Есть мнение, что это было большой ошибкой, ведь тем самым оказалась утраченной связь между монархом и Ставкой, Царским Селом и Петроградом. И враги императора не преминули этим воспользоваться.

Сначала поезда двигались без какого-либо препятствия. До столицы оставалось всего-то 150 верст, однако у Малой Вишеры поступила информация о том, что восставшие заняли станции Любань и Тосно и поэтому далее продвигаться небезопасно. Как выяснилось позже, это была ложная тревога, но проверить поступившие сведения не представлялось возможным.

В результате было принято решение ехать в Псков, в штаб Северного фронта, которым командовал генерал Николай Рузский. И пока поезда шли кружным путем через Бологое, Старую Руссу и Дно, в столице произошли серьезные перемены. Восставшие солдаты овладели городом, правительство подало в отставку, а реальная власть перешла в руки Временного комитета Государственной Думы и Исполнительного комитета Петроградского совета рабочих депутатов.

Однако все еще могло измениться в худшую для восставших сторону. В армии были части, верные императору. Ведь даже и после отречения Николая II нашлись военачальники, сохранившие ему верность. Так, командующий 3-м кавалерийским корпусом граф Федор Келлер заявил 3 марта всему личному составу: «Я получил депешу об отречении государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы государь император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию».

Силы революционного лагеря не были в достаточной степени организованы, что признавали и его «вожди». В частности, депутат-прогрессист Александр Бубликов, сыгравший важную роль в событиях Февраля 1917-го, впоследствии вспоминал: «Достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание было подавлено. Больше того, его можно было усмирить простым перерывом ж.-д. движения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться. В марте еще мог вернуться царь. И это чувствовалось всеми: недаром в Таврическом дворце несколько раз начиналась паника».

Между тем решающий удар по монархии был нанесен именно с фронта. Точнее сказать, его нанесла армейская верхушка: генералы организовали мощнейшее давление на императора. Начальник штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал Михаил Алексеев отправил Николаю в Псков телеграмму, в которой настоятельно советовал «призвать ответственное перед представителями народа министерство». Его тут же поддержал генерал Рузский. Это был столь слаженный и «авторитетный» прессинг, что царю пришлось пойти на некоторые уступки. Генералу Николаю Иванову, экспедиционный корпус под руководством которого ранее был направлен в Петроград, государь телеграфировал: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать».

Фактически под давлением военной верхушки император отказался от силового варианта разрешения кризиса. В итоге идея «ответственного министерства» вылилась в создание Временного правительства, во главе которого встал князь Георгий Львов. После этого тон оппозиции изменился. Теперь от царя требовали только одного – отречения. Генералы тоже изменили свое мнение и стали убеждать Николая отречься. Для того чтобы все выглядело совсем уж доказательно и демонстративно, Алексеев путем телеграфного опроса заручился поддержкой главнокомандующих фронтами и флотами. И почти все они согласились на отречение. Все, кроме вице-адмирала Александра Колчака, командовавшего, как тогда говорили, «флотом Черного моря». Колчак оставил запрос Алексеева без ответа…

Итак, на императора было оказано очень мощное давление. Но этим все дело не ограничилось. Весьма интересная история вышла с уже упомянутой экспедицией генерала Иванова в мятежный Петроград. Иванов, находившийся в Царском Селе, получил странную телеграмму от Алексеева. Наступило 1 марта, столица уже была в руках восставших, а начальник штаба Ставки сообщал Иванову, что в Петрограде все успокоилось: создано лояльное царю Временное правительство, к которому примкнули «войска в полном составе». Это новое правительство будто бы выпустило воззвание к населению, в котором говорится о незыблемости монархического правления в России. Утверждалось, что все сохраняют верность государю и с нетерпением ждут его приезда в столицу. В общем и целом отмечалось, что «дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию». При этом Алексеев предлагал довести содержание телеграммы до царя. Понятно, что перед нами чистой воды дезинформация, которой начальник штаба Ставки сознательно снабдил сначала Иванова, а потом и главу государства.

В результате всех этих манипуляций верховная власть в России оказалась парализована. Царь принял решение отречься от престола. Очевидно, что давление генералов на императора сыграло важную, если не решающую роль в его отречении. Но вот вопрос: существовал ли собственно заговор генералитета как нечто заранее спланированное?

Полной ясности с этим нет. С уверенностью можно лишь сказать, что и Алексеев, и Рузский тесно взаимодействовали с председателем Центрального военно-промышленного комитета октябристом Александром Гучковым, который делал ставку именно на военный переворот. Рузский и вовсе спешил советоваться со штатским Гучковым по самым разным вопросам, в том числе и специфически военным.

Отдельного разговора заслуживает так называемая «Военная ложа», созданная Гучковым. Одним из ее идеологов был библиотекарь Академии Генерального штабаСергей Масловский (писательский псевдоним – Мстиславский), офицер высокообразованный и амбициозный. Считается, что именно в этом кругу генерировались силы военного заговора. Впрочем, здесь историки не пришли к единому мнению. Некоторые из них указывают на то, что прямых данных о принадлежности верхушки генералитета к «Военной ложе» нет. Известная исследовательница истории русского масонства Нина Берберова, напротив, писала: «Генералы Алексеев, Рузский, Крымов, Теплов и, может быть, другие были с помощью Гучкова посвящены в масоны. Они немедленно включились в его «заговорщицкие планы»». Видный исследователь истории Белого движения доктор исторических наук Василий Цветков хотя и признает связи отдельных генералов с масонами, но все-таки считает членство в масонских ложах генералов Михаила Алексеева, Лавра Корнилова и вице-адмирала Александра Колчака ничем не доказанным.

Так или иначе, «передовая общественность» тогда просто-напросто грезила идеей верхушечного переворота. Михаил Родзянко, председатель Государственной Думы в 1911–1917 годах, потом вспоминал: «Мысль о принудительном отречении царя упорно проводилась в Петрограде в конце 1916 и в начале 1917 года. Ко мне неоднократно и с разных сторон обращались представители высшего общества с заявлением, что Дума и ее председатель обязаны взять на себя эту ответственность перед страной и спасти армию и Россию… Многие при этом были совершенно искренне убеждены, что я подготовляю переворот и что мне в этом помогают многие гвардейские офицеры и английский посол Бьюкенен».

Сам Родзянко писал об этом с иронией. Но как бы то ни было, «дело» оказалось сделано. Либеральная оппозиция и амбициозный генералитет праздновали победу. Им представлялось, что перед ними открываются блестящие перспективы. Однако либералы и генералы не успели воспользоваться плодами своей «победы». Наступало время социалистов…