добавить, что за шесть дней до Корсунского погрома, 20 мая 1648 года, умер король Владислав IV. Наступившее «бескоролевье» вкупе с поражением и разгулом казацкого мятежа было слишком даже для Речи Посполитой, которая, как известно, держалась своим беспорядком. Ни о каком обретении независимости у победителей и мысли не было. Зато последовавший взрыв ненависти имел вполне определенную направленность – поквитаться за все со шляхтой и ксендзами. Квитались, и еще как! Список довольно длинный: здесь и поход татарской орды с казаками ко Львову, который предпочел откупиться, а не сражаться, и разграбление и сожжение костелов, и массовые убийства, и даже разорение могил католиков. 

Едва ли сам Хмельницкий догадывался о том, какую силу пробудил к жизни. Поначалу он устроил нечто вроде «рокоша», то есть мятежа, а не освободительную войну. В письме королю Владиславу, написанному сразу после Корсунской битвы, гетман каялся: «Согрешили мы, что взяли в плен гетманов и войско… которое на нас наступало, согласно воле в[ашей] к[оролевской] м[илости], разгромили. Однако просим милосердия… верно возвратимся [назад]». В этом послании, которое Владиславу не пришлось уже прочитать, казачье выступление преподносилось как совершенное по королевскому велению – и прекращение его ставилось в зависимость от уступок короля казацкой старшине.

За первыми столкновениями последовала череда больших и малых сражений и осад, которые прерывались примирением и договорами, то расширявшими права казаков до желаемого результата, то, с наступлением перелома, возвращавшими все к исходной точке. Зборовский договор, заключенный в августе 1649 года после очередного поражения нового короля Яна Казимира, стал высшей точкой успехов казачества. Участники восстания получили амнистию, реестр (легальная численность) вырос до 40 тыс. человек, уния упразднялась, а должности и чины на местах отдавались православной шляхте. Возникала автономия – Гетманщина под началом выборного гетмана. Казалось бы, сделан первый важный шаг, превращающий в реальность мечту старшины – войти полноправной третьей силой в состав Речи Посполитой, а не прозябать в роли бесправных «хлопов». 

Однако этот проект был заведомо обречен на провал – и дело тут не в высокомерном взгляде панов на придавленных к земле украинских крестьян, а в их страхе утратить власть в Речи Посполитой с ее шаткой государственностью. К этому надо добавить, что взаимная ненависть сторон достигла того градуса, когда выжигался всякий намек на компромисс. 

Зборовский договор стал фикцией, поскольку поляки его выполнять не желали, а Хмельницкий не мог. Загнать «показачившихся» крестьян – а их было много больше, чем казаков по реестру, – назад в крепостные было не под силу даже гетману. Новая война была неизбежна, и в конце 1650 года она разразилась. 

Титульный лист реестра войска Запорожского. 1649 год

Казачья разведка. Худ. Ю. Брандт. 1876 год

Бой Максима Кривоноса с Иеремией Вишневецким. Эпизод освободительной войны малороссийского народа против польского порабощения. Худ. Н.С. Самокиш. 1934 год

От Белоцерковского мира до Переяслава

Тяжелое поражение казаков под Берестечком в июне 1651-го привело к Белоцерковскому миру, сократившему все – от территории, подконтрольной гетману и сжатой до размеров Киевского воеводства, до казацкого реестра, усеченного вдвое. Хмельницкий был не из тех, кто любил вычитание и деление применительно к себе, однако положение было таково, что приходилось терпеть. Но тут гетману помогли сами поляки, которым и того, что было оставлено по договору казакам, показалось слишком много. Сейм не ратифицировал Белоцерковский договор. Между тем возвращение польских шляхтичей в Поднепровье привело к новым выступлениям казаков и крестьян. Становилось очевидным, что достигнутый мир – не более чем пролог к очередному столкновению. 

В новой войне главными событиями стали сражение под Батогом (май 1652 года) и осада запорожскими казаками и крымцами Жванца, за укреплениями которого укрылось войско Яна Казимира (октябрь-декабрь 1653-го). Особенно болезненным для поляков был разгром под Батогом. Погиб сам командующий, не так давно вернувшийся из крымского плена польный гетман Калиновский. Его голову поднесли Хмельницкому на пике. Как только кончилась битва, Хмельницкий выкупил у татар всех пленных и приказал их убить в отместку за Берестецкое поражение. После этого при варшавском дворе имя гетмана произносилось только вкупе с ругательством – его примирение с королем окончательно стало невозможным. 

Хмельницкий был слишком умен, чтобы не понимать: прежние громкие казацкие победы только раздразнили противника. Военный потенциал Речи Посполитой был несравненно больше, чем у Гетманщины, а старшина чересчур ненадежна, чтобы полагаться на ее верность. Ей не впервой было откупаться головой главного, как только король посулит им за это прощение. Нужно было искать иной выход – это был тот личный мотив, которым, похоже, стал руководствоваться гетман. 

Но была и еще одна важная причина у тех, кто жил на обеих сторонах Днепра. В начале 1650-х годов этот некогда цветущий край представлял собой печальное зрелище. Многолетняя война, карательные экспедиции, набеги крымцев, эпидемии, голод – все эти факторы, сложившись, опустошили и обезлюдили Поднепровье. Мира и спокойствия, жизни без панского ярма, с распахнутыми настежь дверями православных храмов хотелось уже тогда всем – и всем сердцем. Нужна была надежда, и эту надежду сулил союз с Русью.

Памятник Богдану Хмельницкому в Киеве. Скульптор М.О. Микешин. 1888 год

Москва: дорога в Переяслав

Дорога к Переяславу началась вовсе не в 1653 году, а много раньше, когда в Москву зачастили посланцы от казаков и православного духовенства с прошениями о переходе в русское подданство. Но просителям не было крепкой веры, при царском дворе хорошо знали, что запорожские казаки – народ переменчивый. Еще живы были воспоминания о гетмане Петре Сагайдачном, огнем и мечом прошедшем на исходе Смуты по югу Русского государства. Не забыты были подвиги единоверцев и в годы Смоленской войны – только на стороне поляков.

Ситуация кардинально изменилась с началом восстания Хмельницкого. По мере того как разгоралась освободительная война, обращения о подданстве стали перемещаться из сферы пожеланий в область реальной политики. Но даже тогда Москва предпочитала действовать с большой осмотрительностью, пытаясь понять, насколько можно полагаться на гетмана. Беспокоил и народный характер восстания: оставалось неясным, куда может повернуть мятежный «сброд» и как отзовется это на пограничье самой Руси. Наконец, заключенное в 1647 году соглашение с Варшавой о взаимопомощи в борьбе с Крымом отталкивало от Хмельницкого, выступившего в союзе с татарами. Да и прошлые неудачи в войнах с Польшей заставляли царя Алексея и его приближенных осторожничать. 

Однако, по мере того как раскрывались потенциал и направленность восстания Хмельницкого, крепла мысль, что такой случай никак нельзя упускать. При этом для Москвы было очень важно обосновать, а затем громко продекларировать весомые причины, побуждавшие к войне с Речью Посполитой. Первой из таких причин Земский собор 1653 года назвал «умаление государевой чести»: поляки будто бы «называли то дело, государскую честь, малым делом и, смеяся, ставили ни во что». К этому добавилась тема посреднических усилий Алексея Михайловича, который хотел примирить казаков с польской короной. Но все труды оказались напрасны. Поляки «в мире с черкасы отказали». Оставалось одно – принять Запорожское войско под высокую руку государя. 

Освободительное движение на Украине под руководством Богдана Хмельницкого. 1648–1654 годы

«Волим под царя восточного…» 

9 октября 1653 года к гетману из Москвы отправилось посольство во главе с боярином Василием Бутурлиным. Оно должно было известить о решении Земского собора и вручить грамоту о принятии Запорожского войска в подданство. В Переяслав посольство прибыло 31 декабря. Шесть дней спустя, задержавшись из-за припоздавшего ледостава, в город приехал Хмельницкий с полковниками, чтобы «о всяких делах разговор учинить». Из статейного списка Бутурлина мы узнаем, что вечером 7 января 1654 года Богдан собрал на тайную раду гетманскую и полковую старшину. После обсуждения было принято решение – поклониться «под государеву высокую руку». 

Утром 8 января ударили в барабаны, созывая на «собрание всего народа». Сошлось «великое множество всяких чинов людей», перед которыми прозвучала знаменитая речь-призыв Хмельницкого. Объявив, что после шестилетней жизни в «беспрестанных бранях» без государя уже «нельзя нам жити боле без царя», гетман предложил на выбор четыре «кандидатуры»: король, султан, крымский хан и царь. Как опытный оратор, Хмельницкий умело выстраивал речь, сказав, что «царь турский есть бусурман», как и хан крымский. Про короля гетман умолчал – предпочел напомнить про польское «утеснение», о тяжести которого и говорить «никому ненадобеть». Оставался русский царь – единого исповедания, под властью которого, «если со усердием возлюбим», обретем «благотишайшее пристанище». В ответ все единодушно «возопили»: «Волим под царя восточного, православного!» После чего Бутурлину было объявлено, что «козаки и мещане все под государеву высокую руку подклонились». 

Конечно, в толпе, особенно среди старшины, были сомневавшиеся и даже противники решения рады, однако эмоциональная народная реакция, столь частая в истории Украины, накрепко запечатала уста несогласных. И что бы позже ни утверждали сторонники «украинской национальной идеи», готовые отречься от Переяслава, эта реакция выдает подлинные устремления народа, получившего наконец возможность сохранить свою веру и национальное бытие. Да, в этом было много стихийного, замешенного на неясных воспоминаниях об общем прошлом, сходстве веры и близости культур, к тому же еще и приправленное острой ненавистью к польской власти. Но это был выбор именно народа, за которым стояла историческая правда. После всего пережитого – не за год и даже не за десятилетия, а за века, – в ситуации пробуждения национального самосознания, решение о соединении Великой и Малой Руси было неизбежным и взаимным. Альтернативы, строго говоря, просто не было – выбор был предрешен всем прошлым и настоящим. 

Арка дружбы народов, установленная в центре Киева к празднованию его 1500-летия. На переднем плане композиции – Василий Бутурлин и Богдан Хмельницкий. Скульптор А.П. Скобликов. 1982 год

Это был выбор народа, за которым стояла историческая правда. После всего пережитого – не за десятилетия, а за века – решение о соединении Великой и Малой Руси было неизбежным и взаимным

Присяга Хмельницкого

После того как Хмельницкий сообщил Бутурлину о приговоре рады, все отправились на церемонию принесения присяги в соборную Успенскую церковь. И тут случился казус, который многое проясняет в истории последующих отношений между царской властью и казацкой старшиной. Гетман неожиданно потребовал от посла, чтобы тот «учинил веру [то есть присягу] за царя» с обязательством Запорожское войско «королю не выдавать», казачьих вольностей не нарушать и каждого оставить «в том чине и состоянии, в каком он ныне пребывает». Кроме того, за старшиной должны быть сохранены все ее маетности (владения), а царь пусть даст на них свои государевы грамоты. Последнее требование очень показательно: захватив в ходе восстания владения магнатов и католической церкви, старшина спешила закрепить их за собой. 

Остается неизвестной первая реакция Бутурлина, человека, судя по всему, не особенно сообразительного. Опешил боярин или был заранее приуготовлен к подобному требованию, но в ответ он выговорил гетману, что в Московском государстве принято приносить государю присягу с обязательством «служить, и радеть, и прямить и всякого добра хотеть… А того, что за великого государя веру учинити, николи не бывало и впредь не будет». Посол добавил, что просить о том «непристойно, потому что каждый подданный повинен [обязан] веру дати своему государю». А то, о чем просил Хмельницкий, казаки получат, поскольку «государево слово переменно не бывает». 

Произошедшее под сводами Успенской церкви ярко отражает разницу в политической культуре сторон. Бутурлин, носитель московской самодержавной идеологии, исходил из того, что казачье войско должно смиренно просить о подтверждении своих прав и вольностей. Царь, помазанник Божий и носитель Правды, жалует по своей воле, а не по принуждению подданных. А гетман и старшина, впитавшие политические идеалы Польши с ее шляхетскими вольностями и ограничениями королевской власти, хотели не милости, а твердых обязательств, подтвержденных крестным целованием. При таком различии в понимании того, о чем договаривались стороны, очевидна и разница в моделях поведения. 

Отказ Бутурлина присягать за Алексея Михайловича заставил Хмельницкого удалиться с полковниками на совещание. Посол ждал «многое время». Полковники, уже без гетмана, вторично появились в церкви с тем же требованием, «чтоб им учинили веру за государя». Бутурлин ответил отказом: это польские короли «подданным своим чинят присягу», но они правители «неверные и не самодержцы». Полковники попытались зайти с другого края: они-де государю верят, а вот простые казаки – нет. Но и здесь получили отказ с упреком: «незнающих людей» надлежит «от таких слов унимать». 

После нескольких часов споров старшина сдалась. Хмельницкий, теперь уже «гетман войска Запорожского Его царской милости», присягнул среди первых. Он же объявил Бутурлину, что войско направит свое посольство в Москву бить челом государю о «своих делах». Действительно, два месяца спустя в Москву прибыло посольство, во главе которого стояли войсковой судья Самойло Богданов и переяславский полковник Павел Тетеря – последний, между прочим, был противником принятия московского подданства. В результате переговоров появились так называемые «мартовские статьи» 1654 года, частично повторявшие положения прежних договоров казаков с короной. Вот только стали они результатом челобитья и царской милости. Разница была огромной, ведь самодержец волен был статьи дать, но волен был и отобрать.

Здание Центрального телеграфа в Москве, украшенное в честь 300-летия воссоединения Украины с Россией. 1954 год

«Чтоб делали правду»

Статьи даровали Гетманщине широкую автономию с подтверждением многих прав и вольностей казацкого войска. Сохранялись самоуправление и суд, в который царские воеводы не имели права «вступаться». Казаки по-прежнему могли выбирать гетмана, правда, утверждал этот выбор царь. Реестр расширялся до 60 тыс. человек. Признавалось право старшины получать жалованье, поскольку «на услугах войсковых всегда обретаются и хлеба пахать не могут». Собственность, бывшая, приобретенная и захваченная в годы войны, закреплялась за старшиной, получавшей на свои владения заветные «государевы грамоты». Подтверждалось обещание защищать Гетманщину от поляков и татар всеми силами Московского государства. 

Однако щедрость Алексея Михайловича имела свои пределы. Самодержец сохранял за собой высшую власть и не допускал полновластия гетмана. Именно поэтому урезаны были аппетиты Хмельницкого относительно сбора налогов. Москва согласилась с тем, чтобы «урядники» – сборщики податей – были из числа местных жителей, но отдавать собранное предписано было «тем людям, которых государь пришлет, и тем людям, кого для той сборной казны государь пришлет, над теми сборщиками смотреть, чтоб делали правду». Говоря с гетманом как с полноправным представителем Запорожского войска, Москва отклонила, однако, его попытки представлять все население Гетманщины, прежде всего жителей городов и православную шляхту – их права были подтверждены отдельно.

Произошедшее в январе 1654 года в Переяславе до сих пор служит предметом острых споров, в которые властно вмешивается политика. Продолжаются дискуссии о том, что есть Гетманщина: государство, раннегосударственное образование, протогосударство. Из этой характеристики вытекает и оценка договора с Москвой: союзный договор равноправных сторон с правом выхода? Протекторат? Воссоединение? Присоединение? Инкорпорация? Думается, что прав был замечательный историк и публицист Олесь Бузина, когда отвечал своим оппонентам по поводу существования «казацкой державы»: «Как можно представить то, чего не существовало?» Действительно, ведь у Гетманщины не было в конечном счете главных признаков государственности – суверенитета и независимости, а было лишь стремление к кому-то «прислониться». 

Впрочем, за этими спорами, касающимися истории Переяславской рады, нельзя упускать самое существенное: ее результатом стало историческое соединение двух близких народов. И те, кто сегодня призывает это забыть, выступают не только против общего прошлого Украины и России, но и их будущего.

Что почитать?

Андреев И.Л. Алексей Михайлович. М., 2003 (серия «ЖЗЛ»)

Козляков В.Н. Царь Алексей Тишайший: летопись власти. М., 2018 (серия «ЖЗЛ»)