Русь и Степь

Появление на границах русских земель монголов было воспринято едва ли не как предзнаменование надвигающегося конца света. «Пришли народы, о которых никто точно не знает, кто они, и откуда появились, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры». Вполне возможно, что они «вышли из пустыни Етриевской, находящейся между востоком и севером». Ибо, согласно древним пророчествам, «к скончанию времен появятся те, которых загнал Гедеон, и пленят всю землю от востока до Евфрата, и от Тигра до Понтийского моря, кроме Эфиопии». Так начинается рассказ о первой встрече русских князей с неведомым народом в наших летописях. «Один Бог знает, кто они и откуда пришли… Мы же не знаем, кто они такие, а написали здесь о них на память о русских князьях и о бедах, которые были от этих народов», – подчеркивали летописцы.

«Беда», о которой сообщали летописи, случилась восемьсот лет назад, 31 мая 1223 года. Монгольская армия, возглавляемая лучшими полководцами Чингисхана – Джебе и Субедеем, разбила объединенное русско-половецкое войско на реке Калке. Тогда мало кто догадывался, что это поражение – лишь прелюдия к гораздо более жестоким и кровавым событиям, которые захлестнут русские земли полтора десятилетия спустя…

Это было страшное время. Выдающийся французский медиевист Жак Ле Гофф вообще считал, что Средневековье было «миром, проникнутым страхом». По его словам, «творимые дьяволом опасности погибели казались столь многочисленными, а шансы на спасение столь ничтожными, что страх неизбежно преобладал над надеждой». Современники событий, жившие в разных уголках земного шара, с одинаковым трепетом фиксировали проявления ужаса, охватившего тогдашний мир. Один из крупнейших хронистов английского Средневековья монах-бенедиктинец Матвей Парижский (ок. 1200 – 1259) писал о том, что жители Готии (нынешний шведский остров Готланд в Балтийском море) и Фризии (часть побережья Северного моря на территории современных Германии и Нидерландов), убоявшись нашествия татар, не стали даже выходить в море и не пришли в Англию, «как у них заведено, во время лова сельди, которой они обычно нагружали свои суда». А потому, отмечал хронист, «сельдь в этом году в Англии из-за обилия [ее шла] почти за бесценок… хотя она и была самой отборной». «Никто не спал в стране, на которую татары еще и не нападали, – всяк со страхом и трепетом выжидал их прибытия», – вторил монаху-бенедиктинцу арабский историк Ибн ал-Асир (1160–1233), живший на другом краю света – в древнем ассирийском Мосуле…

В конце 1237 года монголы появились у границ Руси. Нашествие проходило в два этапа. В первые месяцы 1238 года смерч пронесся по территории Рязанского княжества, Суздальской земле, по касательной задев владения Великого Новгорода и восточную часть Черниговщины (вспомним знаменитый Козельск – «злой город», как прозвали его завоеватели). Затем – после почти годовой паузы – монголы вторглись в южнорусские княжества, в 1239-м взяли Переяславль Южный, Чернигов, в конце 1240-го – Киев и отправились далее на запад, покорять страны Восточной и Центральной Европы.

Это была огромная сила. Даже сообща, собрав войско по всей Руси, противостоять ей было бы крайне затруднительно. В одиночку же это было просто немыслимо. Историк Анатолий Кирпичников предполагал, что «в сражениях с войсками русских княжеств и в операциях по захвату городов они [татары] обладали 10–30-кратным численным перевесом – даже объединенное войско нескольких земель не могло противостоять такой армаде».

Однако в тот момент, когда монгольская армия оказалась у русских границ, ни о каком союзе князей речь не шла. Отношения между наиболее могущественными правителями распавшейся на множество княжеств Руси, по выражению историка Антона Горского, переросли в «перманентную междоусобную войну», которая исключила возможность объединения сил для отпора завоевателям. Причем эта война не прекратилась не только после разорения Батыем Северо-Восточной Руси, но и тогда, когда монголы начали поход против южнорусских княжеств. Даже в этой ситуации «князей-противников, похоже, больше заботила борьба между собой, чем приближающееся нападение внешнего врага». Оставшись же один на один с полчищами завоевателей, русские земли были обречены. Результат оказался плачевным: князья вынуждены были признать власть чужеземного правителя, платить ему дань, добиваться благосклонности и самого хана, и его многочисленного и жадного на русские подношения окружения. Эта унизительная история продлилась почти два с половиной столетия – до 70–80-х годов XV века.

Впрочем, именно в эпоху ордынского ига (в чем-то благодаря ему, а в чем-то вопреки) возникла и окрепла Московская Русь. И именно ее правителям суждено было добиться свержения иноземного владычества. Важным приобретением этой эпохи стала неистребимая потребность в суверенитете, праве самим решать свою судьбу, независимо от воли и устремлений чужих центров силы. За то, чтобы приобрести это качество, русские земли дорого заплатили. Но без этого не было бы Победы.