В праздничный день, 7 ноября 1928 года, Мясников покинул страну победившего социализма. Из Персии он кое-как перебрался в Турцию, где явился к своему бывшему оппоненту Льву Троцкому, тоже оказавшемуся в изгнании. Троцкий отказался от сотрудничества, но приютил беглеца у себя в доме и дал ему немного денег. Помогли Мясникову и немецкие друзья, собрав средства на дорогу до Парижа. В 1930 году обтрепанный и голодный Ганька прибыл во Францию, где, вспомнив молодость, устроился слесарем на металлургический завод. Там он учился в вечерней школе на инженера и попутно учил язык. Это помогло ему сойтись с французскими анархо-синдикалистами, которым он вновь предложил создать «рабочий интернационал».
В 1934 году с их помощью Мясников напечатал и распространил протест против преследования оппозиции в СССР. Власти Франции косо смотрели на антисоветскую агитацию: Ганьку вызвали в полицию и велели покинуть страну. Не послушавшись, он уехал в город Куломье строить клинику для нервнобольных. Там оставался два года – то ли санитаром, то ли пациентом. Затем вернулся в Париж, где работал на Всемирной выставке и, в частности, собирал знаменитую скульптуру Веры Мухиной «Рабочий и колхозница». Его мыслей по этому поводу мы не знаем, но известно, что в это время он писал свою «Философию убийства», которую потом послал Иосифу Сталину. Не затем ли, чтобы заслужить прощение как старый революционер? Возможно, такое прощение ему обещали, поскольку он явился в советское посольство за визой. Это было в неудачный день – 23 июня 1941 года, когда после начала войны с СССР посольство заняли немцы. Ганьку арестовали и поставили на учет в гестапо, но он бежал на юг, где правил режим Виши, и был арестован уже французской полицией. Подозрительного русского отправили в концлагерь, однако он бежал и оттуда и скрывался в Париже вплоть до освобождения города.
Среди эмигрантов тогда царили радужные настроения: многие стремились назад, в СССР, уверяя, что после Победы Сталин ослабит репрессии и даже распустит колхозы. Этому поветрию поддался и Мясников, которому до смерти надоела одинокая жизнь и работа слесаря, изо дня в день изготовлявшего одинаковые детали. Он хотел увидеть семью, друзей, родную Мотовилиху. Он не догадывался, что его друзья казнены, сыновья погибли на фронте, а жена сошла с ума.
Обо всем этом он так и не узнал: сразу после возвращения в Москву в январе 1945-го его бросили в тюрьму. Обвинения были стандартными: измена родине, шпионаж, антисоветская агитация. Возмущенный Ганька написал давнему знакомому по Перми Вячеславу Молотову, жалуясь на «возмутительные и чудовищные обвинения». Он требовал отправить его обратно во Францию и даже… выплатить зарплату за время пребывания в тюрьме. Молотов оставил письмо без ответа, а в октябре Мясникова судила Военная коллегия. Приговор, тоже стандартный, – смертная казнь с конфискацией – был приведен в исполнение 16 ноября 1945 года.
При аресте у Мясникова нашли сплющенную пулю от нагана – по его словам, ту самую, какой был убит Михаил Александрович. Сам он, как мы знаем, в расстреле не участвовал: сувенир привез кто-то из подручных. Похоже, бывший слесарь до конца верил в свою правоту, не видя связи между пулей, которой по его приказу убили невинного человека, и той, что оборвала его собственную жизнь.
Вадим Эрлихман, кандидат исторических наук